Винька развлек ее самокритичным рассказом о футбольном разгроме. Можно ведь про такое говорить и с юмором, чтобы повеселить собеседника. Но потом не выдержал, поделился тревогой. Вроде бы шутя:
– Ох, Кудрявая, а вдруг это дух Тьмы начал мне вредить? – Слово “Тьма” он говорил как бы с большой буквы. Потому что одно дело обычная темнота, а другое – именно Тьма.
– Откуда этот дух возьмется-то?
– Да из мячика же! Вдруг он жил там в черной черноте! Это ведь для него самое подходящее место! А потом я как нажал…
– Тогда он ко мне привязался бы, а не к тебе, – печально возразила Кудрявая. – Ты же дунул мячиком прямо мне в нос.
– Да причем здесь ты! Духи всегда привязываются к тем, кто их выпустил. Не читала, что ли?
– Ну… тогда загони его обратно. Подмани как-нибудь и всоси в мячик с воздухом.
– Думаешь, он такой дурак? Он теперь… разгуляется. Только оглядывайся…
Кудрявая покачалась, подумала. И вдруг оживилась:
– Нет! Никакого духа в мячике не было!
– Почему?
– Духи же очень старинные, из давних времен! А мячик резиновый. Резину же не очень давно изобрели, не в древние времена!
Это была правда. В самом деле, разве может дух Тьмы пахнуть резиной? Смешно даже.
И они развеселились. И Винька ушел в “таверну”, пообещав, что завтра принесет телескоп.
– Завтра, наверно, появится тонкий полумесяц. На нем хорошо наблюдать лунные цирки.
А по дороге к дому Виньку зацарапало опять.
Конечно, мячик не старинный. Но дух Тьмы мог ведь поселиться в нем не так давно. Сперва жил где- нибудь в другом месте, а потом сделался бездомным и стал искать убежище. А тут – никому не нужный мячик с крошечной дыркой и с абсолютной чернотой внутри. Лучше не придумаешь.
Но тревога была уже не такая сильная, как прежде.
Людмила покормила Виньку оставшимися от обеда макаронами, он поиграл с Галкой, потом она уснула. Винька вышел на “палубу”.
Над обрывом и Вокзальной улицей распахнулся оранжевый закат. Солнце ушло за старую церковь, но еще выбрасывало в небо лучи. И, чтобы избежать несчастий и тревог, стоило обратиться к нему. На всякий случай.
Винька взялся за трубчатые перила и зашептал:
– Солнышко ясное, Солнышко красное, золотое и живое! Сделай, чтобы все было хорошо – у мамы, у папы, у Люды, у Галки, у Коли. И у Кудрявой… И у меня… И Варя пусть сдаст экзамены… И пусть мне не приснится яма… И…
Но тут его из окна окликнул тихий Никита:
– Виньчик, будешь в лото играть? Иди, все на кухне собрались.
– Подожди… Ладно, буду! – Винька любил играть в лото.
Никита не дал закончить просьбу к Солнышку. Винька не успел сказать про защиту от духа Тьмы.
Если заклинание кто-то перебивал, надо было начинать его снова, такое правило. Но все повторять – это долго. Да Никита и не отстанет, будет торчать в окне и звать… А может, хватит и того, что сказано? Ведь Винька же успел шепнуть, чтобы с ним не случилось ничего плохого. Может, специально упоминать про духа не обязательно?
Винька решил, что не обязательно.
Потом он со всеми обитателями “таверны” играл на кухне в лото и довольно удачно: выиграл пятьдесят копеек, закрыв “квартиру” бочонком с двумя тройками.
– Тридцать три – нос утри! Баста!
Еще три таких выигрыша, и можно будет купить билет на утренний сеанс в “Победе”.
Но полузабытое опасение чуть ощутимой занозой все же сидело в нем.
И оказалось, что опасался Винька не зря.
Вторая часть Винька и Тьма
Знак кометы
1
Новый день был не похож на вчерашний – небо хмурилось. Но холоднее не стало и дождиком с утра не брызгало.
Винька побежал к Кудрявой. Но бабушка сказала, что Кудрявую мама увела сдавать анализы.
– С самого раннего часа… Замучают дитя еще здесь, до операции.
Винька понимающе повздыхал. Он перед лагерем тоже помаялся с анализами.
Затем Винька пошел к Эдьке Ширяеву. У его дома собрались восемь ребят. Разделились на две команды и гоняли мяч до полудня. Эдька сказал, что надо тренироваться до упаду. Нельзя же допустить нового позора, если опять придется играть со “смоленскими” или еще с кем-нибудь.
Тренировались героически, хотя временами сеял дождик, трава стала скользкой, а мяч разбух. Наконец умаялись. Рядышком сели на мокрые бревна у Эдькиного забора. Винька пожаловался, что вчера из-под бревен кто-то “увел” рогатку.
Кудрявый Ромка, младший Эдькин брат – человек справедливый и дерзкий – рывком обернулся к соседу.
– Груздик! Ты же сегодня утром рогаткой хвастался! Говорил, что нашел!
Груздик (тот, что больше всех наскакивал на Виньку зимой, при первой встрече) заелозил на бревнах.
– А чё?.. Ну, нашел. Вовсе и не под бревнами, а в траве. Я иду, а она лежит…
– Ну, Груздь, – нехорошим тоном сказал Эдька.
– Паразит, – более четко высказался Ромка. Красть оружие считалось делом бесчестным. Да еще у своих!
– А чё! – завопил Груздик. – Я, что ли, знал, что она его?! Твоя, что ли, Шуруп?! Да бери ты ее! – Он бросил Виньке рогатку. – Я вчера спрашивал: “Чья-чья?” А все молчали, как дохлые рыбы!..
Изничтожать Груздика до конца никому не хотелось. Все равно он такой, какой есть. Сделали вид, что поверили. Осмотрели рогатку, одобрили. Набрали в размытой земле у водопроводной колонки мелких галек, нарисовали на заборе фашистскую рожу, постреляли в нее (и Груздику дали). Снова одобрили рогатку.
– Отец, может, кобуру мне для нее привезет с военных сборов. От ТТ, – сообщил Винька. Это пришло ему в голову лишь сейчас, но тут же он подумал: “А почему бы и нет? Попрошу в следующий раз…”
Эта выдумка надолго Виньку обрадовала. После обеда он в хорошем настроении опять заглянул к Кудрявой. Она была уже дома. Но, в отличие от Виньки, грустная.
Винька спросил, в чем дело. И Кудрявая опять призналась, что боится операции, И он снова сказал: “Глупая, это же под наркозом”. И она опять объяснила ему, что “сам глупый, я же не боюсь, что больно, а боюсь, что ничего не выйдет”.
Тогда Винька малость разозлился на нее и выдал:
– Ну, не выйдет – и наплевать! Хуже-то все равно не будет!
Кудрявая горько сказала:
– Куда уж хуже-то…
– Балда ты, Кудрявая, вот кто! Ты же… и так красивая!
