недавно назначенный его заместителем, главный навигатор Войд, и неулыбчивый шотен, чье имя напрочь выпало из памяти. Вероятно, безумие уже плещется в моих глазах, потому как ни единого возражения моему емкому:
— Все вон! — не раздается.
— Ирина, — звучит в опустевшем помещении родной и усталый голос. — Я оставлю эту запись на случай, если ты была права, назвав меня идиотом. Ты ведь знаешь криогов лучше, чем все мои Советники вместе взятые… Так вот, раз ты меня слышишь, что-то пошло вопреки блестяще выстроенным планам. Впрочем, я подозревал, что могу не пережить эту битву, когда настаивал на своем в ней участии, но за чужими спинами я отсиживаться больше не намерен. К тому же, один наш общий импозантный знакомый с неимоверно убедительными аргументами не оставил мне выбора. «Рожденный от убийцы, ты сгинешь во мраке, и тем принесешь победу, покой и свет в сердца», — так он сказал, и я склонен ему верить.
В металлических стенах — его смех…
— Никогда б не подумал, что составлять предсмертное послание будет так непросто… Ирина… Мне жаль, что я был вынужден втянуть тебя в чужую войну и дворцовые интриги, но и тут мой выбор был весьма ограничен. Надеюсь, ты сможешь меня понять.
Протяжный вздох… Его или мой?..
— Позаботься о моем наследнике. Я могу доверить Империю Сэру Ивенсу, но уберечь моего сына сможешь только ты. И пусть его назовут Дарином. Не плачь обо мне, меня уверили, что ты сумеешь за меня отомстить. Собственно, по этой причине я и требовал твоего присутствия в Тарантуле. Жизнь Императора за победу — ничто. Встретимся за гранью, Ирина.
Все. Голос пропал. Весеннее солнце не заиграет больше в его чудесных глазах… Встретимся за гранью…
Так догорает рассудок. И рвется на части гордость, как домики из песка.
За гранью, значит? До скорого, о вышний ангел мой. Я уже расправляю крылья.
Пусть крылья эти и чернее ночи.
— Ана, передай на все корабли приказ отойти за пределы системы. Немедленно.
— Но флот…
— Я принимаю командование на себя, — отсоединяю от ремня Звезду. — Как единственный представитель Дома Атиров.
Укладываю невинное с виду украшение на стойку рядом с голопанелью. Осмелятся ли ослушаться адмиралы?..
— Тебя же обвинят в измене…
— Да пусть хоть казнят, но сейчас они должны уйти.
— Сообщения с четырнадцати звездолетов, среди них…
— Игнорируй.
— Но…
— Стоп! — отрезаю я. Время слов вышло.
И рвется на части гордость… Оборачиваться нельзя. За спиной — страх.
Ана продолжает говорить, но слух тает вместе с сознанием. И песочными же замками осыпаются каноны морали, совесть, избитые постулаты добра и зла.
Точно горячий воск, растекается неровным овалом на полотнище вечности душа.
Ирины Калининой более нет ни в одном из поднебесных миров.
Я — Эшти.
Я падаю в тень, резко, одним рывком, без всяких паутин или подпорок.
Отбрасывая костыли сомнений, обретаешь могущество.
Свобода — это ветер.
Тот, что наполняет паруса фрегатов, и тот, что раздувает пожары. Он вертит крылья мельниц и сбрасывает путников с узких горных троп.
Свобода — это ветер, приносящий бурю.
О, в вакууме нет ветра? Пустое, создадим…
Скольжу, неотличимая на фоне вечной ночи, вбирая Силы. Сейчас я не различаю оттенков, они едины, как жизнь и смерть. Я сливаю их в одну бесконечную реку, впервые на пути Творца ощущая подлинное всевластие.
В эти минуты я становлюсь Богом.
Имперский флот отступает. Большинство звездолетов покинуло систему, лишь немногие отходят с боем, вовлеченные в локальные схватки с кораблями Оплота.
Но теперь это не их бой. Мчусь. На тех самых крыльях, что чернее безлунной ночи. Хотя это лишь игра моего воображения…
Их всего восемь, летающих грибовидных громадин, но они стоят между мной и моей местью. Брендон верил, что уходит не напрасно, так могу ли я не оправдать его ожиданий?
Нет!
Тщательно, до педантичности аккуратно, дабы не затронуть имперцев, искривляю пространство. Сейчас, когда Силы бушуют во мне, это не сложнее, чем бросить камень.
Отхожу, не оглядываясь на обломки. Пришел срок справить тризну по Императору!
Корабли криогов жмутся к Диту, точно цыплята к наседке.
Тризна. По Брендону. Все клятвы, что не были произнесены, каждое молчаливое признание, сны, заполненные им — ядовитыми струями омывают мое сердце. Мир, в котором нет его — равнодушный, беспощадный… Ничтожен.
Безумие разрывает последние цепи. То, что еще недавно было мной, разводит бестелесные руки, черные на черном, и огромные антрацитовые крылья трепещут в первозданной пустоте. Они разрастаются, впивая каждую частичку Силы на своем пути.
Два крыла обращаются в исполненную непроглядной тьмою высь и смыкаются над планетой.
Это — последнее деяние моей изорванной в клочья души. С таким нельзя жить. Невозможно дышать, сознавая, что погребла своим гневом целую расу.
Незримые крылья покрываются кроваво-алой чешуей, и из трещин между чешуй сочится лава — и моя боль. Сходятся воедино ладони, и в плоскость складываются в то же мгновение крылья. Плотно, так, что даже узкий меч не уместился бы меж ними.
Пора.
Мы взрываемся вместе, синхронно, я и планета.
Вот и все. Приливная волна воспоминаний схлынула, оставив меня наедине с несуществующим миром.
Гроза ушла за ущелье, только свинец низких туч отрезал от неба…
Битва проиграна. Брендон умер. Я тоже. Оплот Кри повержен. И никаких победителей. Знамена втоптаны в пыль, а я, не прощенная ни одной из сторон, обречена раз за разом переживать сражение, которого не было.
И раз за разом — умирать. В отчаяньи, в отчуждении. В одиночестве.
Снова и снова.
Он явился с дождем. Столь же холодный, столь же безликий.
— Сеанс самобичевания еще в разгаре? — вопросил он.
