– Я засекла твой номер, – соврала мама, – и завтра звоню в Интерпол. Пусть они тебе напомнят, что у тебя двое детей.
– Ты меня Интерполом не пугай! – возмутился папа. – Я помню про детей. Но мне сначала надо было обжиться, заработать.
– На «полонез». Как же, помним. «Полонез», простор и свобода. Ни стыда у тебя, ни совести. Даже жалких десяти марок за пятнадцать лет не прислал. А у твоей дочки в праздники помолвка. Бедная сиротка.
– Мама, да какая я сирота! – запротестовала я.
– Вот именно, – подхватил отец, – я ведь жив, и я помню. Когда помолвка?
– На святого Щепана[1].
– Ты от темы-то не уходи, – атаковала мама. – Если до субботы не придет перевод, в воскресенье на рассвете жди налета полиции.
– Никакой полиции не будет. Я сейчас же звоню своему консультанту. С утра вышлю тебе чек.
– Для тебя же лучше, если так и будет. А иначе в субботу я звоню своему консультанту и посылаю к тебе килеров с Украины.
– Обойдемся без них, лапушка. Малинка, так что будем делать с этим текстом?
– Отдай его своему консультанту! – крикнула мама и швырнула трубку.
Через три дня пришел чек на 1500 марок, по 500 на каждого. А сам отец явился на мою помолвку. И все пошло кувырком.
Помолвка
Праздники. Елка на полкомнаты, и лампочки мигают на ней, как на авто шерифа. В общем, полный парад. Белые блузки, жесткая от крахмала скатерть. Все прикинутые: мама в жемчугах, Рафал с бабочкой, его старик весь расфуфыренный. Я как раз режу кофейный торт. Вдруг звонок. Меня словно что- то кольнуло, но я как ни в чем не бывало иду к двери. Открываю. А передо мной пирамида из фруктов. Причем сплошная экзотика. Я даже названия всех не знаю. Наверху ананас. Я раздвигаю листья, и что же я вижу? Отцовский фейс. Никаких изменений, только более загорелый, и неизменный перманент. Американская улыбка, подвешенная к ушам. А на шее шелковый шарф цвета ecru[2]. Я пригласила его войти. Он вошел, поставил поднос, потом вернулся за коробкой со спиртным. Запыхавшись, притащил ее и прямиком попер в комнату.
– Приветствую родителей будущего зятя, – протянул он руку отцу Рафала. На безымянном пальце у него поблескивал томпаковый перстень с искусственным рубином размером со сливу. Папаша обожает дешевые эффекты. Он уселся за стол и подмигнул маме.
– И такие дрянные вина вы пьете на помолвке моей наследницы?
У родителей Рафала глаза стали, как у карпа на столе в Сочельник.
А папаша, ничуть не смутившись, обратился к Рафалу:
– Чем занимаешься, юноша?
Рафал, заикаясь, проблеял, что заканчивает финансовый.
– Это хорошо, сынок, – папаша одобрительно кивнул. – Я как раз ищу, кто бы смог управлять моими финансами. Сейчас ко мне плывут на корабле двадцать миллионов долларов в золоте. Мне нужно будет с ними что-то делать. Как-то инвестировать.
И он так вздохнул, словно проблема денег нагоняет на него страшную тоску. Богач. Мама знай подливает себе вина. А меня так трясло, что я едва попадала вилкой в котлету. В конце концов я не выдержала и сбежала в ванную. Вытащила из-под ванны бутыль шведского бальзама из трав и глотнула. Горько как! Еще два глотка. Ну, капельку полегче. Я вернулась в вертикальное положение и в комнату, где папаша как ни в чем не бывало беседовал с родителями Рафала. Вдруг он замолчал. А потом промолвил:
– Послушайте, дети. У меня счета в банках вдоль германо-французской границы. С ними что-то надо делать. Может, на вас переписать?
– Да ну, папа, не надо.
– Может, и мне устроить какую-нибудь помолвку? – вмешался мой брат.
– Тебе, Ирусь, тоже достанется. Есть у меня фабрика…
– Наверно, на Луне, – буркнул под нос Ирек.
Родители Рафала не услышали, папаша тоже.
– Она ждет тебя, получи только образование.
– Но не обязательно астрономическое? – осведомился мой любимый братик.
– Ирек! Замолчи! – прошипели мы с мамой.
– Можно астрономическое, но лучше все-таки дипломатическое. Я устрою тебе теплое местечко на Бали или на этой, как ее, на Ямайке. Посол Польши на Ямайке. Звучит, а?
– Я предпочел бы в Новой Зеландии, – стал капризничать Ирек. Словно у него и вправду был выбор.
– Это мы устроим, – объявил папаша. – Ну, за здоровье будущих новобрачных.
– За здоровье! – повторили все хором.
– В таком случае все ясно, – отец вернулся к теме банков. – Встречаемся на свадьбе, потом подписываем бумаги и приветствуем вас в бизнес-классе.
В этот момент мама не выдержала и захихикала. Все умолкли.
– Извините, это от волнения. Для вас большое счастье, дети, что вам не придется начинать с нуля. Еще раз ваше здоровье и за ваше будущее.
Все чокнулись. Отец развалился в кресле и стал рассказывать. В Польше последнее время он не бывает, сообщил он, так как у него важная должность в Германии. Он был одним из тех, кто выдвинул идею разрушить Берлинскую стену.
– Сейчас мы разрабатываем бельгийскую мафию, – доверительным тоном добавил он. – Они отравляют продукты. Слышали о цыплятах, которых кормили отходами с бензозаправочных станций? Это они. Или грибок в газированных напитках. Тоже их работа. А афера с педофилами? То же самое.
– Господи! – ужаснулась моя будущая свекровь. – Но зачем? Для чего они это делают?
– А вот этого, – покачал головой папаша, – я вам не могу сказать. Секрет. Я и так уже слишком много наговорил.
Какое-то время мы молча попивали вино.
– Нет, дорогие мои, – прервал молчание отец, – мы не должны грустить. Все-таки это помолвка Малинки. Праздник должен продолжаться.
И он продолжился.
20.01. Это сегодня. Если не получится прямой, я брошусь в Вислу и разобьюсь о лед. А если получился, то что дальше?
22.01. Не писала целых два дня. Привыкаю к Новому. Новый пока что ничего не чувствует. Когда я глажу его по спинке, ощущения, будто я притрагиваюсь к картону. Хуже всего у основания около перегородки, где наложили шов. Прикосновение я ощущаю, как сквозь слой изоляции. Не понимаю, чем так восхищался доктор Коваль. «Ну, красиво выпилили. И хрящи тоже вырезаны аккуратненько». Он подал мне зеркало, и я увидела жирного (оттого что не мытого две недели) урода между двумя желтыми подковами под глазами. Если так выглядят аккуратно вырезанные хрящи, то как же выглядят вырезанные неаккуратно? Коваль увидел ужас в моих глазах и стал меня утешать:
– Это что за выражение лица? Такой красивый носик, а ты плачешь.
– Но вы же обещали, что он будет как у того блондина, – совершенно раскисла я.
Коваль не выдержал и засмеялся:
– Деточка, ты думаешь, нос – это пряник? Вынимаешь его из формы, и готово? Это тело, которое две недели назад еще пилили, резали, зашивали. Оно имеет право быть опухшим и онемевшим. Подожди месяц-другой и тогда увидишь результат. А пока тебе предстоит массировать и растирать его. А иначе он засохнет и отвалится, – пошутил под конец он.
Вот я сижу и растираю. Растираю и массирую. Хорошо, что идет снег, хорошо, что холодно. Хорошо, что Рафал не видит меня.
8.02. Последние недели я посвятила массажу и магистерской работе.
