средству, о котором упоминал: ударился в рев – это на родителей всегда действовало безотказно (хотя поэту потом было неловко). Степке разрешили путешествовать почти без возражений – дед и бабка привыкли, что она целыми днями с Игой и, видимо, полагали: раз так, бояться нечего. Все опасались, что труднее других придется Власику. Но тот уговорил тетушку довольно быстро (хотя было подозрение, что прибегнул к Генкиному способу). Маргарита Геннадьевна раздобыла у знакомых сотовый телефон, вручила Власику и взяла с племянника клятву, что он будет звонить с пути через каждые два часа. А она станет сообщать о делах экспедиции родителям других путешественников.
Дольше всех уговаривал маму Ига (отец только нерешительно покашливал во время разговора). Для начала мама (творческая натура!) ярко обрисовала все беды, которые ждут «безответственных авантюристов, рискнувших отправиться неизвестно куда без сопровождения взрослых». Конечно, она ведь не знала о приключениях ненаглядного сына в иных пространствах! Ига отвечал разумно и сдержанно. Сначала. А потом подумал даже: не пойти ли Генкиным путем. К счастью, до такого скандала не дошло, хотя мама в пылу затянувшегося спора воскликнула:
– Нет! Нет, нет и нет! Только через мой труп!..
Ига пригрозил, что, если не отпустят, он от стыда перед ребятами сам станет трупом. Или, в крайнем случае, полутрупом.
– Но там джунгли и трясины! – не уступала мама.
– Да какие трясины! Мы же будем на воде, в лодке!
– А если лодка перевернется! Ты почти не умеешь плавать!
Ига искренне возмутился. Это он-то не умеет? Да он… да еще в прошлом году… все видели, как он на озере… да спросите хоть кого!..
В конце концов с Иги потребовали честное лопухастое слово, что он во время всего плавания не снимет с себя спасательный жилет. Ига – что делать-то! – дал. Хотя и представил, каким идиотом будет выглядеть в глазах экипажа «Репейного беркута».
Опасался он зря. В начале рейса Соломинка, назначенный капитаном, железно потребовал:
– На борту всем быть в жилетах. Кого увижу «без», то пешком пойдет обратно домой по кочкам.
И никто, даже Пузырь, не пикнул.
…Ранним утром корабль «Репейный беркут» на ручной двухколесной телеге был доставлен на дамбу. Там его оснастили мачтой с парусом, загрузили походным имуществом и с дружным криком спихнули на воду. Сиганули по сторонам лягушки, приветственно погудел проезжавший через дамбу самосвал.
Телегу загнали в кусты. Толкаясь шестами, вывели лодку через ряску и заросли рогоза в ближнюю протоку. Капитан Соломинка заправил тельняшку в трусы с лампасами, натянул на лоб бейсболку с якорем и отдал команду механику Пузырю:
– Запускай.
Музейный мотор (подарок Якова Лазаревича Штольца) зачихал, словно кот, сунувший нос в тополиный пух.
– Вперед помалу… – сказал капитан. – Лапоть, направляй…
– Два румба влево, – велел штурман Лапоть, сидевший впереди всех с картой на коленях.
Власик поднял видеокамеру, чтобы запечатлеть исторический момент.
– Поехали? – радостным шепотом спросила Степка у Иги.
– Не «поехали», а «пошли», – строго сказал Ига, который за дни подготовки экспедиции поднаторел в морской терминологии.
Генка Репьёв быстро шевелил губами (и облизывал их) – видимо, сочинял подходящие случаю поэтические строчки.
– Давай уж читай, не пыхти, – хмыкнул бесцеремонный Пузырь. Генка встал у мачты – тощенький, вдохновенно растрепанный, в желтом своем костюмчике с крылатой лошадью (уже по-походному измочаленном) – и звонко сказал над Плавнями:
Стихи единодушно одобрили. Власик, снимавший Генку, отложил камеру и занес его творение в судовой журнал. Поставил дату и час.
Был и в самом деле уже конец июня. Со дня скандальной телепередачи прошло две недели. Шум, поднятый из-за коварных планов, которые разработал кандидат наук Чарли Афанасьевич Мишечкин, постепенно утих. Потому что «НИИТЕРРОР» больше никак не проявлял себя. Занятое своей работой, отпусками, огородными делами и повседневными житейскими хлопотами взрослое население Малых Репейников успокоилось. Решило, что энтузиастам оружейной ярмарки дан достойный отпор.
Но «лопухастый народ» был более бдителен. Несколько мальчишек заметили на дамбе подозрительных дядек с приборами на треногах. Обратили внимание и на вертолет с непонятными эмблемами, который кружил над Плавнями: уж не искал ли остров со скважиной? Был также легкий скандал с незнакомым (явно нездешним) мужчиной, который на берегу озера делал фотоснимки и держался при этом крайне опасливо. Подозрительного типа атаковал и обратил в бегство Казимир Гансович. Уже второй раз этим летом сдержанный интеллигентный гусь проявил несвойственную ему агрессивность…
Короче говоря, экипажу «Репейного беркута» было ясно, что расслабляться и отступать от своих планов нельзя.
…Вышли на другую протоку, пошире. А по ней попали в речку Гусыню. В спину стал дуть плотный, но теплый ветер. Ответственный за парусное хозяйство Ига распустил на рее квадратную мешковину. Парус был единственный и гордо именовался «грот».
Грот надулся. Начал ощутимо помогать ровно чихающему мотору. «Репейный беркут» побежал быстрее. Наверно, чтобы оправдать свое название.
Кстати, в природе никаких репейных беркутов не существует. Эту птицу придумал Лапоть – специально для названия корабля. Объяснил, что она очень быстрая и будет способствовать повышению скорости судна. И с той поры постоянно рисовал выдуманного беркута на себе. Рисунок и сейчас белел на груди лопухастого штурмана. Нет, Лапоть, конечно, не снимал спасательный жилет, но расстегнул его нараспашку. Скоро и другие пораспахивали жилеты (кстати, самодельные, сшитые из кусков брезента и начиненные кусками пенопласта). Соломинка посмотрел на это сквозь пальцы. Наверно, потому, что глубина в Гусыне была не больше, чем по пуп.
Степка, прежде, чем расстегнуться, шепотом спросила Игу:
– Можно?
Она всегда его про все спрашивала и всегда слушалась. С другими иногда спорила, бывало даже, что вредничала, а с Игой – никогда. Видать, помнила, как он вытащил ее
2
Да, репейных беркутов на свете нет, но есть в Плавнях такие существа, которых больше не найдешь на всей планете.
