конверта. Старые, почти вековой давности, цвета сепии. Джулия взяла в руки фотографию, на которой была женщина в костюме для верховой езды, держащая под уздцы коня.
— В молодости она была красавицей, — заметила Саммер. Изящное лицо, но тот же пронизывающий взгляд, как и у ее всемирно известного дяди.
— Вот еще одна, с Китченером, — сказала Джулия, показывая на фотографию, сделанную в саду. Китченер был одет в военную форму, рядом с ним стояла супружеская пара со своей маленькой дочкой, держащей в руках большую куклу. Саммер поняла, что эта девочка — та же самая Эмили, что на фото с конем, но в детстве.
— Здесь ей года четыре, — сказала она, переворачивая фотографию, чтобы посмотреть на дату съемки. И чуть не подпрыгнула, прочтя надпись.
— Апрель 1916-го. Дядя Генри и Эмили с Салли, в Брум Парк.
Она ткнула фотографию в лицо Джулии. Та прочла надпись, нахмурилась, снова поглядела на фотографию.
— Но тут же Эмили с родителями. Ее мать, кажется, звали Маргарет.
— Салли — это кукла, — с улыбкой ответила Саммер.
Когда над головой Джулии щелкнула лампочка, Саммер уже рылась в первой коробке вещей Эмили Китченер. Она мгновенно достала оттуда куклу с фарфоровым личиком и светлыми волосами, одетую в вышитый передник. Держа ее перед собой, сравнила ее с куклой на фотографии.
Это была та самая кукла.
— Он писал, что оставил Манифест на хранение Салли, — пробормотала Джулия. — А Салли — кукла?
Они принялись внимательно разглядывать куклу, весьма потрепанную от того, что с ней много играла девочка почти сто лет назад. Саммер осторожно перевернула куклу и откинула вышитый фартук, под которым оказалось ситцевое платьице. На спине куклы виднелся довольно грубый шов, через который, очевидно, куклу набивали ватой. Все бы ничего, только шов был очень грубый и небрежный, не идущий ни в какое сравнение с тем, с какой аккуратностью была сшита сама кукла.
— Это явно не портниха зашивала, — заметила Саммер.
Порывшись в другой коробке, Джулия нашла серебряный столовый нож.
— Сделаешь вскрытие? — нетерпеливо спросила она, отдавая нож Саммер.
Та положила куклу на полку спиной вверх и принялась осторожно распарывать шов. Тупой столовый нож с трудом резал толстую нитку кетгута, но пару первых стежков распороть удалось. Отложив нож, она принялась распускать шов пальцами. Внутри была вата.
— Извини, Салли, — сказала она, аккуратно вынимая вату и разговаривая с куклой, как с живой. Джулия нерешительно смотрела на все это, но обмякла, когда увидела, что в туловище куклы нет ничего, кроме ваты. Когда Саммер вытащила большой ком ваты, она закрыла глаза и покачала головой.
— Какая глупая идея.
Но Саммер еще не закончила. Поглядев внутрь куклы, она сунула туда руку еще раз и начала ощупывать пальцами.
— Погоди, кажется, тут что-то еще.
Глаза Джулии чуть не выскочили из орбит, когда Саммер достала из левой ноги куклы какой-то предмет. Для этого ей пришлось подвигать его туда-сюда. Это оказался сверток в несколько дюймов длиной. Когда Саммер выложила его на полку и принялась аккуратно разворачивать, Джулия придвинулась ближе, почти не дыша. Внутри тканевой обертки оказался кусок пергамента, свернутый в свиток. Саммер аккуратно развернула его на полке. Обе женщины затаили дыхание.
На пергаменте ничего не было, но они увидели, что он лишь служил защитой для более маленького свитка. Это был лист папируса цвета бамбука с единственной надписью в столбик посередине.
— Наверное… это и есть Манифест, — тихо сказала Джулия, уставившись на древний документ.
— Да, написано на каком-то древнем языке, — ответила Саммер.
Джулия пригляделась к тексту.
— Похоже на греческий, но я такого еще никогда не видела, — сказала она.
— Значит, это коптский греческий, — прозвучал мужской голос у них за спиной.
Женщины чуть не подпрыгнули от неожиданности. Развернувшись к двери, они увидели Ридли Баннистера, в черной кожаной мотоциклетной куртке на толстой подкладке и кожаных штанах, в которых любят разъезжать любители мотокросса. Но на его необычную одежду они не обратили внимания, поскольку их взгляды были прикованы к коротенькому револьверу в его руке, который он наставил прямо на них.
30
— Так ты тот, кто напал на меня в номере! — выпалила Джулия, посмотрев на его кожаную куртку.
— Напал — громко сказано, — спокойно ответил Баннистер. — Я бы сказал, вынудил поделиться нужной информацией.
— В смысле, своровал ее, — сказала Саммер.
Баннистер обиженно посмотрел на нее.
— Вовсе нет. Именно позаимствовал. К вашему сведению, дневник обрел новое пристанище, среди прочих бумаг Китченера, здесь, наверху.
— О, да у нас тут раскаявшийся воришка, — язвительно заметила Саммер.
Баннистер проигнорировал ее колкость.
— Должен сказать, ваши розыскные способности меня впечатлили, — сказал он, глядя на Джулию. — Дневник в кожаном переплете — чудесная находка, хотя высказывания графа в нем не слишком-то удивительны. Но выяснить, кто такая Салли, — браво!
— Мы просто не такие небрежные, как ты, — парировала Саммер.
— Да, но, по сути, у меня было не слишком много времени для детального изучения имущества Эмили Китченер. Как бы то ни было, дело сделано. Я потратил на эти поиски десять лет, без малейшего успеха.
Он поднял руку с револьвером и двинул ею.
— Леди, будьте любезны, отойдите к задней стене. Я заберу Манифест и уйду.
— Позаимствуешь? — спросила Джулия.
— На этот раз — нет, — ослепительно улыбнувшись, ответил Баннистер.
Джулия медленно попятилась, не отрывая взгляда от свитка.
— Хотя бы скажи, в чем смысл этого Манифеста? — спросила Джулия.
— Пока не подтверждена подлинность — сказать сложно, — ответил Баннистер, подбираясь к полке, чтобы забрать пергамент с лежащим внутри папирусом. — Пока это всего лишь старинный документ, содержание которого может поколебать основы христианства.
Аккуратно взяв свободной рукой свиток, он убрал его во внутренний карман куртки.
— И Китченера убили именно из-за него? — спросила Джулия.
— Предполагаю, что да. Но это на совести англиканской церкви. Было приятно с вами поболтать, леди, — сказал Баннистер, двигаясь к двери. — Боюсь, мне надо спешить на самолет.
Выйдя из кладовой, он начал закрывать дверь.
— Пожалуйста, не оставляйте нас здесь! — взмолилась Джулия.
— Не беспокойтесь, — ответил Баннистер. — Я обязательно позвоню Олдричу, сегодня попозже или завтра с утра, и сообщу ему, что в его подвале заперты две очаровательные девушки. Всего хорошего.
Дверь со свистом захлопнулась, а затем они услышали звук задвигаемого засова. Потом Баннистер щелкнул выключателем, и они погрузились в темноту. Сам Баннистер тихонечко поднялся наверх, в жилое крыло здания, остановившись лишь затем, чтобы положить назад незаряженный «Уэбли-Бульдог» в застекленный шкаф, где хранилось оружие Китченера и откуда он совсем недавно взял его. Подождав, пока
