– Это друг нашей семьи, психиатр.
– Никаких знакомых! Потом он придет к вам на чашку чая и станет рассказывать твоей маме, что подруга ее дочери жрет сырой рис и запивает водой из унитаза.
– Да, ты и впрямь недоверчивая, – признала Иола. – Сдаюсь и ни с кем не буду устраивать тебе встречу. Ты сама сходишь.
– Куда?
– К психиатру из университетской поликлиники. Обещаешь?
Я кивнула.
Иола вздохнула:
– Тебе, Малина, жутко трудно помочь.
Следующую неделю я делала подходы к поликлинике. Нет, не сегодня. Еще чуток поем. Завтра. Нет, я сама справлюсь. К тому же что я ему скажу? А если меня кто-то увидит? Наконец через два дня после переселения к Эве я набралась храбрости. Мы пошли вместе с Эвой. И вот я лицом к лицу с университетским психиатром.
Университетский психиатр
– Здравствуйте. Садитесь, пожалуйста..
Я оглядела кабинет. Низкая скамья, два кресла горчичного цвета и кушетка. Пресловутая кушетка психоаналитика! На нее, наверно, ложатся пациенты и позволяют себя потрошить.
– Мне лечь?
– Нет, это всего лишь бутафория, чтобы выглядело профессиональней, – объяснил скучающим голосом доктор Губка. У него была бородка с проседью, очки в тонкой металлической оправе и усталые глаза пятидесятилетнего мужчины. Типичный психиатр.
– Вот моя медицинская книжка.
– Малина, – прочел доктор. – Аппетитное, вкусное имя. Ну и в чем у нас, Малина, проблемы?
– Именно с аппетитом. Заглатываю все, как пылесос. Двадцать четыре часа в сутки я мечтаю о том, чтобы есть, жрать, хавать, лопать, трескать, уминать…
– Мгм, – кивнул головой доктор Губка. – Вот так? И что же?
– И ем. – Я громко сглотнула слюну.
– Интересно.
Он снял очки и принялся тереть веки. Потом, опершись локтями на стол, закрыл лицо ладонями. Посмотрел на меня сквозь раздвинутые пальцы. Мне захотелось засмеяться. Что я тут делаю? Выворачиваюсь наизнанку перед усталым человеком, который изображает заинтересованность.
– Это совсем неинтересно. Наоборот, отвратительно. Я встаю ночью, жарю, а потом жру, как волк- оборотень, пока не начинаю дышать с трудом. Но стоит проглоченному чуть умяться, и я опять открываю холодильник и мечу в себя что попало.
– И когда ты начинаешь «метать»?
– Около восьми вечера. Утром я еще верю, что выдержу.
– А что ты утром ешь?
– Да почти ничего не ем, потому что начинаю борьбу, но вечером уровень мотивации у меня падает.
– Может, он не падал бы, если бы ты съела нормальный завтрак?
– Каждый нормальный завтрак у меня – это прелюдия к обжорству. Потому я и стараюсь начинать есть как можно позже. Если бы я начинала с завтрака, то уже давно бы не помещалась в мамины платья, которые она носила во время беременности.
– И это бы тебя очень огорчило?
– А вас не огорчило бы?
– То, что я не помещаюсь в платьях мамы периода беременности? Деточка, ты посмотри, как я выгляжу. Если бы я и смог выиграть какой-нибудь кастинг, то только для мультипликационного фильма, и это меня ничуть не огорчает. За пятьдесят лет можно привыкнуть.
– Но мне-то еще нет пятидесяти! – взорвалась я. – Зато у меня есть проблемы и я ищу помощи!
– И ты очень удачно попала. Я дам тебе лекарство, так как вижу, что наши дела немножко вышли из-под контроля. Но сама-то проблема гораздо глубже. Аппетит – это только вершина айсберга. Я не слишком напугал тебя?
– Еще не знаю. Я всегда реагирую с запозданием.
– Вот и хорошо, завтра ты будешь уже в состоянии заторможенности. Ты склонна огорчаться?
– Еще как. Причем с детства. В детском саду я огорчалась, что вот-вот придется пойти в школу. В первом классе задумывалась, что будет с моими куклами, когда я вырасту. Меня постоянно что-то грызет.
– В этом больше уныния или нервозности?
– Когда как. Иногда я чувствую подавленность, а иногда не могу заснуть от нервов.
– И тогда ты ешь.
– Тогда я ем особенно много. Но больше всего я сжираю, когда мне грустно. Вот как сейчас.
– Ну что ж, определенная схема у нас есть. Попробуем ее развить. Для начала полдоксин. – Он полез в ящик стола за печаткой. – Через неделю снова ко мне. Посмотрим, попал ли я в точку.
– А если не попали?
– Такое тоже может быть. – Доктор как-то лениво почесал голову. – В конце концов, у нас только схема данного случая. Если лекарство не подействует, придешь послезавтра, и мы продолжим работу над полной картиной. И тогда я выпишу тебе что-нибудь другое. Так, а теперь рецепт. Как твое имя?
9.03. Вчера ждала весь день. Может, он позвонит, принесет какую- нибудь сухую веточку или хотя бы положит открытку под половик. Но я для него уже перестала быть женщиной. Я всего лишь поблекшее воспоминание. А у воспоминаний нет пола.
Как обычно, вспомнил только Лешек. Потому я и ненавижу Женский день. Что это за праздник, который приносит столько разочарований?
12.03. Теперь я уже знаю. Я недостаточно сексуально притягательна. С этим надо что-то делать. Когда-то мне казалось, что самая большая проблема – это нос. «Если бы не он, я записалась бы на шейпинг». «Начну кокетничать после операции». «Вот укорочу его и наконец-то выберусь на дискотеку». Все потом. Но вот наступило это «потом», проблема носа исчезла, и я вдруг увидела себя во всем своем «великолепии». Бесцветная блондинка с признаками начинающегося целлюлита. Я должна уничтожить его. Размассировать, растворить, сжечь.
– Ну теперь у тебя появилась цель до конца жизни, – сделала вывод Эва.
19.03. Цель в жизни. Все ищут ее, эту маленькую точку на горизонте, к которой можно будет стремиться. Без нее ты кружишь, плутаешь, топчешься на месте. Теряешь время впустую, как считает Иола, и постоянно чего-то ждешь. Чуда.
– Цель – это лишь половина успеха, – заметила она, подсев ко мне и Эве. А мы уже больше часа сидим в кафе, ожидая чуда. – Я услыхала ваш бред еще в дверях.
– Вовсе это не бред, а серьезные раздумья, – возразила я.
– Ладно, пусть будут раздумья, – согласилась Иола. – Но вернемся к теме… Не менее важен выбор пути, то есть способ продвижения к цели.
– Иначе говоря, стиль жизни? – уточнила Эва.
– Можно это определить и так, – кивнула Иола. – Но мне важны не дефиниции.
– Да? – удивились мы с Эвой. – С каких это пор?
– Да, я люблю дефинировать и не стыжусь этого.
Вот это и есть асертивная, сиречь утверждающая, позиция. Об этом я узнала от Иолы.
– Ладно, закончи с путем, – бросила Эва.
– Я имею в виду, что важен весь путь, а не только последние метры. Потому-то меня так раздражают сладенькие обращения в американских фильмах из серии «Правдивые истории». Герой издевался над женой, бил детей, пинал единственную собаку. Неожиданно у него обнаруживают рак в десятой стадии. «Вам осталось жить две недели и три дня», – с точностью вычисляет доктор Джон Эксперт.
– Как это умеют только эскулапы в сериалах, – встряла Эва. – Но вернемся к главному герою.
