– Испанское. У отца друг был в Испании, они там вместе воевали…
– Мой тоже воевал. А потом пропал без вести. А мать убили при бомбежке. Она меня собой закрыла, когда налет был на эшелон… Когда из Смоленска эвакуировали… Меня подобрали контуженного, я три месяца ничего не помнил и говорить не мог. А боец, который меня в санитарный поезд принес, был по фамилии Ферапонтов. Ну и дали на память о нем такое имя. А фамилию – Смоленцев. Документов-то при мне никаких не было.
– Но потом-то ты вспомнил?
– Потом… По правде-то мое имя было Федор, а фамилия Цыпкин… Ну, а документы переделывать – такая волокита. Директорша детдома и говорит: “Ты будь Ферапонт по документам, а так – просто Федя, имена-то маленько похожие”… А фамилия “Смоленцев” мне и самому больше нравилась. Потому что и без того ростом с цыпленка, да еще “Цыпкин”… Только Федей меня в детстве никто не звал, так уж привязалось: ”Ферапонт” да “Ферапонт”… Сперва я думал поменять имя обратно, когда буду паспорт получать, а потом не стал, привык… С ним, с паспортом-то, и без того хватило мороки…
– Не верили, что взрослый? – понимающе сказал Винька.
– Не то что не верили, а… Ну, всякое там… Сначала-то про меня думали, что маленький такой просто с голодухи. И от контузии… А потом наконец врачи сказали: какая-то железа не работает в организме и это на всю жизнь… Сперва я даже радовался. Всех пацанов, кому четырнадцать лет стукнуло, – из детдома в ремесленное училище. А мне куда идти? Ну и жил за маленького, даже когда паспорт дали. Семилетку окончил, а все как дитё… Жалели… Но без конца-то так нельзя. И тут как раз подвернулся Рудольф…
– Как подвернулся? – спросил Винька, потому что Ферапонт вдруг примолк.
– Наш детдом в Ялуторовске был. Рудольф там выступал с концертной бригадой. Их позвали в детдом, чтобы они там концерт дали, шефский. Рудольф меня там и углядел. Говорит: “Пойдем работать со мной, в люди выведу”. Мне из детдома не очень хотелось в люди-то. Но директорша обрадовалась: надо ведь было меня куда-то пристраивать, а тут такой случай… Ну и сам я потом вроде бы загорелся… Рудольф обещал: “Белый свет повидаешь, артистом станешь”. Заманчиво сделалось… Он, паразит, еще знаешь чем купил меня?
– Чем?
– Нашептал по секрету… Врачи, мол, тебе помочь не могут, а я тебя, если повезет, вылечу. Я, говорит, знаю белую и черную магию, у меня всякие книги про это есть. Нынешние люди в колдовство не верят, время не то, да и запрещено это нынче, но иногда, мол, оно все-таки помогает. Я поверил. У меня это последняя надежда была…
– А он что… правда колдун?
– Да не колдун он, а… – И Ферапонт в рифму сказал нехорошее слово (когда человек часто портит воздух). Хотя книги-то у него и правда есть. Старинные. Он иногда их читает и похваляется, будто знает великие чудеса. Только я не видел ни разу, чтобы из его колдовства что-то получилось…
– А фокусы?
– Фокусы – они же обыкновенные. Ловкость рук да всякие приспособления. Хоть кто может научится… То есть не “хоть кто”, здесь тоже талант нужен, как всякому артисту, но колдовство тут не при чем…
– А у Рудольфа талант?
– Вообще-то он мог бы стать известным, если бы пил поменьше. И если бы его в большие города пускали…
– А его разве не пускают?
– С такой-то фамилией! Это же все равно, что Гебельс или Геринг!
– Можно же, наверно, сменить…
– Ему советовали, а он упрямый. Говорит: “С какой фамилией родился, с такой и помру”. Да и хоть на “Иванова” сменяй, все равно по паспорту немец. В МГБ ведь не дураки сидят… Ему еще не самое плохое выпало. Многих немцев, которые в Советском Союзе жили, знаешь куда в начале войны загнали?
Винька вздохнул. Он кое-что знал, кое о чем догадывался.
– Сперва его тоже на Север, в трудармию, а потом как-то посчастливилось: отпустили по здоровью, даже выступать разрешили…
– А ты… тебе с ним не надоело? Можно ведь, наверно, в другое место устроиться, филармоний и цирков много.
– Можно… Меня звали год назад в одну труппу, в большую. Да как-то не получилось. Честно говоря, жалко его стало. Он же без меня сопьется на фиг за неделю… А теперь жалею, что не ушел.
– Разве теперь нельзя уйти?
– Можно… Раньше он мои документы у себя держал, а недавно я отобрал. Храню при себе. Свободный человек… Наверно, уйду. Я и так вон сколько терпел, четыре года. Он ведь такой псих иногда бывает. Один раз, давно еще, ремнем излупил, сволочь. Целую неделю сидеть было больно. Сам, небось, знаешь, как это…
– Ничего я не знаю! – уязвленно откликнулся Винька. – Никто меня никогда не лупил!
– Ну, так узнаешь еще. Без того ни один человек в детстве не проживет.
– Ничего я не узнаю! Чего ты чепуху городишь!
– Да ты не злись…
– А ты не ворожи зря! Тоже мне цыганка-гадалка!
Оба насупленно замолчали. На станции обиженно вскрикивали паровозы.
Винька примирительно сказал:
– Но, наверно, не всегда же Рудольф такой вредный?
– Не всегда. Бывает наоборот… А как выпьет, так вообще… слюни пускать начинает? “Маленький, где ты?” А то еще лапать начинает потными ладонями. А я ему кто, невеста, что ли?.. Я один раз ему суп в морду выплеснул. А он думаешь что? Реветь начал как баба: “Ты у меня один на свете, а как со мной обходишься…”
И опять замолчали.
Как Винька мог утешить Ферапонта?
– Знаешь что? Медицинская наука сейчас ведь очень сильно развивается. Например, пеницилин придумали, чтобы от заражения спасать. Раньше заражение крови было смертельно, а теперь запросто вылечивают. Может, и для твоей железы придумают препарат, чтобы она заработала…
– Может, и придумают когда-нибудь… Только мне он не поможет. Эту мою болезнь надо в детстве лечить, а я-то буду уже застарелый…
– Может, скоро придумают.
– Ты хороший человек, Винька, – вздохнул Ферапонт. – Ну, давай спать… Свечку-то не гаси, ладно?
Проснулись они поздно. По доскам топали, и слышен был громкий голос иллюзиониста Циммеркнабе:
– Маленький! Эй, Маленький, где ты? Ну, хватит прятаться, дядя Рудик тебя ждет! Пора на работу!
– Началось, – пробурчал Ферапонт и стал натягивать брюки.
Тайны невидимок
1
Собираясь на спектакль, Кудрявая принарядилась. Пришла к Виньке в белом платьице с красными горошинами и с красной ленточкой на белых своих, отросших до плеч волосах.
– Де Лавальер, – похвалил Винька. Она засмущалась:
– Да ну тебя…
Винька похлестал штанами о забор – выбил из вельветовых бороздок скопившуюся пыль. Попросил у Людмилы чистую ковбойку – с зашитым плечом, но поглаженную и со всеми пуговицами. Под сандалии надел
