— Ты кто? И почему сиятельная должна о чем-то жалеть? — вовремя к недоведьмочке возвратились слова. Ну, если уж с грозной начальницей в молчанку играть перестала — всех заболтает. Эйлет хотела нахмуриться, но губы против воли раздвинулись в улыбке.
— Потому! Мама таких мясных шариков наделала — вы в жизни таких не пробовали! Даже на королевском столе.
— Я не принцесса, и не буду, — вздохнула Эйлет, — Я дочь хозяина заезжего дома, и уж в чем в чем, а в готовке разбираюсь. Саксы не умеют готовить валлийские блюда.
— А причем тут саксы? Мама у меня камбрийка. А папа англ.
Англ, значит… Хрен редьки не слаще, но отчего-то отпустило. Мерсийцы, наверное, все-таки люди. Даже те, кто диковат пока. По крайней мере, эти пришли не убийцами, а защитниками. Слово за слово, ноги сами собой переступают порог типичного британского дома: над кухней — плоская крыша для сбора дождевой воды, толстые каменные стены, темно-бурая черепица. Только на крыше что-то странное. И рядом, стена в стену, срублен бревенчатый коровник! Это неправильно. Случись пожар…
Эйлет так и сказала. Фермер вздохнул.
— И не говори, леди. Жена уже плешь проела, — и верно, волосы у него на темени жидковаты, — Но каменный ставить дорого. Отнести подальше я как-то не сообразил. Привык, что при пожаре десяток-другой шагов не спасут. А ходить ближе… Что дом крыт не соломой, а черепицей, не учел. Так я и коровник покрыл черепицей. А в городе меня надоумили надстроить на крышу, над жилыми комнатами, бочку с водой. Случись чего — остудит черепицу, не даст ей загореться.
За разговором Эйлет забыла под ноги смотреть — и на первом же шаге споткнулась. Хорошо, начальник охраны за здоровый локоток ухватил, помог на ногах устоять.
— Что это? — по полу, сколько видно, сухая трава разбросана.
— Сено. Мужу так привычнее. Да и спится лучше… Запах!
Спится, может, и лучше. Только за пару дней сено затопчут, оно вберет в себя всякую пыль и грязь — и само станет не чем иным, как сором. Да и не напасешься, сена на такие подстилки. Сели за трапезу. Хозяин плеснул из чаши на пол пивом, в честь кого-то из своих богов. Эйлет, по примеру сестры, прочла молитву, краем глаза заметила — хозяйка повторяет за ней, а косится на раненую руку гостьи. Муж проследил за взглядом, спросил степенно:
— А что, верно, на дорогах шалят?
И что говорить? Наплавной мост — тоже в известной степени дорога. Уж лучше молча ковырять очередной шарик. Похуже чем у Гвен — но уж всяко лучше вяленой говядины. А желающие поговорить отыщутся. Отозвался один из рыцарей:
— На дорогах, как беженцы прошли, мертво. На тех, что войску не по пути. Разбойники или сами в ополчении, или боятся. Даже в Поуисе. Ну да там сейчас все нескладно. Мытарей на границе выставить некому. Впрочем, по их дорогам и в мирное время ездить дураков мало. Камень посдирали, умники… Не будь войны, и мы б через Гвент ехали.
Не будь войны — никуда б не ехали. Сидели б в «Голове», да к свадебке готовились с нелюбым женихом, что батюшка подобрал. Жениха-то присмотрела — да тот, как от чумной, убегает. И ведь не скажешь, что по нему томление какое. Но злоба берет, что не повезло. А Эмилию и верно, калека не нужна. Видно — воин опытный. Не стоявший в ополчении, пусть и со старшиной — а именно живший мечом. Купеческое дело, что ли, в Африке опасное такое? Одно ясно — ему жена нужна, способная спину прикрыть. А чего возьмешь с однорукой?
Задумалась. Чуть ложку не откусила. Скользкий от соуса шарик прыгнул в горло, перебил дыхание. Дочь англа воспользовалась, постучала «принцессу» по спине. Аннонка возмущённо фыркнула. Видимо, сочла, что задохнуться — более изящная манера.
— Вспоминают тебя, — сказала, — постарайся припомнить, кто.
— А кому я нужна? — вздохнула Эйлет, — Ну, маме. Сестрам. Своему королю да графу вашему, по их делам еду. Кажется, все…
И снова подавилась. Нечего языком болтать, не дожевав. И нечего жаловаться: разве перечисленного мало? Еще есть клан. Клану она нужна — детей рожать можно и вовсе без рук. А клану и Камбрии нужны воины. И умные головы — а на плечах не просто штука, в которую нужно есть. Это не самомнение, сама Майни говорит, что Эйлет умная. А уж мудрей сиды — и не придумать, ей видней. Да и лгать сиды не умеют, так что это и не лесть, а вовсе похвала…
Один из камбрийских рыцарей все-таки успел нашептать хозяевам, где сиятельная повредила руку, и чем это закончилось для врагов. Ведьма-недоучка раззвенела, кто и как сжимал путь для армии. Так что, когда небольшой отряд снова тронулся в путь, жена украдкой перекрестила повозку воительницы. А муж громогласно пожелал благосклонности Тора-громовика, что любит честь и отвагу. Да и всегда помогает Мерсии и ее друзьям: то-то Пенда все победы одержал в поле, а его враги — на поле тайных козней.
И всю дорогу до столицы графства у Эйлет в голове крутилась новая, странная, мысль: "Есть — бритты. Есть — англы. Есть саксы. Есть христиане и есть язычники. А еще есть мерсийцы, и этим все сказано!"
Так что Роксетер разочаровал ее любопытство. Слишком пыжился казаться более британским, чем оставался на деле. Это было хорошо политически, но скучновато. Старался из последних сил. Получалось плоховато: мерсийцы-то все эти годы считали солью земли себя. Теперь их жены задрали носы, а мужчины-бритты, что уцелели в давней бойне — разогнули спины. Оказывается, рано поддались отчаянию! Старая слава жива, и кто кого — не решено по-прежнему. А мерсийцы сбавили заносчивость. Хотя бы оттого, что их дети-полукровки теперь не менее охотно играли в Немайн и Гулидиена, чем в великого Пенду. А невесты начали вспоминать, что такое равный брак. На большее наглости пока не хватало.
И поделать тут было нечего: граф в походе, а на хозяйстве — жена. Дочь прежнего короля. И уж она-то погрузилась в старые добрые времена с радостью воспоминаний о детстве. Совершенно безобидным, хотя и чуточку расточительным способом: устроила "настоящий римский" пир. Чем очень надеялась угодить гостье-героине.
Эйлет же, увидев низенькие столики для возлежания, скромно попросила подушку — и устроилась за трапезой по-старинному. Тут все и вспомнили: если Роксетер теперь наполовину саксонский, то Кер-Мирддин — наполовину ирландский.
— Это и наша старина! — оправдывалась Эйлет, — Немайн иначе и не сидит… Хотя стульями пользоваться умеет.
— Она тоже ирландка! Да неважно. Бритты, саксы, ирландцы… Мы цивилизованные люди, это главное! — Завернутая в паллу, с прической из мелких соломенных локонов, жена Окты полностью соответствовала римскому понятию о женской красоте. Эйлет, с рукой на перевязи и вплетенными в косы стрелами, казалась древней ирландкой. А кругом сидело настоящее, жрало соленые устрицы руками. Самые лучшие, собранные в октябре, с риском для жизни.
Да, эти еще не цивилизованные, облагораживаться только собираются. Но хотя бы моют руки после каждой перемены блюд. А еще чинят стены, и сам комендант, показывая пример, таскает здоровенные камни. И, пока эти грубые ребята живы, прекрасный и хрупкий город, понемногу ставший — их городом, врагу не взять!
Конечно, их жены умело расправляются с раковинами ножом и ложкой. А разговор пойдет и с теми, и с другими. Так же, как и подарок, который приготовила городу Неметона, пригодится всем. Вместо красивых безделушек — рассказ, как сделать полезную вещь. Очень полезную и нужную! Особенно нужную там, вниз по течению Северна.
Полевая кухня-скороварка. Всей сложности — приладить котлу с крышкой зажим. Кожаную прокладку — чтоб пар не убегал. Да клапан, чтоб не разорвало. Два клапана — один может забиться. И пружин не нужно: пусть затычка давит на котел своим весом. А притереть — не проблема. Зато еда будет готовиться в несколько раз быстрей. Любая хозяйка оценит. И небогатый горожанин — когда посчитает, сколько сэкономил на дровах. А еще больше оценит голодный солдат, который получит обед или ужин на полчаса раньше: котел водрузить на железную печку, печку на одноосную колесницу. Пусть едет и варит!
Впрочем, кухни — не единственная забота, в одночасье свалившаяся на город. Нужно спускать на воду барки. Грузить их продовольствием — и особенно фуражом. А заодно — разными хитрыми штуками, рисованные подобия которых уже изучают кузнецы. Триболы. Стрекала. Железные скобы для укрепления
