профессия не вызывала восторга и у ее близких.
— Решила стать учительницей? — спросила Сильви. («Честно говоря, поднимись у нее брови еще выше, они бы взмыли за пределы атмосферы», — рассказывала Урсула своей подруге Милли.) — Нет, в самом деле? Ты хочешь преподавать?
— Почему все до единого задают мне этот вопрос совершенно одинаковым тоном? — Урсула была уязвлена. — Неужели я настолько не подхожу для этой профессии?
— Конечно.
Сама Милли завершила курс в Лондонской академии драматического искусства и играла в репертуарном театре Виндзора, где ставились дешевые мелодрамы и второсортные комедии, рассчитанные на невзыскательного зрителя.
— Жду, когда меня откроют, — сказала она, принимая театральную позу.
«Как видно, все мы чего-то ждем», — подумала Урсула.
«Не надо ждать, — заявляла Иззи. — Надо действовать». Хорошо ей было рассуждать.
Милли и Урсула сидели в плетеных креслах на лужайке в Лисьей Поляне, ожидая появления семейства лис. Лисица со своим потомством повадилась к ним после того, как Сильви начала их подкармливать. Рыжая стала теперь почти ручной и смело располагалась в центре газона, как собачонка в ожидании обеда, а вокруг нее бегали и кувыркались набравшие к июню резвости долговязые лисята.
— Что же мне тогда делать? — беспомощно (и безнадежно) спрашивала Урсула. — Выучиться на стенографистку и пойти на государственную службу? Это тоже довольно безрадостный выбор. Не знаю, чем еще может заниматься женщина, не желающая прямиком переходить из родительского гнезда в дом мужа?
— Образованная женщина, — уточнила Милли.
— Образованная женщина, — согласилась Урсула.
Бриджет пробормотала что-то невнятное, и Урсула ее отпустила:
— Спасибо, Бриджет.
(«Ты-то повидала Европу, — упрекнула она Сильви. — В молодости».
«Я ездила не одна, а в сопровождении отца», — возразила Сильви. Но аргумент дочери, как ни странно, возымел какое-то действие, и именно Сильви в конце концов стала ратовать за ее поездку вопреки протестам Хью.)
Перед отъездом племянницы в Германию Иззи прошлась с ней по магазинам и купила ей шелковое нижнее белье и шарфики, красивые носовые платки с кружевной каемкой, пару «шикарных» туфель, две шляпки и новую сумочку.
— Только маме не говори, — попросила Иззи.
В Мюнхене Урсуле предстояло жить на Элизабетштрассе, у семьи Бреннер, которая включала родителей, трех дочек (Клара, Хильдегард и Ханнелора) и сына-курсанта по имени Гельмут. Хью заранее списался с господином Бреннером, чтобы с пристрастием оценить его как хозяина дома.
— Герр Бреннер будет страшно разочарован, — сказала она Милли. — Его так накачали, что он ждет чуть ли не явления Христа.
Герр Бреннер, который преподавал в
Когда Урсула вышла в туалет, любитель колбасы последовал за ней в коридор. Она подумала, что этот тип собрался в вагон-ресторан, но, когда дошла до туалета, преследователь, к ее ужасу, попытался втиснуться в кабину вместе с ней, бормоча что-то непонятное и, скорее всего, похабное (чего еще ожидать после сигар и салями).
— Оставь меня в покое (
Со стороны их борьба, скорее вежливая, чем яростная, могла бы, как понимала Урсула, показаться довольно комичной. Как назло, в коридоре не оказалось никого, кто мог бы прийти ей на помощь. Она не представляла, что с ней сделает этот урод, если затолкнет в тесную уборную. (Впоследствии Урсула так и не смогла понять, почему она просто не закричала. Вот дура!)
«Спасли» ее два неизвестно откуда появившихся офицера в красивой черной форме с серебряными знаками отличия; эти двое и скрутили обидчика. Учинив ему суровый разнос (смысл которого до Урсулы не дошел), они галантно проводили ее в другой вагон, о существовании которого она не догадывалась: там ехали только женщины. Когда офицеры удалились, дамы принялись наперебой расхваливать этих красавцев-эсэсовцев.
—
Поезд прибыл в Мюнхен с опозданием. Произошел несчастный случай, объяснил герр Бреннер: с поезда упал на рельсы мужчина.
— Какой ужас, — сказала Урсула.
Хотя стояло лето, погода была холодная и дождливая. Ненастье не рассеялось и после их прибытия в огромную квартиру Бреннеров, где, несмотря на первые сумерки, даже не горел свет, а в окна за тюлевыми занавесками громко стучался ливень, словно просясь в тепло.
Урсула и герр Бреннер вдвоем затащили по лестнице ее тяжелый чемодан — сцена была довольно нелепая. Неужели никого другого не нашлось? — с раздражением думала Урсула. Хью обязательно нанял бы «человека» (а то и двоих), чтобы ее поберечь. Ей вспомнились офицеры СС: как легко обошлись бы они с этим чемоданом.
Женской половины семейства Бреннер дома не оказалось.
— А-а, не вернулись еще, — сказал герр Бреннер, не проявляя беспокойства. — Наверное, по магазинам бегают.
В квартире было много тяжелой мебели и дешевых ковров, повсюду стояли растения с крупными листьями, напоминая заросли джунглей. Урсулу зазнобило: в этом негостеприимном доме оказалось не по сезону зябко.
Они ухитрились втащить чемодан в отведенную ей комнату.
— Раньше тут жила моя матушка, — объяснил герр Бреннер. — Здесь все осталось, как было при ней. К сожалению, в прошлом году она скончалась.
Его почтительный взор, устремленный на кровать — громоздкое сооружение в готическом стиле, призванное, казалось, вызывать у спящего только ночные кошмары, — недвусмысленно указывал на то, что кончина матушки Бреннер наступила под этими перинами. Кровать словно довлела над всей комнатой, и Урсула вдруг занервничала. Она еще не оправилась после чудовищного эпизода с пожирателем колбасы — и вот она опять наедине с незнакомым мужчиной, да еще иностранцем. Как тут было не вспомнить зловещие истории Бриджет о торговле белыми рабынями. К радости Урсулы, внизу отворилась входная дверь и в прихожей поднялся шум и гам.
— Ага, — герр Бреннер просиял от удовольствия, — наконец-то!
В квартиру, мокрые от дождя, со свертками в руках, одна за другой вошли смеющиеся девочки.
— Смотрите, кто к нам приехал, — сказал герр Бреннер, особенно заинтриговав двух младших (Урсула, как выяснилось позже, не встречала более экзальтированных девочек, чем Хильда и Ханна).
— Приехала! — Клара стиснула ей руки своими влажными ладонями. —
Младшие сестры трещали без умолку, а Клара тем временем быстро обошла квартиру, повсюду