только Генкиному костюмчику с вышитым Пегасом – остался сухим. Генка великодушно пожертвовал его для общей пользы: шортами и рубашонкой все растерлись досуха. И решили обсыхать «в костюмах папуасов». Тем более, что солнце пробивалось все сильнее и опять делалось горячим.
Сырую одежду развесили на рее, а парус убрали. Он все равно был пока ни к чему, на Плавни упало безветрие. А влажные спасательные жилеты все же пришлось надеть (бр-р…) Впрочем, они скоро согрелись.
Мотор, вопреки ворчливым опасениям Пузыря, завелся без капризов: чух-чух-чух… Выбрались на середину Гусыни. Солнце светило в спину, а на фоне сдвинувшейся к северо-востоку тучи горела великолепная радуга. Небывалая! Тройная! Во все небо!
– Если она не запишется на видеопленку, я утоплю камеру и утоплюсь сам, – пообещал «о-пиратор» Власик.
Радуга записалась. Так же, как и отчаянный танец под шквалами и громом. А в судовом журнале Власик писал:
«…После бури наш корабль до вечера двигался к острову Одинокий Петух без происшествий. То по Гусыне, то по протокам. Гусь Казимир Гансович то и дело улетал вперед и кричал нам издалека, какую выбрать дорогу. Мы почти всё понимали без переводчика, но Ёжик все равно переводил. Кажется, Ёжик чувствует себя неловко от того, что во время грозы он один остался сухой. Но он не виноват, просто он не сумел выбраться из обмотанной полиэтиленом корзинки…
«20 ч. 23 мин. Заглох мотор. Пузырь пытается его починить, но говорит, что это едва ли получится на ходу. Нужен серьезный ремонт на берегу. Сказал, что, кажется, «полетели фильтры». Мы гребем веслами и толкаемся шестами. Без мотора сразу стало заметно течение, которое навстречу. Толкаться трудно, потому что шесты вязнут. И еще сперва неудобно было потому, что приходилось держать в кулаках кнамьи шарики, которые достали из мокрых карманов. Без шариков мы бы завыли от здешней болотной мошки, потому что раздетые, а они ее не подпускали близко. Но в конце концов одежда высохла и мы ее натянули, а шарики положили в карманы…
Мы через каждые два часа сообщаем по телефону, что все в порядке. Из-за грозы немножко затянули сеанс связи, и тетя Рита сразу начала трезвонить: что с нами случилось? Я ответил, что ничего не случилось, только почему-то слегка закапризничал телефон. А на самом деле он не капризничал. И хорошо, что он не намок, был завернут отдельно…
20 ч. 55 мин. Поужинали прямо на корабле, сухим пайком. Опять гребем и толкаемся. Надо спешить, потому что до острова по карте еще километров пять, а мы должны успеть засветло разбить лагерь и сделать первую разведку, а Пузырь разобраться с мотором.
21 ч. 05 мин. Появилась почти круглая луна. В другой стороне от солнца…»
Гребли и толкались шестами Ига, Соломинка, Лапоть и Власик (он время от времени отрывался для съемки и записей). Степку и Генку к веслам и шестам не допустили. Степке сказали, что это не женское дело, а Генке, что берегут для всемирной литературы его поэтический талант (на самом же деле жалели его, маленького и тонкорукого). В ответ на возмущенные вопли «младшего состава» капитан Соломинка сказал:
–Цыц! А то высажу на первом необитаемом острове. За бунт на корабле!
Наконец около десяти часов, когда солнце над Плавнями светило горизонтально и оранжево, за кустами и камышами показалась синяя горбушка. Это была верхняя часть острова. Того самого!
Заросшая ряской протока подвела к берегу. Здесь оказалась узкая песчаная полоска. Удача!
Выбрались на песок, устало посидели на нем пять минут. Наконец Соломинка сказал (уже не по- капитански, а с виноватостью:
–Ладно, братцы, пора за работу.
Опять выгрузили весла, шесты и полиэтилен. Степка и Генка старались больше всех, потому что меньше всех устали. Пузырь запустил походный примус, чтобы начали готовить ужин, и разобрал на расстеленном парусе мотор. Степка принялась толочь в котелке брикеты из гречневой каши. Ига, Лапоть, Соломинка и Генка начали собирать палаточный каркас – здесь же, недалеко от песка, на лужайке. Казимир Гансович ходил у воды и что-то вылавливал в ряске. Ёжик, чтобы не путаться по ногами, ушел в кусты: может быть, хотел встретить здесь других ежиков…
Власик снимал и писал. Если кто-то думает, что эта работа легче других, то ошибается. Надо все вспомнить для журнала, надо успеть обернуться с видеокамерой, потому что наступали сумерки. Солнце утонуло в Плавнях, небо стало густо-синим, луна обрисовалась в нем выпукло и ярко. Пузырь чертыхался над мотором и предрекал обратное путешествие на веслах. Ладно хоть, что течение будет попутное.
–А ветер навстречу, – сумрачно сказал Соломинка. Но упрекать Пузыря не стал. Кто виноват, если двигатель – экспонат из музея…
Было еще довольно светло (да и не бывает в июне настоящей ночи), но все же Генка освещал фонариком разложенные на парусе детали мотора – чтобы хоть чем-то помочь Пузырю. Ига собрал у опушки сучья и разжигал костер. Власик со своим фонариком прошел в кусты и завозился там – видимо, пробирался все дальше.
–По одному далеко не уходить! – громко предупредил Соломинка.
–Я не далеко! – откликнулся из чащи Власик. И снова зашуршал. Потом стало тихо.
Власика подождали. Ну, не бежать же следом, если человеку надо одному… Потом Соломинка сказал:
– Что-то долго он там…
– Ну, может, живот заболел у человека, – заметил деликатный Лапоть.
Подождали еще.
– Покричим, – распорядился Соломинка. Покричали: «Власик! Власик!..» Один раз показалось, что кто-то откликнулся. Очень издалека. Покричали снова – никакого ответа.
– Это всё его склонность к самостоятельной разведке, – сумрачно разъяснил Лапоть.
– Пусть только вернется, я ему покажу склонность, – пообещал Соломинка.
Но вернется ли? Ох, кажется, надо искать…
Подковылял Казимир Гансович. Пролопотал что-то возбужденно и неразборчиво. А Ёжика- переводчика рядом не было.
– Еще раз, пожалуйста, – попросил Ига. И кажется, понял: – Он хочет отправиться в разведывательный полет!
Идею одобрили. Хотя что может разглядеть птица с высоты в сумеречной чаще? К тому же, не ночная…
– Летите, Казимир Гансович, – решил Соломинка. – Ига, Лапоть и я будем готовиться к поиску. Возьмите фонарики…
Казимир шумно взмыл. Что-то покричал издалека. Хлопанье крыльев стихло. Но скоро послышалось вновь, и светящийся в сумерках гусь опустился на лужайку.
– Ого-го! Га! Там!…
– Он говорит, что Власик возвращается, – обрадовался Ига.
И в самом деле послышался шум листвы. И Власик возник у разгоревшегося костра.
– Где тебя носило?! – подскочила к нему перепуганная Степка.
– Я… там… Кажется, я немножко увлекся и ушел далеко. Я хотел отозваться, но проглотил мошку, и у меня першило в горле… – Он по журавлиному поджимал и почесывал ноги (видимо, кнамий шарик не очень защищал от колючек здешнего леса).
– Три наряда вне очереди на камбуз, – ледяным тоном сообщил капитан Соломинка. Все притихли. До сих пор в экипаже не было таких строгостей. Но все понимали, что бестолковый О-пиратор получил за дело. Он, видимо, и сам это понимал. Вздохнул, почесался еще.
–Ребята… а зато я, кажется, нашел скважину…
«Там ступа с Бабою Ягой…»