В Союзе немецких девушек можно было состоять только до восемнадцати лет, так что ни Урсула, ни Клара уже не подходили по возрасту: они, по словам Ханны, считались «старушками»,
— А что тут думать: вступлю в Национал-социалистическую женскую лигу, — говорила она; на ее изящно очерченной груди уже красовался маленький серебряный значок в виде свастики, рунического символа приобщенных.
Зайдя в вагон поезда, все уложили рюкзаки на багажные полки и к вечеру добрались до альпийской деревушки вблизи границы с Австрией. От станции они строем (и, конечно, с песней) двинулись в сторону турбазы. Местные жители останавливались поглазеть; некоторые встречали их одобрительными аплодисментами.
В общей спальне было не повернуться от двухъярусных коек, по большей части уже занятых. Вновь прибывшие теснились как сельди в бочке. Клара и Урсула решили занять брошенный на пол матрас.
На ужин все потянулись в столовую, уселись за длинные деревянные столы, и каждая получила стандартную, как потом выяснилось, порцию супа, сухарь и ломтик сыра. Завтрак состоял из ржаного хлеба с сыром, джема и чая или кофе. На свежем горном воздухе у них разыгрался аппетит, и они подчистили все до крошки.
Деревенька и ее окрестности представляли собой идиллическое зрелище; неподалеку стоял маленький замок, куда им разрешалось ходить. В его холодных, промозглых залах было выставлено множество рыцарских доспехов, знамен и геральдических щитов. Жить там было бы, наверное, очень неуютно.
Они совершали однодневные походы вокруг озера или по лесу, а назад добирались на попутных фермерских грузовиках или на телегах с сеном. Как-то раз, прошагав вдоль русла реки, они вышли к изумительному водопаду. Клара захватила с собой блокнот для рисования, и живые, сделанные на скорую руку наброски угольным карандашом получились куда более трогательными, чем ее живописные полотна.
—
В сонной деревушке на всех подоконниках стояли цветочные горшки с геранью. На берегу реки находился трактир, где можно было взять пиво и сытную телятину с лапшой. В письмах домой Урсула, разумеется, не упоминала про пиво: Сильви не смогла бы понять, что в Германии это в порядке вещей. А если бы и поняла, то осудила.
В конце концов пришло время двигаться дальше: им предстояло провести несколько дней в большом лагере для девочек и ночевать в палатках; Урсуле не хотелось покидать здешние места.
Накануне их отъезда в деревне устраивалась ярмарка, соединившая в себе сельскохозяйственную выставку и праздник урожая; для Урсулы многое осталось загадкой. («Для меня тоже, — призналась Клара. — Не забывай, я ведь горожанка».) Все женщины пришли в народных костюмах той местности; увешанный разнообразными венками домашний скот водили кругами по лугу, а потом награждали призами. Весь луг пестрел флагами со свастикой. Пиво лилось рекой, играл духовой оркестр. В центре соорудили большой помост, где юноши в кожаных штанах отплясывали под аккордеон танец
Клара только фыркала, а Урсула оценила их выучку. Она даже подумала, что не возражала бы поселиться в какой-нибудь альпийской деревушке. («Как Хайди», — написала она Памеле. Их переписка пошла на убыль: сестра не принимала новую Германию. Даже на расстоянии Памела была голосом ее совести, но ведь на расстоянии так просто быть совестливой.)
Аккордеонист занял место в оркестре, и начались танцы. Урсулу один за другим приглашали донельзя застенчивые деревенские парни, двигавшиеся какими-то рублеными движениями, за которыми она теперь угадывала довольно неуклюжий ритм три четверти, характерный для шуплаттера. Слегка захмелев от пива и плясок, Урсула не сразу сообразила, что к чему, когда перед ней возникла Клара, тянувшая за руку очень привлекательного молодого человека, явно не из местных.
— Смотри, кого я нашла!
— Кого? — спросила Урсула.
— Это нашего двоюродного брата троюродной сестры четвероюродный брат, — игриво завернула Клара. — Примерно так. Знакомься: Юрген Фукс.
— Просто троюродный брат, — улыбнулся он.
— Очень приятно, — выговорила Урсула.
Щелкнув каблуками, новый знакомый поцеловал ей ручку, и Урсула сразу вспомнила прекрасного принца из «Золушки».
— Это во мне говорит прусская кровь. — Он засмеялся, в точности как все Бреннеры.
— В наших жилах нет ни капли прусской крови, — сказала Клара.
Урсулу подкупила его улыбка, веселая и в то же время удивленная, и пронзительная синева глаз. Бесспорно, Юрген Фукс был очень хорош собой и напоминал смуглого, черноволосого Бенджамина Коула, только изображенного на фотонегативе.
Тодд и Фукс — это же пара лис. Неужто сама судьба вмешалась в ее жизнь?
Вероятно, доктор Келлет оценил бы такое совпадение.
«Как он красив!» — написала она Милли после той первой встречи. В голову лезли экзальтированные фразы из дешевых романов: «сердце зашлось», «дух захватывает». Не зря же она долгими ненастными вечерами читала книжки, взятые у Бриджет.
«Любовь с первого взгляда», — захлебывалась она в письме к Милли. Конечно, такие эмоции не следовало принимать за «настоящую» любовь (это чувство она будет когда-нибудь испытывать к своему ребенку); они лишь указывали на масштабы безумия. «Психоз на двоих, — ответила Милли. — Дивное ощущение».
«Наконец-то», — написала ей Памела.
«Основу брака составляют более устойчивые чувства», — предостерегала Сильви.
«Все время думаю о тебе, медвежонок, — признавался Хью. — Уж очень ты далеко».
Когда стемнело, через всю деревню прошло факельное шествие, а потом с башенок замка начали запускать фейерверки. Это было захватывающее зрелище.
—
Да, соглашалась Урсула, великолепно.
Цауэрберг. Волшебная гора.
—
Ева обожала свою камеру «роллейфлекс».
