— Я же и говорю — зануда. Лишенный всяческого воображения, — захихикал Гамильтон.
Мэйфилд пожал плечами:
— Может, я и зануда, да только от воображения мне никакого проку нет. Пусть хоть Франкенштейна там изготавливают — мне все равно, лишь бы почаще приходили и побольше покупали!
Тут машина выбралась на взгорок, и впереди замигали огни городка — блестящей россыпью в наползающем с западных холмов тумане. Эти огоньки — такие теплые, разноцветные, приветливо вспыхивающие тут и там среди необычных украшений на окнах, тут же подсказали приятелям, что до Рождества осталось не более недели. И их разговор разом принял более веселый и радостный оборот.
Гамильтон с удовольствием посетил традиционный воскресный обед в доме Мэйфилдов — и разговоры этого вечера полностью изгладились у него из памяти. Но потом, уже лежа в постели в удобной гостевой комнате и слушая вой зимнего ветра за окнами, он не мог не припомнить увиденное сегодня на вершине скалы: источенная бурями, древняя, но все еще хранящая остатки былого величия развалина над разъяренным, штормовым морем. И сонно удивился про себя: интересно, кто эти двое? Кому и зачем селиться в столь неприветливом и бесприютном месте?..
На следующее утро Гамильтон проснулся поздно — Мэйфилд уже ушел в аптеку. А после обильного завтрака, заботливо подогретого миссис Мэйфилд, он выбрался на улицу и в полном одиночестве зашагал по улочкам Дункастера.
Над головой голубело чистое безоблачное небо. Чувствовался бодрящий зимний холодок, покусывающий за щеки. Гамильтон глубоко вздохнул — самый воздух этого старинного городка казался ему необычным. Вокруг сновали местные жители — приготовления к Рождеству были в самом разгаре. И хотя он пробыл в Дункастере всего неделю, на улице многие поздоровались с ним по имени. Какие же тут приветливые люди! И его охватило теплое и благодарное чувство к столь радушно распахнувшему свои объятия городку.
Он зашел в книжную лавочку, в которую в последнее время приходил чуть ли не ежедневно. Осторожно прикрыв за собой толстую дубовую дверь с витражными стеклами, он потопал на коврике, стряхивая снег.
— Как поживаете, мистер Гамильтон? — улыбнулся из-под снежно-белых усов старый мистер Скотт, а его глаза тепло блеснули за толстыми квадратными стеклами очков.
— Вовсе неплохо, Эрик, — рассмеялся в ответ Гамильтон. — Во всяком случае, мне очень хочется на это надеяться! А не могли бы вы мне посоветовать пару изданий по истории здешних мест?
— Конечно, конечно… — и Эрик Скотт принялся перебирать корешки на полках.
И извлек толстую потрепанную книгу в темном переплете. И принялся быстро ее листать, пристально вглядываясь в пожелтевшие страницы.
— Ну вот, — наконец проговорил он, указывая на название главы. — Вот отсюда можете читать — здесь рассказана история города от римских времен — и по девятнадцатый век включительно. Пожалуйста, мистер Гамильтон, осторожнее с этой книжицей — ей за сто пятьдесят лет перевалило…
— О, безусловно! А можно я ее прямо здесь просмотрю?
— Да, как вам будет удобнее! Присаживайтесь за стол у окна. Молодой человек, увлекающийся старинными штуками, о которых люди уже и думать позабыли, — редкое и весьма приятное для меня зрелище!..
Гамильтон уселся и раскрыл книгу. И снова городок показался ему чуть ли не родным. Уж он-то знал, что Эрик Скотт не всякого пустит к себе в лавку. И уж совершенно точно не каждому позволит копаться в его старинных книгах. И каких книгах! Скотт держал у себя исключительно редкие, старинные фолианты — и продавал их только по предварительному заказу, отсылая по почте. Поэтому руки людей посторонних никогда не прикасались к книге без внесенной вперед оплаты — настолько существенной, что покупатели сразу осознавали, что этому сокровищу необходимо лучшее место на полке и нераздельная любовь хозяев. Только горячие рекомендации Мэйфилда, а также в немалой степени профессиональное увлечение Гамильтона старинными постройками и литературой по предмету сумели смягчить старика и позволили американцу войти к нему в доверие.
Гамильтон погрузился в выданный ему том с головой. В главе речь шла об истории Дункастера и — шире — округа Берншир, которому принадлежал городок. К счастью, очерк включал и весьма подробное описание Дункастерского аббатства. После завоевания римляне, обнаружив на скале каменные круги, запретили все местные языческие культы и построили на вершине новый, просторный, украшенный колоннами храм. Который, в свою очередь, благополучно разрушили викинги — как и все остальное в то время в той части Англии.
А в двенадцатом веке на этом месте построил замок норманнский барон Гуго де Таран — сразу после возвращения из Крестового похода. Барон де Таран не слишком притеснял сервов, однако о нем ходили крайне неприятные слухи: поговаривали, что господин из замка склонен к отправлению весьма нехристианских обрядов. Среди мерзостей и гадостей, приписываемых барону, фигурировали и человеческие жертвоприношения. Матушка помянутого барона происходила из Франции, из семьи Эрлеттов из Аверуаня — и род их, и самые края издавна славились своими колдунами. А кроме того, рассказывали, что барон в далеких краях не только воевал с сарацинами, но и покупал у них древние книги и рукописи — причем не просто рукописи, а труды арабских и египетских магов. Тем не менее власть церкви на границах цивилизованных — если так можно выразиться — земель в Темные века была весьма непрочной, и вскоре головы бедняг, дерзнувших обвинить де Турана в колдовстве, оказались вздетыми на колья над воротами баронского замка.
Потомки де Турана, пользуясь своим положением и богатством, продолжали безнаказанно следовать богохульным традициям своего прародителя. Поговаривали, что детки и внуки даже восстановили древние кельтские и римские культы. В некоторые ночи из замка неслись звуки и виделись странные огни. Людей, пропавших в такие ночи, больше никто никогда не видел.
Однако в четырнадцатом веке нечестивые дела стали вершиться реже — ибо католическая вера прочно укрепилась в Англии. А к 1600 году — возможно, благодаря жестким репрессиям со стороны шотландской кальвинистской церкви — прекратились вовсе. Однако в 1690 году — кстати, тогда же, когда в американских колониях начались суды над ведьмами — на Дункастер обрушилась страшная напасть — похожая на чуму. Но местные все как один были уверены, что эпидемия смертей в городке — дело рук последних потомков рода де Таран. Церковь Шотландии призвала верных к действию: в 1690 году заполыхали костры, и, похоже, на этом закончилась власть и жестоких хозяев, которые несколько веков терроризировали запуганный местный люд.
Клирики, писавшие отчет о тех давних событиях, ограничивались туманными намеками, описывая то, что вытащили на свет из башен и подземелий древнего замка. Свидетельств и улик отправления языческих обрядов нашли в преизбытке. Обнаружили и залитые кровью языческие алтари, с грубыми, первобытными рисунками и знаками, которых уже никто и понять не мог. Однако библиотека — все эти книги и манускрипты, исполненные тайного знания и веками собираемые членами проклятого семейства, — исчезла без следа. Возможно, ее надежно замуровали в потайном склепе. Поэтому церковь велела сжечь весь замок — дотла. Чтобы знание де Таранов кануло в пламя и никогда более не возродилось и не распространилось, подобно пагубе и болезни.
Замок, правда, не удалось стереть полностью с лица земли — его обугленные руины простояли на вершине утеса более века. Затем англиканская церковь предприняла попытку использовать пустующие строения. Часть зданий привели в порядок и назвали Дункастерским аббатством. Однако по какой-то непонятной причине монастырь просуществовал в тех стенах всего несколько месяцев, после чего все снова покинули эти развалины. И в таком необитаемом виде они стоят и по сей день — впрочем, мысленно поправил автора этих строк Гамильтон, уже не стоят. Теперь там поселились двое американцев и живут там уже с год или более.
— Ну что, отыскали то, что хотели? — тепло поинтересовался букинист, когда Гамильтон закрыл и отложил книгу, устало потирая глаза.
Тот кивнул:
— Потрясающе! А вы знали, что в развалинах замка живут какие-то люди? Я очень хочу наведаться туда, надеюсь, они не будут против!
