успокоится, пока не сбросит бомбу на башку Гитлеру.
— Одобряю, — сказала Иззи.
Ее, как заметила Урсула, отличала совершенно особая манера общения с молодыми людьми — материнская и в то же время кокетливая (в прежние годы — просто кокетливая). Смотреть на это было неловко. Едва услышав скорбную весть, Иззи немедленно примчалась из Корнуолла в Лондон, вытребовала машину и талоны на бензин «у одного знакомого» из правительственных кругов и повезла Урсулу в Лисью Поляну, а оттуда — на военный аэродром. («Поездом тебе ехать нельзя, — сказала она, — ты просто не выдержишь».) «Один знакомый» означало у нее, как правило, «бывший любовник». («Как вы урвали себе такую тачку?» — спросил ее нагловатый владелец бензоколонки, когда они заправлялись у него по пути на север. «Переспала с членом правительства», — ангельским голоском ответила Иззи.)
После похорон Хью они долго не виделись — с того самого дня, когда Иззи сделала душераздирающее признание насчет своего ребенка; Урсула подумала, что по дороге в Йоркшир надо бы вернуться к этой теме (переступив через себя), поскольку Иззи тогда была страшно подавлена и, по всей видимости, ни с кем не могла обсуждать такие подробности. Но когда Урсула спросила: «Ты не против, если мы поговорим о твоем ребенке?» — Иззи ответила:
— А, вот ты о чем, — как будто речь шла о каких-то пустяках. — Забудь все, что я тогда наболтала, — у меня было паршивое настроение. Давай куда-нибудь заедем на чашку чаю; я бы и горячую лепешку смякала, а ты?
Да, семья собралась в Лисьей Поляне; да, «тела» не было. К этому времени статус Тедди и его экипажа изменился от «пропавших без вести» до «предположительно погибших». Надеяться больше не на что, сказал Морис, и не надо себя обманывать. «Надежда всегда остается», — возразила Сильви.
— Нет, — сказала Урсула. — Бывает, что надежды не остается.
Ей вспомнился тот младенец, Эмиль. А как выглядел Тедди? Почерневший, обугленный, скукоженный, как обгоревшая древесина? А может, от него вообще ничего не осталось, «тела нет». Стоп, стоп, стоп, приказала она себе. Постаралась дышать ровнее. Думать о нем как о маленьком мальчике, который играет с самолетиками и поездами… нет, так еще тяжелее. Намного тяжелее.
— Чему удивляться, — мрачно выговорила Нэнси.
Все сидели на открытой веранде. Каждый приложился к доброму виски из запасов Хью. Странно было пить его виски, когда его самого не стало. На письменном столе в «роптальне» стоял хрустальный графин, и Урсула поймала себя на том, что ей впервые наливает из него не отцовская, а чья-то другая рука. («Не выпьешь ли капельку доброго виски, медвежонок?»)
— Он совершил столько вылетов, — продолжала Нэнси, — что статистика уже была против него.
— Понимаю.
— Он это предвидел, — сказала Нэнси. — И даже принимал. Так у них заведено, у этих ребят. Я знаю, ты думаешь, что это наигранное, — вполголоса продолжала она. — Но у меня душа расколота надвое. Я его так любила. Я его так люблю. Не понимаю, с какой стати перешла на прошедшее время. Со смертью любимого любовь не умирает. Сейчас я люблю его еще сильнее, потому что мне его невыносимо жаль. Не только потому, что у него никогда не будет жены и детей, не будет счастливой жизни, какой он был достоин, не будет вот этого, — она обвела рукой Лисью Поляну, средний класс, всю Англию, — но еще и потому, что он был очень хорошим человеком. Звонким и правдивым, как колокол. — Она горько посмеялась. — Глупо, я знаю. Но мне ясно, что ты меня понимаешь, как никто другой. Слез у меня нет, как нет и желания плакать. Мои слезы не смогут выразить эту потерю.
Нэнси не хочет говорить, сказал когда-то Тедди, но теперь она хотела только говорить, и ничего больше. Урсула не сказала и двух слов — ее душили рыдания. Слезы текли неудержимым потоком. Глаза припухли и покраснели. Крайтон очень ее поддержал: укачивал, утешал, без конца заваривал чай (как подозревала Урсула — стянутый из Адмиралтейства). Не опускался до банальностей: не говорил, что все пройдет, что время лечит, что Тедди ушел в мир иной, — ничего такого. Мисс Вулф тоже проявила себя наилучшим образом. Она сидела рядом с Крайтоном, не спрашивая, кто он такой, держала Урсулу за руку, гладила по голове, позволяла ей быть безутешным ребенком.
Теперь все кончено, думала Урсула, допивая виски. Теперь не осталось ничего. Безбрежная, безликая пустота простиралась до горизонта ее сознания. «Вперед гляжу — жду смерти появленья, назад — лишь безнадежность видит глаз».
— У меня к тебе одна просьба, можно? — обратилась к ней Нэнси.
— Конечно. Что угодно.
— Выясни, пожалуйста: есть ли хоть малейшая надежда, что он уцелел? Ведь нельзя же, например, исключать, что он попал в плен. Если у тебя есть знакомства в Министерстве военно-воздушных сил…
— Ну, есть одна девушка…
— У Мориса тоже могут быть знакомые — какие-нибудь… высокопоставленные. — Она резко встала и слегка качнулась от выпитого виски. — Мне пора.
— А ведь мы с тобой встречались, — сказал ей Рой Холт.
— Точно, я была здесь в прошлом году, — ответила Урсула. — Останавливалась прямо тут, в «Уайт- Харте» — хозяин сдает приезжим комнаты, да ты, наверное, и сам знаешь. Это ведь «ваш» паб, да? То есть летного состава.
— Помню, мы в тот раз все вместе выпивали в баре, — сказал Рой Холт.
— Да, очень веселый был вечер.
Морис, естественно, пальцем не пошевелил, зато Крайтон попытался навести справки. Ответ был один: Тедди сгорел в самолете заживо, никто из членов экипажа не выбросился с парашютом.
— Ты был последним, кто видел его живым, — напомнила Урсула.
— Я стараюсь об этом не думать, — ответил Рой Холт. — Отличный был парень, Тед, но у нас такое не редкость. Многие не возвращаются. За ужином — вот они, здесь, а на завтрак уже не пришли. Посокрушаешься, а потом начинаешь думать о другом. Тебе известна статистика?
— В общем, да.
Он пожал плечами:
— Может, после войны поговорим. Ну, не знаю я, что вы хотите от меня услышать.
— Мы просто хотим удостовериться, — мягко сказала Иззи, — что он не выпрыгнул с парашютом. Тогда у нас не останется сомнений в его гибели. Вы ведь тоже вели бой, находились в экстремальных условиях, могли всего не разглядеть.
— Он погиб, верьте мне, — сказал Рой Холт. — Со всем экипажем. Машина была охвачена пламенем от носа до хвоста. Многие, наверно, к этому моменту уже были мертвы. Я его видел, наши самолеты летели совсем близко, в строю. Он обернулся и посмотрел на меня.
— Посмотрел на тебя?
Урсула не поверила своим ушам. Чтобы Тедди в последние мгновения своей жизни, чувствуя неизбежное… Что было у него в мыслях: луг, роща и речка, бегущая через голубой от колокольчиков лес? Или языки пламени, готовые поглотить его, нового мученика Англии?
Иззи стиснула ей руку.
— Полегче, — сказала она.
— У меня одно было на уме: как уцелеть. Его машина потеряла управление, еще немного — и врезалась бы в нашу.
Он снова пожал плечами. Сейчас он выглядел мальчишкой и в то же время стариком.
— Живите себе дальше, — грубовато добавил он, но тут же смягчился: — Я вам собаку привел. Подумал, вы ее захотите домой увезти.
У ног Урсулы спала Фортуна. Тедди был несказанно рад, когда впервые увидел ее щенком. Решив не оставлять собаку в Лисьей Поляне, он увез ее с собой на базу. «С такой-то кличкой и с такой репутацией, — писал Тедди, — ей здесь самое место». Он прислал родным фотографию своего экипажа: все безмятежно сидят в старых креслах, а у Тедди на коленях гордо красуется Фортуна.
— Но она — ваш талисман, — запротестовала Урсула. — А вдруг ты накликаешь беду, если ее отдашь?
