Его тело было широким, как у лошади, морда плоской, на лапах — по три пальца, защищенных роговым наростом. Передними конечностями бефун мог схватить врага.
Боиндил знал, что в бою бефуны встают на дыбы, помогая всаднику. Благодаря особенностям седла кавалеристы занимали удобную позицию на спине бефуна, их не так-то легко было сбросить.
Итак, гномы представляли собой довольно странную компанию. И не только из-за ездовых животных.
Боиндил был похож на обычного гнома — именно так детей Кузнеца описывали в преданиях о битвах с Нод’онном, аватарами и чудовищами Черного Ущелья. Впрочем, времена подвигов давно минули, все последние сражения гномы проиграли — и войну с альвами, и с Лот Ионаном, и с драконом… Но в Потаенной Стране их все равно уважали.
Пышную бороду Равнорукий заплел в косу, он облачился в укрепленную пластинами кольчугу и светлую меховую накидку с капюшоном, на седле болтался молот. Гном дымил трубкой и напевал какой-то марш, на лице его залегли глубокие морщины.
Тунгдил в своем черном доспехе скорее напоминал альва. Бефун и Кровопийца — перекованный альвийский меч — усиливали впечатление. Если бы в пути им повстречался кто-то из племени Третьих, гномов-убийц, гномоненавистников, то потомок Лоримбура поклонился бы Тунгдилу, приняв Златорукого за своего.
Такие мысли все больше занимали Боиндила, но он отгонял их, стараясь не думать о перевоплощении старинного друга.
Выдохнув синеватое облако дыма, гном достал из-под накидки флягу с водой. Чтобы жидкость не замерзла, Бешеный держал емкость ближе к телу.
— Ну что, помнишь дорогу? — отхлебнув, спросил он у Тунгдила. — Я скорее полагаюсь на пони, чем на свою память. У пони-то и голова, поди, больше. — Закрутив крышку, гном повесил флягу обратно на пояс. — Я, наверное, уже циклов сто пятьдесят тут не бывал.
Златорукий рассмеялся.
— Значит, в этом мы похожи. Только меня тут не было не сто пятьдесят, а двести пятьдесят циклов. — Тунгдил оглянулся. — Да, ты прав. Без тропинки я бы заблудился.
Они снова помолчали.
Стук копыт о каменистую землю эхом отдавался в горах, легкий ветерок играл со снегом, взметая над землей белую пыль. Пони недовольно пофыркивал.
— Неужели у тебя нет вопросов? — наконец не выдержал Боиндил.
Тунгдил проводил взглядом колечко дыма, слетевшее с губ друга.
— Я до сих пор не могу прийти в себя после твоих слов, — признался он. — Лот Ионан терпелив… Что же могло так изменить его характер? Магия? — Гном вздохнул. — Хотел бы я в точности помнить свое прошлое, чтобы убедить тебя в том, что я — это я, твой друг и боевой товарищ. — Златорукий коснулся шрама на лбу. — Я думаю, что из-за удара по голове я потерял многие и хорошие, и плохие воспоминания. Меня ударил мой наставник, я чуть не умер после этого. Наставнику не удалось загасить во мне огонь жизни, но образы прошлого исчезли. Это единственное объяснение, которое у меня есть.
Бешеный покосился на шрам.
— Мне приходилось слышать о том, что некоторые сходили с ума после сильного удара по голове, так что ты еще легко отделался, полагаю, — с облегчением произнес Боиндил. — Я мог бы и сам догадаться…
— Но все вокруг говорили тебе, что не стоит верить в это. Они опасаются, что на самом деле я вовсе не Тунгдил, не тот гном, который стольким тебе обязан. — Златорукий вновь погрузился в раздумья.
Бешеный не стал донимать его дальнейшими расспросами. Нужно будет поговорить об этом загадочном «наставнике», но не сейчас.
— Я вспомнил! — вскинулся Тунгдил. — Когда я видел Лот Ионана в последний раз, на нем была голубая накидка и белые перчатки… Перчатки, Боиндил! Я вспомнил! Он надел перчатки, чтобы скрыть следы от ожога, оставшегося после прикосновения к артефакту, — возбужденно воскликнул он. — Кожа зажила, но так и осталась черной.
— Правильно, книгочей! — Бешеный обрадовался успеху друга. — Лот Ионан тогда серьезно поранился. Я давно начал подозревать, что здесь что-то не так. Но я рад, что ты вспомнил. А помнишь, что артефакт не позволил магу приблизиться, потому что тот не был чист душой? Мы подумали, что речь идет о невинности, которую Лот Ионан мог утратить в молодости, но теперь знаем, что все дело было в чем-то другом. — Думая об этом, Боиндил пришел в такую ярость, что ему хотелось, чтобы неподалеку оказался десяток орков. Он мог бы сорвать на них злость. Все эти солнечные циклы Бешеный корил себя за то, что не обратил внимания на реакцию артефакта и позволил Годе успокоить себя. — Это я виноват. Если бы мы сразу же остановили Лот Ионана, заперли его или что-то в этом роде, племя Вторых не было бы уничтожено.
— Года училась магии у него?
— Она была его ученицей около десяти солнечных циклов, — кивнул Боиндил. — Убариу не нашли никого, кто смог бы подойти на роль мастера рун. Но потом Года заметила, что артефакт начал реагировать на нее иначе. Когда она касалась сферы Силы, чтобы пополнить свой запас магической энергии, ей было больно. Года поняла, что чистота ее души под угрозой, но не могла объяснить, с чем это связано. Нашего первого сына она родила задолго до этого, дело было вовсе не в невинности.
Тунгдил поправил золотую повязку, и луч солнца блеснул на полированной поверхности.
— Значит, изменения были постепенными?
Боиндил неуверенно покосился на друга. «Разве повязка была у него на левом глазу? Кажется, он потерял правый!» Бешеный не мог вспомнить, но его подозрения это не развеяло. Гном собрался с мыслями.
— Можно и так сказать. А потом Лот Ионан попытался научить Году заклинаниям, которые показались ей излишне жестокими. Когда она отказалась плести эти чары, Лот Ионан разозлился. Он разругался с Годой и уехал. Затем мы получили от него пару писем. Маг просил бывшую ученицу приехать в Потаенную Страну, чтобы все обсудить. Но Года не хотела бросать артефакт. В последнем письме были угрозы. Тогда мы поняли, что приняли правильное решение. — Боиндил заметил небольшую хижину для путников. Проезжающие могли заночевать под крышей, а не под открытым небом. — Погляди-ка! Домик, конечно, разваливается, но это лучше, чем попона на снегу.
— И жители Потаенной Страны не вмешались, когда Лот Ионан пошел войной на Синие горы? — не унимался Златорукий.
— А что они могли противопоставить магу, книгочей? После того как с Лот Ионана было снято проклятие окаменения, его магическая сила росла день ото дня. В нем словно сила двух магов, а не одного. — В ярости Боиндил сжал кулаки. — Так ему удалось почти полностью уничтожить наше племя. Он поставил на колени горы, а с ними и гномов.
— Что ты имеешь в виду? Он обрушил горы?
— Именно, книгочей. Он плел одно заклинание землетрясения за другим. Наши крепости рушились, коридоры наполнялись лавой, из глубоких шахт поднималась вода. Погибли тысячи гномов, а тех, кто спасался бегством, Лот Ионан ждал у крепости Огрова Смерть. Он сразил их своими чарами. — У Бешеного на глазах выступили слезы, скатились по щекам к бороде и застыли на морозе, превратившись в блестящие льдинки. — Из племени Второго выжила всего сотня гномов. Сейчас они укрываются у Свободных.
— Не похоже на моего приемного отца. — Тунгдил задумчиво пожевал губами. — У меня нет причин сомневаться в твоих словах, друг мой, но что-то должно было изменить Лот Ионана, испортить его. Может быть, источник, снявший заклятие?
Стряхнув застывшие слезы, Боиндил уставился на льдинки. Те медленно таяли в его пальцах.
— Никто этого не знает. Ты единственный, кто отваживается выступить против него. Ты и король альвов, Эфатон.
— Высокие Врата открыты?
— Лот Ионан закрыл их вновь, после того как с юга в страну пробрались черноглазые. Маг не хотел, чтобы через Врата прошли другие чудовища, — ответил Боиндил. — Ты еще не передумал, книгочей? Или, может, тебе в голову пришла идея, как победить такого врага, как Лот Ионан, да еще и заставить его
