“Сумасшедший!” — испуганно подумал Пьер.
Они возвращались в игру Гектора “Агентство по туризму”.
— Не вредно и пообедать, — сказал Гектор. — Какую кухню предпочитаете сегодня, дружище?
— Я не хочу есть.
— Это глубоко неправильно, мой друг. Никогда впредь не говорите таких ужасных вещей.
— Ну хорошо. Давайте перекусим. Я согласен.
— Вы мне не сказали про кухню. В каком стиле будем пировать?
— Честно сказать, мне все равно.
— Напрасно, дружище, напрасно. Я вижу, последние слова Харилая оставили у вас неприятный осадок. Ну ничего. Ресторан “Сакартвело” — вот что поправит вам настроение. Застолье грузинских князей.
— Пусть так, — сказал Пьер.
Ближайшая дверь вывела их в светлый платановый лес. За голыми бледно-желтыми стволами синело небо, угадывались снежные вершины гор. Длинный дощатый стол на небольшой поляне был уставлен тонкогорлыми глиняными кувшинами. Многоцветье фруктов и овощей напомнило Пьеру сентябрь где- нибудь в Савойе. За столом сидело с полдюжины усачей в наглухо застегнутых красных рубахах и схваченных тонкими поясами темных кафтанах с расходящимися полами. Раздались шумные крики. Один из пировавших, худой, легкий, как перышко, взвился навстречу.
— Добро пожаловать, гости дорогие! — закричал он, топорща усы и вращая зрачками горячих глаз.
Пахло ароматным дымом. В стороне над открытым очагом на огромном вертеле жарился баран. Пьеру сунули в руки костяной в серебряном окладе рог, полный красного вина, пододвинули завернутые в тонкую лепешку ослепительно белый сыр и пахучую умытую траву.
— Кушай, дорогой, — сказал сосед, горбоносый смуглый старик. — Гость в доме — радость в доме. Здоровье дорогого гостя. — Старик поднял свой кубок.
Пьер ел дымящуюся баранину, запивал ее нежным вином, ему было хорошо.
И Пьер неумело подтягивал за тягучим тенором:
— Тайа-тайа-тайа-вота-тайа-йа…
Замирал, когда врывался бас:
— Дын-ды-лава…
Гектор рассказывал пирующим про маленькую Люс. Князья смотрели на Пьера маслинами глаз, качали головами и цокали языками.
— Сколько же у вас игр?
— Много. Очень много. Не знаю точно. Впрочем, детали касаются тех, кто играет в статистику, — ответил Гектор.
— Интересно бы узнать их названия.
— Почему же только названия? Можно и посмотреть и поиграть. Для начала могу познакомить вас со списком игр нынешнего сезона. Хотите?
Гектор подошел к ближайшему толстому дереву и, найдя дупло, удовлетворенно хмыкнул. Запустил руку в темную дыру и протянул Пьеру свернутый в трубочку лист бумаги.
— Изучайте.
Пьер уже давал себе зарок не выказывать удивления, однако вид у него был озадаченный.
— Обыкновенная свертка пространства, — пояснил Гектор. — Дупло сыграло роль дверцы между моей рукой и библиотекой Совета нашей зоны.
— Но почему там оказался именно нужный вам список?
— Считайте, что это та же телепатия, только на железных принципах биомашинной технологии.
— Понятно, — неуверенно отозвался Пьер и развернул пожелтевший листок. В десятке столбцов рукописной вязью теснились слова.
— Не удивляйтесь виду списка. В обычной жизни, в быту никто не желает иметь дело с кристаллами, голографией и прочей головоломной техникой. Всем подавай фолиант в коже с серебряными застежками или, на худой конец, пергаментный свиток.
— И на всех хватает?
— А какие проблемы? Дома книг уже давно не держат. Зачем? Разве что в играх, где это необходимо. Атак — протянул руку к ближайшей дверце и взял нужную книгу в библиотеке. Они там продублированы в соответствии со средней частотой запроса.
— Одним словом, в книги вы тоже играете.
— Само собой. Есть любопытные игры — “Пожар в Александрии”, “Иоганн Гутенберг” или, например, “Изба-читальня”.
— Изба?
— Так назывался древний русский дом из деревьев.
— Причем здесь читальня?
— Когда-то в России шла борьба с неграмотностью. Постойте, это ведь как раз в вашем веке, — книги, насколько я помню, складывали в крестьянские дома, сложенные из бревен, — избы…
— Вижу, вот эта игра, — сказал Пьер, просматривая список. В том же столбце он прочел:
“Трансвааль в огне”
“Дирижабль Нобиле”
“Белый квадрат на белом фоне”
“Базар в Коканде”
“Маки”
“Большой футбол”
“Залив свиней”
“Гласность и перестройка”…
Пьер поднял голову.
— Тут все двадцатый век?
— Да, а вот двадцать первый. — Гектор провел пальцем по строчкам — “Башни большого города”, “Любовь шахида”, “Глобальный коллапс”, “Мафусаилов век”, “Марсианские хроники”… А здесь двадцать второй, двадцать третий…
Взгляд Пьера блуждал по листку, выхватывая разбросанные по векам игры: “Ронсевальское ущелье”, “Тысяча видов Фудзи”, “ГЭС на Замбези”, “Бирнамский лес”, “Лагерь таборитов”…
— А это что? — воскликнул он вдруг, возвращаясь к двадцатому веку. — “Маки”! Вы играете в макизаров? Это про наше сопротивление бошам?
— Вы удивляетесь? Двадцатый век у нас в почете. Один из переломных в истории. — Гектор сделал шаг назад. Внимательно посмотрел на Пьера. — Послушайте, ведь это в вашем веке мир стоял на грани самоубийства. Жуткие войны, тоталитарные режимы, распад озонового слоя. Тяжелый век. В начале следующего, после вспышки глобального террора, кошмары постепенно отступили. Он-то и стал называться первым веком Великой эпохи. Впрочем, это название установилось где-то веке в двадцать третьем. Хотите посмотреть “Маки”? Эта игра, правда, в другой зоне, здесь у нас в этом сезоне все больше средневековье. Но это не проблема.
— Хочу ли? Пожалуй. Но не сейчас. Можно попозже?
— Вы гость, ваши желания — закон.
В окоп, где сидели Дятлов, Декур и Пьер, спрыгнул д’Арильи, умудрившийся сохранить щегольской вид даже во время непрерывных боев последней недели. Он шел в штаб к Эрвье и решил дождаться темноты. Д’Арильи немедленно схлестнулся с Декуром, мрачное молчание Дятлова, ради которого — это уже начинал понимать Пьер — аристократ всегда разглагольствовал, подливало масло в огонь.
