— А раньше тебе не нравилось это место, — замечает призрак. — Стоило отлучиться ненадолго, как ты обратилась к его гармонии. Однако, не могла бы ты освободить мой камень?
Я поспешно сползаю с седалища, на ходу разлепляя воспаленные веки.
— Не знала, что ты покидаешь сии скалы. Слишком хорошо ты в них вписываешься.
Надеюсь, удивление в моем голосе несколько прикрывает откровенное хамство…
— Я и правда стараюсь уходить от них как можно реже. Полагаю, ты оценила их энергетику?
Да уж, и мой насморк тому в подтверждение…
— Что же может вынудить тебя расстаться с милым краем? — спрашиваю я, не пряча ехидства. Настроение у меня гадкое, не иначе к простуде.
— Необходимость встречи с высшими сущностями, — следует абсолютно невозмутимый ответ.
Я замираю с разинутым ртом. Кажется, с меня довольно на сегодня метафизики…
Но любопытство пересиливает.
— С богами?
— С Дайр'Коонами, — он занимает освобожденное от моих мощей (я не просто исхудала, я почти растаяла за время заточения) седалище, и принимает вид властителя на троне.
Челюсть моя отправляется в свободное падение. Даже заложенный нос внезапно прочистился.
— Наверняка тебе сообщали, что эти редчайшие существа не обладают развитым интеллектом и не покидают Опоры, планеты, ближайшей к Капелле, — менторский тон призрака на этот раз раздражает даже сильнее, чем когда-либо прежде. И почему я не могу, скажем, уронить на голову «учителя» верхушку вон той скалы?..
— Угу, — ничего вразумительнее мне из себя не выдавить, не нагрубив — жить мне пока что хочется…
— Данные заверения не соответствуют действительности. Дайр'Кооны способны жить везде. Их организмы устроены отлично от человеческих и вообще всего «тварного мира». Но они не видят смысла удаляться от дома.
— Мне говорили, что они гибнут в любой другой среде…
— Не гибнут. Становятся с каждым днем более прозрачными. И в надлежащий момент пропадают, попросту возвращаясь на Опору. Таким образом они отгородились от людей, избавились от исследований и избежали участи экзотического зверя в вольере.
Потрясающие знания, прямо-таки жизненно важные в моей нынешней ситуации! Они-то сей участи избежали, и не обязательно тыкать мне в лицо тем, что я прошествовала в «вольер», как говорится, добровольно и с песней. И без напоминаний тошно. Многоступенчатая ненормативная лексическая конструкция застревает в горле — я и так в этот визит скаредничала сверх меры.
— Но они разумны?
— Разумны? Нет, это неверная категория. Они представляют собой сущности иного порядка. У людей нет критериев, способных пояснить различия.
Закатываю глаза и приступаю к мечтам о суициде…
— Не понимаю.
Он тяжело вздыхает, встает с жертвенника и начинает расхаживать взад-вперед.
— Разумнее ли человек пуговицы?
— Эмм… да, пожалуй.
— При том, что пуговица — неодушевленный предмет, неспособный каким-либо образом мыслить, и не может быть соотнесена с человеком?
— Хм. Правильным ответом по твоей логике будет — нет?
— Именно. Дайр'Коон отличается от человека, как человек от пуговицы.
Я шмыгнула носом. Есть мнение, что снящиеся мне скалы дурно на меня влияли. А именно — чрезмерно затягивали в себя.
Конечно, банальный насморк не повод для паники, и проявление простудного синдрома из снов в реальности могло быть совпадением, но разодранные до крови коленки и лиловые синячищи на ногах (все эти прелести я обнаружила в душе намедни), к разряду совпадений не могут быть отнесены.
Не случится ли однажды, что, открыв глаза, я увижу вокруг те же хмурые скалы?.. А может, так было бы лучше? Если не думать о мрачности, нельзя отрицать Силу этого места, пусть и чуждую мне, но — Силу!
Сила… Будь она у меня, ненавистный спутник плавно и бережно приземлился бы в любой точке на Консуле, которая взбрела бы мне в голову. А приземлившись, распался бы а четыре ровные дольки, как разрезанный грейпфрут.
Сколько раз я мысленно проигрывала эту сцену! Не реже, ох не реже, чем красочные, но не эстетичные сцены моего общения с тюремщиками, которое должно было следовать за спутниковым грейпфрутом.
Обозлило ли меня заточение? Да. Глупый вопрос. Сомневаюсь, что многие на моем месте пришли бы к смирению.
Он парит. Руки раскинуты, плащом играет ветер. Замечая мое появление — как всегда, в тот же миг — чуть лениво взмахивает кистью, и в воздухе под ним закручивается полупрозрачная спиральная лесенка. Призрак неторопливо спускается, и за его спиной тают нестандартные ступеньки.
— Меня взбудоражил твой рассказ о Дайр'Коонах, поэтому долго не удавалось уснуть. Поразительно все, что ты сказал о них, но поразительней всего — зачем ты это сделал?
— Это была часть сделки.
— Сделки?! — сдавленно восклицаю я. Он так расписывал отстраненность Дайр'Коонов от человечества, их интеллектуальное превосходство, что торговая операция не увязывалась с выстроившимся у меня образом.
— Дайр'Кооны не общаются с людьми, — терпеливо, точно малому дитяте, объясняет дух. — И моим визитам не радуются. Я напоминаю им человека. Какая ирония! Люди пугаются меня, встречая впервые, потому что им я человека не напоминаю.
Не перебиваю его монолога, хоть он и отклонился от волнующей меня темы. Жалеть призрака за его непохожесть на людей кажется мне циничным.
— Они не радуются мне, но не отказывают в информации. В прошлый раз ценою ответа стало посвящение тебя в их тайну.
Я тихонько ойкнула. Не каждый день мной интересуются высшие сущности и просят передать привет!
— Можно спросить?
— Если начинаешь задавать вопрос, задавай его целиком.
— Что ты хотел узнать у Дайр'Коонов?
Аж сама оробела от собственной наглости…
— Являешься ли ты той, чье появление было предсказано.
— Кем? В смысле, кем предсказано?
— Дайр'Коонами. Лишь им доступно предвидеть более, чем мне.
— Я в шоке, — честно признаюсь я. — Абсолютнейшем.
В голове — каша. Трясу черепушкою, не с целью передвинуть извилины, а чтобы отвлечься от сумбурных мыслей. Помогает.
— В чем суть предсказания?
Словно для молитвы, он складывает ладони. Опускается ниже черный капюшон.
— Сквозь годы и дали приидет Дочь Боли, и взгляд ее будет Светел, даже когда Тень укроет лик ее. И когда сплетутся Свет и Тьма, Боль ее спасет Мир.
Я повторяю мысленно каждое слово, стараясь запомнить интонацию, которой призрак подчеркивал отдельные слова, и общий его тон, с помощью которого фраза превращалась в молебен.
