1
– Стоп! – велел капитан Соломинка. Потому что все ринулись было в чащу, из которой только что явился Власик.
В самом деле, нельзя же бросать непогашенный костер, палатку, раскиданное имущество и приткнутую к берегу лодку. Кто-то должен остаться на вахте. А еще лучше – двое. Соломинка был вправе назначить часовых своей капитанской властью, никто бы не вздумал спорить. Но он был справедлив, он сказал:
– Жребий…
И тогда вмешался гусь. Он залопотал что-то успокоительное. И скоро стало понятно, что часовые не нужны. На всем острове кроме экипажа «Репейного беркута» нет ни одного человека и ни одного вредного существа, шкыдлы на Одинокий Петух не суются. Необходимо только пригасить огонь и на всякий случай вытянуть подальше на песок лодку.
Огонь пригасили. Лодку вытянули. И пошли за Власиком.
Все светили фонариками. Только у Степки фонарика не было, и она держалась за Игину рубашку.
Одинокий Петух – в отличие от других здешних островков и островов – порос настоящим лесом. Не высоким, но густым. Это была смесь ельника, осин и березок. А у самой земли переплелась местная дикая акация. Листья и цветы были у нее, как у обычной желтой акации, но стволы стелились у земли. Пробираться по такой чаще, да еще в сумерках – ой-ёй-ёй! Тем более, что гнучие стволы и ветки обросли кусачей щетиной, которой плевать было на кнамьи шарики…
Казалось, что пробираются очень долго. Даже непонятно было, как это Власик в одиночку так быстро добрался до скважины и вернулся! И где эта скважина?.. Желтые цветы коварного кустарника светились в лучах фонарей, как свечки, красиво так, но сейчас эта красота не очень-то радовала.
Наконец Лапоть спросил:
– Скажи, пожалуйста, Власик, ты не заблудился?
Власик ответил без хвастовства, но уверенно:
– Нет, у меня чутье…
Вверху, над деревьями, захлопал крыльями Казимир – в знак того, что идут правильно. Пузырь, однако, пробурчал позади Иги и Степки:
– У кого чутье, а у кого пятая дыра на рубахе…
Пузыря не поддержали. Только шумно дышали и кряхтели…
У всякого пути бывает конец. Выбрались на открытое место. Это была полянка – видимо, недалеко от макушки острова. Кругом чернел лес, над головами висела желто-розовая луна – не совсем круглая, но весьма разбухшая. Свет ее смешивался с белесым полумраком июньской ночи. Призрачный такой, таинственный свет.
Где-то далеко в Плавнях раздался печальный крик:
– Уау-ха-уау!…
– Ночная птица уаха, – шепотом сказал Соломинка, который все знал. (Степка покрепче взяла Игу за рубашку.)
– А скважина-то где? – спросил Пузырь. Нетерпеливо, но тоже шепотом.
– Да вот же… – Власик сделал еще два шага. И тогда все увидели…
В ромашках лежало что-то вроде большущей и толстой автомобильной шины. Подошли ближе. Нет, не шина, а могучее кольцо. Вроде как верхний конец старинного орудийного ствола. Будто пушку-великаншу (метрового калибра!) торчком врыли в землю, оставив над поверхностью дульный срез, высотой мальчишкам до колен.
«Пушку» обступили, уперлись коленями в твердый край с выпуклой опояской. Видимо, это был чугун – бугристый, с лишаями ржавчины. По крайней мере, пахло нагретым за день старым чугуном. Стенки ствола оказались толщиною сантиметров тридцать. А в круглом жерле отражала бледное небо и повисшую в зените звездочку гладкая вода. Было ее почти вровень с краями.
– Вот это да… – сказал Пузырь. – Не только просверлили, но чугунную облицовку сделали. Такую не разворотишь…
– Полезно узнать, какая здесь глубина, – заметил Лапоть.
– Это мы сейчас, – пообещал предусмотрительный капитан Соломинка. Оказалось, он прихватил с собой смотанный в кольцо капроновый шнур (надел через плечо). – Только нужен груз…
Ига подумал, что лучше всего пригодился бы утюг-якорь, но он остался в лодке. Ига отошел, посветил под ноги. Верхушка острова была каменистая, кое-где среди ромашек торчали плитки гранита. Ига поднатужился, выворотил одну. Похваливая Игу за находчивость, плитку обвязали крест-накрест концом шнура. Ига вскочил на край шахты (Степка тут же ухватила его за штаны – не упади). Ига стал опускать груз. Шнур был стометровый. «Хватит ли?»
Шнура хватило! Глубина оказалась смехотворной! Всего около метра!
– Елки-палки в треугольном колесе, – сказал Пузырь. – Приехали. За что боролись?
Лапоть пожал плечами.
– А чего мы ждали? Там, конечно же, заглушка. Ее просто обязаны были поставить, когда консервировали скважину.
– Тогда нам-то чего еще делать! – обиделся Пузырь. – Если пробка и так заткнута.
– Эту пробку делали так, чтобы можно было убрать, – с терпеливым вздохом разъяснил Пузырю Соломинка.. – А мы должны сделать такую, чтобы никто не вытащил.
– А как? – сказал Пузырь.
– Это и есть главная задача, – опять вздохнул Соломинка. – Придумать,
– Или в крайнем случае замаскировать, чтобы никто не нашел, – напомнил Генка.
– Едва ли маскировка поможет, если начнут искать всерьез, – усомнился Лапоть.
– Давайте думать, – сказала Степка. Она редко вмешивалась в разговоры, но, если говорила, то дельные вещи. И сейчас все согласились, что остается одно: думать. Прямо здесь и сейчас, не откладывая до утра.
Соломинка сбросил кроссовки. Сел на чугунный край шахты опустил ноги в воду. И все сделали так же. Расселись по кругу. Места хватило всем, даже Казимиру Гансовичу, который пристроился между Степкой и Генкой. Вода ласково холодила ноги, убирала с них зуд от царапин. Луна светила все ярче…
– Уау-ха-уау!… – снова прокричала вдали таинственная птица. Все пошевелились и замерли опять. Ига мотнул головой. Потому что про скважину думалось плохо, лезли в голову посторонние мысли, причем смешанные с сонливостью
– Ну? – сказал Пузырь. – У кого какие идеи?
Никто не отозвался. А через полминуты вдруг взвыл Генка:
– Ой, а Ёжик-то! Он вернется на берег, а нас нет!
– Опять проблемы с этим иглокожим, – проворчал Пузырь. Генка вскочил:
– Я пойду! К нему!
Конечно, было ему жутко, но что делать-то!
– Все пойдем, – решил Соломинка. – Думать можно где угодно…
– Нет, думать надо у скважины, – заупрямился Лапоть. – Ее близость создает дополнительный стимул для решения задачи. Пусть кто-нибудь сходит с Генкой на берег и принесут Ёжика сюда.
Шумно завозился Казимир Гансович. Прогоготал, что никаких проблем. Подпрыгнул, взлетел, разгоняя тишину ночи. Шум крыльев утих, а через минуту послышался опять. Казимир, серебрясь под луной, на бреющем полете пронесся над головами и уронил корзинку с Ёжиком на колени Генке.
Генка что-то зашептал колючему другу. Наверно, извинялся, что забыл про него.
– Можно, я его подержу? – попросила Степка.
– Не боишься иголок?
– Он же ласковый, не топорщится…
– Я не буду, – пообещал Ёжик.
