Жизнь после жизни

года он подозревал, что Красный Крест не включил его в списки военнопленных и что родные ничего не знают о его судьбе.

Окончание войны застало их в дороге, где-то под Гамбургом. Вик с удовольствием повторял конвоирам:

«Ach so, mein Freund, fur zu die Krieg ist fertig». [69]

— Удалось тебе связаться со своей девушкой, Тед? — спросил Вик, когда Тедди протиснулся назад к их столику от барной стойки, где лестью уломал буфетчицу дать ему телефонный аппарат.

— Удалось, — посмеялся Тедди. — Меня, как видно, считали погибшим. Она явно решила, что это розыгрыш.

Через полчаса, когда они пропустили еще по паре пива, Вик сказал:

— Эй, Тед, вот та, которая сейчас вошла в дверь, — это, судя по улыбке, твоя зазноба.

— Нэнси, — прошептал сам себе Тедди.

— Любимый мой, — одними губами сказала Нэнси среди общего гомона.

— Гляди-ка, она и подружку для меня привела — какая заботливая! — обрадовался Вик, но Тедди со смехом окоротил:

— Эй, полегче, это моя сестра.

Нэнси до боли стиснула ей руку, но Урсула не почувствовали боли. Он здесь, он и в самом деле здесь: сидит в лондонском пабе, перед ним пинта английского пива — все как положено. У Нэнси перехватило горло; Урсула едва сдержалась, чтобы не расплакаться. Как две Марии в преддверии чуда Воскресения, они застыли без слов.

Только теперь их заметил Тедди; лицо его прорезала широкая улыбка. Он вскочил, едва не опрокинув кружки. Нэнси бросилась сквозь толпу и обвила руками его шею, а Урсула осталась стоять на месте, вдруг испугавшись, что от малейшего ее движения эта картина счастья у нее на глазах разобьется вдребезги. Но потом ей пришло в голову: да нет же, ведь это взаправду, все так и есть, и, когда Тедди, отпустив наконец Нэнси, вытянулся по стойке «смирно» и с шиком отдал ей честь, она засмеялась от незамутненной радости.

Он что-то прокричал ей поверх толпы, но его слова утонули в общем гвалте. Ей показалось, что это было «Спасибо», но она могла ошибаться.

Снег

11 февраля 1910 года.

Миссис Хэддок с большим, как ей казалось, изяществом осушила стаканчик горячего рома. Третий по счету: она уже начала светиться изнутри. По дороге к роженице ее застигла метель; пришлось укрыться в пабе «Синий лев», не доезжая до Челфонт-Сент-Питера. В другое время она бы носу сюда не сунула, но в камине уютно шумел огонь, да и общество оказалось на удивление приятным. Вдоль стен поблескивала и позвякивала медная утварь и конская сбруя. За низкой загородкой находился общий зал, где спиртное лилось рекой. И вообще там было веселее. Люди пели хором, и миссис Хэддок невольно стала пристукивать в такт носком башмака.

— Эк метет, — сказал хозяин, облокачивась на широкую, отполированную до блеска стойку. — Куковать нам здесь не одни сутки.

— Не одни сутки?

— А вы возьмите еще стаканчик рому. Спешить-то некуда.

Благодарности за поддержку и консультации

Хочу выразить свою признательность следующим людям:

Эндрю Джейнсу (Национальный архив в Кью),

доктору Джулиет Гардинер,

генерал-лейтенанту Королевских войск связи Майклу Кичу,

доктору наук Пертти Ахонену (исторический факультет Эдинбургского университета),

Фредерике Арнольд,

Аннетте Вебер,

и моему агенту Питеру Стросу, а также Ларри Финлею, Марианне Вельманс, Элисон Бэрроу и всем сотрудникам издательства «Transworld Publishers», равно как и Камилле Ферриер, и всем сотрудникам агентства «Marsh».

Читателей, которые захотят больше узнать о том, как писалась эта книга (например, ознакомиться с библиографией), приглашаю зайти на мой сайт www.kateatkinson.co.uk

Примечания

С. 7. Будьте доблестны — цитата из Первой книги Маккавейской, ветхозаветного апокрифа, использованная в радиообращении У. Черчилля к нации 19 мая 1940 г. (его первом в качестве премьер-министра).

С. 11. Мы счастья ждем, а на порог… и так далее. — «Мы счастья ждем, а на порог / Валит беда» (Р. Бёрнс. Полевой мыши, гнездо которой разорено моим плугом. Пер. С. Маршака).

С. 14. …едет рысцой по Роттен-роу… — Роттен-роу — известная дорога для верховой езды в Гайд-парке.

С. 15. Четыре разных времени в году — первая строка из сонета Джона Китса (пер. С. Маршака).

С. 18. …дом почти в стиле Лаченса. — Эдвин Лаченс (1869–1944) — крупнейший представитель архитектуры британского неоклассицизма. Президент Королевской академии художеств с 1938 г. Один из создателей современного типа комфортной пригородной усадьбы.

С. 18. В задней части дома имелся закуток, где Хью оборудовал себе кабинет. «Да, моя роптальня», — усмехался он. — Роптальней Джон Джорндайс, герой романа Чарльза Диккенса «Холодный дом», называл одну из комнат своего дома — единственное помещение, в котором он позволял себе унылые мысли.

С. 19. …ни ковры Войси, ни ткани Морриса… — Чарльз Френсис Эксли Войси (1857–1941) — английский архитектор, проектировал загородные дома для верхушки среднего класса; в оформлении интерьеров большую роль отводил предметам декоративно-прикладного искусства. Уильям Моррис (1834–1896) — английский поэт, художник-прерафаэлит, декоратор; был одним из основателей и совладельцем ведущей европейской мануфактуры в области декоративно-прикладного искусства, просуществовавшей до 1940 г.

…жить в универмаге «Либерти»… — «Либерти» — крупный лондонский универмаг, торгующий дорогими товарами. На третьем этаже размещается постоянно обновляемая выставка тканей, на четвертом и пятом — выставляются образцы современного дизайна от ведущих фирм.

С. 26. «Тайный агент» — шпионский роман Джозефа Конрада (1857–1924),