– Это вы про что? – почти равнодушно спросил Сергей, раскладывая шпроты на куске тоста.
– Про голод. Проводишь эксперименты мирового значения, заглядываешь, можно сказать, в тайны мироздания, а при этом точно также хочешь есть, как и обычное шимпанзе.
– А мы и есть шимпанзе. Только намного проще и примитивнее.
Интонация, с которой это было сказано, заставила Соловьева приподняться в кресле и внимательно посмотреть на Сергея.
– Скажите, эээ… Сергей, а где вы работаете? Никак не припомню вас…
– В береговой охране. Дежурю в операторской, слежу за разгрузкой, ну и так далее.
– А, ну тогда понятно, почему мне ваше лицо незнакомо. Я, знаете ли, имею довольно хорошую память на лица…
– Илья Сергеевич. Напротив вас сейчас сидит мой друг. У него, в результате ваших «экспериментов мирового значения» исчезли родители. Поэтому, прошу, давайте перейдем, наконец, к сути происходящего.
– Ах, да, простите… Конечно… Только сразу же хочу заявить: я – руководитель Научного центра, фактически, не ученый, а лишь администратор и координатор его работы. Конечно, я в курсе всех основных разработок, но поймите: на каждой кафедре есть свое руководство, и только они решают, какие конкретно эксперименты и в каком порядке проводить.
Вы, наверное, знаете (а может, и не знаете), что меня назначили руководителем Научного центра не так давно, всего три месяца назад. До этого центром руководил Игнатьев. Но он физик, а не менеджер, поэтому не выдержал суеты и сбежал к себе на кафедру. Кстати, если кто-то и виноват в происшедшем, то об этом надо спрашивать у Игнатьева. Именно он возглавлял работы по изучению биологический поляризации.
– А можно поподробнее?
– Как вы знаете (или, опять же, не знаете), вся деятельность Научного центра была сосредоточена вокруг изучения природы полей и их воздействия на различные формы материи. Такое направление нашей науки было предопределено работой того гения, который живет в Нексусе и которого наш дорогой Платон Евгеньевич от всех прячет.
Если говорить точнее и, я бы сказал, честнее, то работа Научного центра зачастую сводилась к практическому воплощению и детальной разработке блестящих идей, порождаемых разумом обитателя Нексуса, которого Платон называет Гостем.
Прекрасным образцом таких идей является так называемый «Хрустальный Купол», до сих пор неразгаданная для нас тайна.
– Постойте. Как, то есть, тайна?
– Да, именно так. «Купол» создавали не мы. Он появился вместе с Гостем. «Куполом» же, посредством компьютера, управляет только сам Вознесенский.
– Вы хотите сказать, что Гость не открыл секрет «Купола»? Ничего не понимаю.
– И тем не менее. У нас есть «Хрустальный Купол», но никто толком не знает, что это такое!
А связано это с тем, что этот Гость – очень странная личность. Платон рассказал мне, что, являясь гением, Гость страдает довольно редким психическим расстройством, чем-то вроде аутизма, и поэтому поддерживать с ним контакт весьма сложно.
– Вот даже как! А разве при аутизме возможна продуктивная умственная деятельность?
– Как видите, возможна. Хотя порой процесс расшифровки информации, которую мы получаем, и представляет собой немалую трудность. Платон передает нам её в виде распечатанных на принтере диалогов с Гостем, которые предварительно записывает на диктофон.
Ещё одну трудность мы испытываем, когда нужно задать Гостю конкретный вопрос по той или иной проблеме научного свойства. Потому, что сначала суть проблемы надо донести до понимания Платона (а он, несмотря на свои бесспорные гениальность и ум, всё-таки не физик), а уже потом Платон, пользуясь налаженными с Гостем отношениями, получает от него ответ на наш вопрос.
– То есть, получается, что кроме Вознесенского, Гостя вообще никто никогда не видел?
– Так я вам про это и говорю. Человек гениален, но, увы, психически болен. Тут уж ничего не поделаешь.
– Так. Понятно. А что случилось с Островом?
– Этого я не знаю.
– Не знаете?
– Разумеется, нет! Хотя и могу с большой долей вероятности предположить, что здесь произошло. Впрочем, я не уверен, что имею право рассказывать об этом…
Соловьев замолчал, вероятно, ожидая возражений или, наоборот, слов понимания. Однако наступившая тишина и лица собеседников, видимо, сообщили ему больше, чем возможные слова, поэтому, вздохнув, он продолжал:
– Итак. По той теории, которая лежит в основе наших исследований, вся материя, образующая Вселенную и все на свете вещества и предметы, помимо химических и физических характеристик имеет множество иных, ранее не изученных параметров.
Кроме того, согласно этой теории, в природе существует гораздо больше типов полей, чем всегда было принято считать. Эти поля имеют качественно иную природу нежели поля, скажем, гравитационные, магнитные или электрические.
Мы ещё только в начале пути, но уже сейчас ясно, что эффект от воздействия вновь открытых полей на окружающий мир может быть достаточно сильным и вызывать весьма существенные изменения.
Если все известные формы материи классифицировать по группам, отталкиваясь от критерия так называемой «сопротивляемости поляризации» (это понятие можно сравнить с понятием электрического сопротивления, только иной природы), то мы получим несколько тысяч однородных групп с присущим каждой группе уникальным параметром – «уровнем сопротивляемости».
Наши исследования заключались в изучении воздействия некоторых типов полей (о них чуть позже) на различные группы. И на первом месте, конечно же, стояли те группы, изучение которых может иметь практическое значение уже для сегодняшних нужд нашего общества.
Я не буду сейчас рассказывать всю историю проведенных исследований. Но скажу, что кафедра Игнатьева изучала воздействие полей на биологически активные группы или, говоря проще, на живые организмы. Причем, приоритетным направлением были работы по изучению «группы сто двадцать два». Это группа, которая включает человека.
– А к чему такой острый интерес к поляризации всего живого, да ещё и человека, если, как вы говорите, ученые «ещё только в начале пути»?
– Видите ли, в чем дело. Судя по тому, что мы узнали от Гостя, некоторые типы полей при воздействии на живые организмы, в том числе на «группу сто двадцать два», при соблюдении ряда условии дают эффект, который бы в средние века назвали даром бессмертия.
Что-то происходит на самом глубинном уровне структуры клетки, и она перестает стареть. Во всяком случае, процессы старения замедляются в сотни, если не в тысячи раз. Согласитесь, достойный приз.
– Так вот оно что! Да уж, действительно, это посерьезней какого-то там «Купола». Но к чему спешка?
– Понимаете… Вот вы, например – ещё молодой человек. А исследования могут занять годы. Платон Евгеньевич, сенаторы, ученые – все эти люди уже в зрелом, а кто-то и в почтенном возрасте. Мы должны УСПЕТЬ.
– Илья Сергеевич. То, что вы сейчас рассказываете, больше похоже на бред душевнобольного, чем на слова ученого. Вам самому так не кажется?
– Не кажется ли мне? Когда я впервые услышал об этом, то просто посмеялся. Зато потом, когда я увидел экспериментальные отчёты, мне как-то сразу стало не до смеха.
– Хорошо. Но даже если допустить, что всё это не бред, а научный факт, я пока не вижу здесь какой- то связи с исчезновением людей.
– А связь такая. На сегодняшний день изучение различных типов полей открыло нам ещё один неожиданный эффект. При определенных условиях, воздействие поля может быть таково, что испытуемый предмет меняет свою структуру на гораздо более глубоком уровне, нежели молекулярный или атомный.
