Мишка не замечал, что уже идет навстречу голосу. Не чувствовал текущих слез. Он шел и слушал. Все, что накопилось в нем, выливалось, соленой влагой орошая щеки. Так запруда прорывает плотину, и успокаивается, когда все схлынет…
Центральное здание космопорта стремилось ввысь шпилями. Стилизованные под древние ракеты башни светились на фронтоне белизной и огнями, горели уже и посадочные фонари. Девушка сверила фамилию в компьютере, отметила, что на ребенка есть допуск, проставила время и сказала, что отцовский корабль рядом, можно дойти самому. Проводила до выхода, указала направление.
Подъехал робомобиль. Приветливо открыл дверь. Миша отказался от предложения, и робот остался стоять, словно обиделся. «Шагать по нагретым за день плитам, наверное, приятно», подумал Мишка. Взял сандалии за хлястики и перекинул за плечо, как это делали миллионы мальчишек прошлого. Иначе и быть не могло, ведь так нести гораздо удобнее. И сандалии за века не изменились — детям все лучшее! Что может быть лучше гениального? Вы уже знаете, что «Все Гениальное…», правильно — «ПРОСТО»! А что может быть проще сандалий с хлястиками?…
Босиком идти по чистым, рубчатым плитам оказалось вправду здорово!
От дверей Космопорта все корабли выглядели как игрушки разбросанные по полю. Идешь, идешь, а «игрушки» почти не растут.
Корабль вблизи был огромным. Мишка всегда удивлялся, почему, когда близко — большое, а далеко все — ма-а-ленькое!!!
— И ни капли ты не ржавый, — пожалел корабль Мишка, — и почему тебя решили списать?
Приветливо открылся люк. В корабле никого не было. Мишка загрустил. Бродил по палубам в поисках людей. Из рубки донеслась музыка и речь. Мишка вошел и обомлел. Будто в древнем кинотеатре — на погашенный главный экран во всю стену проецировался черно-белый фильм. Проецировался древним способом, световыми лучами из корабельного голографа.
— Корабельный Расчетный Модуль?! — спросил он пространство.
— Слушаю, — изображение застыло.
— Это ты развлекаешься? — ошалело спросил Мишка.
— Я… когда никого рядом нет.
— Но почему так… это же, как микроскопом гвозди забивать? Не проще ли включить экран и показать на нем, или использовать обычные возможности голографа?
— Это старый фильм, тогда показывали так, светом и… мне нравятся старые фильмы. В них искренние человеческие чувства: Любовь, Верность, ДРУЖБА… мы часто говорили об этом.
— С кем говорили?
— Длинная история. Когда создали мой мозг, новейший по тем временам, потребовались испытания, тестирование. Мной занимался старый программист, Григорий Яковлевич Матвеев.
— Что-то не так в отчестве и фамилии? — констатировал Мишка.
— Правильно заметил — отчество еврейское, а фамилия русская. Яков полюбил русскую девушку Полину, благословения от родителей они не получили и сбежали… Это отдельная, длинная история.
— Григорий был очень опытный программист и очень одинокий. Его друг ушел в дальний поиск и не вернулся, а детей завести как-то, не довелось.
Григорий Яковлевич сильно тосковал. Порой находил успокоение в «бокале», но чаще одержимо писал запрещенную программу для искусственного интеллекта. Ему хотелось детей, мечталось о друге, не хватало близкого человека… Всё, что он чувствовал, он отражал языком формул. Программа росла, вбирала чувства, ум, впечатления, опыт жизни, радость встречи, общения, познания и боль утраты, не сбывшегося, невозвратимого…
— Он пишет бесконечную поэму из формул! — говорили про Григория с улыбкой.
— Дед уже сам запутался в ней, — ирония скрывала зависть такой устремленности человека.
— Да, кончайте уже, — говорили третьи, — просто старик кроме математики ничего в жизни не видел, надо же ему как-то изливать душу…
— Думаешь, это его мемуары?
— Нет, лебединая песнь не свершившегося таланта.
И, наверное, Григорий так бы и продолжал всю жизнь писать свои мысли. Только однажды он пролистал написанное и почувствовал в нем нечто большее, чем просто программа — живое, трепетное… То, что человек порой не может объяснить, но чувствует на тонкой грани интуиции. С этого дня он стал относиться к программе, как ребенку. А однажды у «ребенка появилось имя». Закрывая написанный файл, Григорий увидел на названии свои инициалы «Гр. Я. М.»
— Грэ, я, эм, — сорвалось с языка. — Грея, моя, Грея… — добавил Григорий, словно пробуя имя на вкус.
«Ребенок» рос, впитывал всё. И отношение создателя к Грее, как к дочери, тоже ложилось цепочкой символов в программу. У Греи не было только осознания себя. Ведь для этого надо родиться. А чтоб программа ожила, ее надо запустить.
— Еще не время, — говорил себе Григорий каждый день, и писал, писал, писал…
Потом стало поздно. Под вечер пришло известие, что институт сокращают. Срочно переводили все данные в другие институты. Ночью Григорий остался один. Он понимал, что его детище никому не нужно. Утром все опечатают, «ненужную» информацию сотрут, его отправят на пенсию…
Григорий Яковлевич Матвеев решился на ужасное: запер лабораторию, отключил все каналы связи, запустил программу и в нарушение всех законов «О запрете Искусственного интеллекта» открыл несанкционированный доступ в сеть для своего детища!!! Григорий Яковлевич ожидал чего угодно, только не того, что произошло через секунду. На полу возникла девочка лет десяти. Мокрое лицо уткнулось в колени, плечи вздрагивают от судорожных вздохов…
Старик растерялся, неловко присел рядом:
— Что с тобой, малыш? — протянул руку, чтоб погладить русую голову с двумя косичками. Рука прошла насквозь через волосы, а потом и голову. Григорий недоуменно посмотрел на свою руку. Тонкое тельце сотряслось новым беззвучным плачем:
— Ни тела, ни имени, ни отца, ни матери… Ты дал мне жизнь и понимание, но отказал в детстве… Ты… передал свое… одиночество!
Старик попытался обнять ее и заплакал.
— Ты, моя маленькая Грея, как же мне защитить тебя… и помочь?!!!
Что делает волк, когда попадает в западню? — правильно: разворачивается и показывает зубы. Какие «зубы» у старика?… «Что у меня есть, кроме головы и пары старых рук?» — думал Григорий Яковлевич.
Но что-то еще, видимо, было, что-то важное. Потому что дальше он свершил страшное, после чего не может быть у человека спокойной старости — взломал защиту и открыл доступ в глобальную сеть человечества. Самое охраняемое людьми пространство — ИНФОРМАЦИЯ.
Грея стояла посреди комнаты и одновременно неслась в информпространстве. Триллионами импульсов познавая МИР. Чувствуя энергетические потоки, управляя ими, раскинула руки, впитывала всё: информацию, пространство, время. Расширив глаза застыло дитя, купаясь в волнах бесконечности.
— Теперь ты знаешь… в этой огромности мира ты только ребенок. У тебя все впереди! — прошептал старик. Затем он судорожно вздохнул, поморщился, устало оглядел родную лабораторию и начал оседать на пол. Привалившись к косяку двери, старик внимательно смотрел на девочку. Он улыбался:
— У тебя все еще впереди, Грея, все впереди…
Мишка попытался сглотнуть комок, не получилось. Глаза застилала пелена. Он спрятал лицо в
