фразы, которые будили его по ночам сразу после переезда в старый особняк. Педро применил гипноз, и под его воздействием Дейв с Джули быстро вспомнили большую часть того, что сумели расслышать. Когда профессор повторил им странные слова, Джейв вздрогнул. Такое впечатление, будто учишь язык, а потом с тобой заговаривает кто-то, для кого этот язык как родной.
— А когда ты хочешь… ну, в общем, сделать то, что ты хочешь? А, Педро?
— Как можно скорее. У нас мало времени. С каждой ночью сила заклинаний крепнет, и силы эти питают возродившееся зло. Мы должны попытаться разбить скрепы сегодня ночью. В противном случае, они сумеют их выковать.
Дейв выразительно посмотрел на телефон:
— Педро, я, конечно, в этих делах полный профан, но тебе не кажется, что нам следует позвать кого- то на помощь?
Армендарис задумался. А затем проговорил:
— Да. Но я все-таки полагаю, что ты имеешь в виду такую помощь, от которой произойдет больше вреда, чем пользы. Однако, по здравом размышлении, я должен признать, что эти сектанты могут быть вооружены не только заклинаниями. Что ж, у меня есть друг на здешней ракетной базе — майор Гомес. Он, конечно, не поверит, но приедет. Итак, решено. Все решится сегодня ночью.
Ветер, как назло, стих, и в тишине ночи скрип кожи и шарканье подошв по камням слышались излишне отчетливо. Дейв осторожно ступал по камню — впереди вытянулся скалистый мыс, замыкающий бухту Кабрильо с севера. И хотя рассветный туман еще не опустился, он чувствовал, что весь вымок. Слева и справа бесшумными силуэтами крались солдаты Гомеса — они выстраивались вдоль скал, чтобы отрезать сектантам возможные пути к отступлению. А неподалеку слышалось раздраженное ворчание майора — тот весьма нелестно отзывался обо всем происходящем, и даже ясно видимое пламя костра на конце мыса, выдававшее присутствие врага, не заставило его понизить голос.
— Черт! Мы выглядим полными идиотами! Педро, за мной, конечно, был должок, но ты псих, я тебе точно говорю! Это что, черт побери, такое? Концерт живой музыки, а? Учти — если ты мне лапши на уши навешал, я не знаю, что с тобой сделаю… Да надо мной вся база будет смеяться!
— Я очень надеюсь, — тихо, но очень внятно ответил Армендарис, — что это будет единственным неприятным последствием нашей экспедиции.
Гомес свирепо засопел, но ничего не сказал. К тому же они уже подошли настолько близко, что не помешало бы принять меры предосторожности. Заползающее против воли в уши пение сектантов слышалось все отчетливее. В нем чувствовалось что-то глубоко неправильное, некое вывернутое наизнанку сладострастие, граничащее с отвращением. Дейв заметил, что даже майор поддался гипнозу жутковатого хора на конце мыса — он принялся покачиваться в ритм. Только профессор сохранял полное хладнокровие.
— Дэвид, это те же самые слова, что ты слышал по ночам? По крайней мере, те же самые, что вы с Джули вспомнили этим вечером?
Дейв молча кивнул — он вдруг понял, что не в силах раскрыть рот. Зловещее завывание, то громкое, то падающее до тихого страшного шепота, приковывало к себе все его внимание. На голой скальной площадке под ними раскачивались в танце сектанты — дергаясь и извиваясь в отвратительной пародии на первобытные, полузабытые, бережно лелеемые инстинктами движения.
Дейв поймал себя на мысли, что раскачивается в такт долетающему до него то громкому, то тихому вою. Остальные, как он успел заметить, подпали под те же чары. И тут его охватило острое чувство потери, в странной пропорции смешанное с возбуждением. Дейв вдруг заметил, что профессор встал и вышел вперед. Ему потребовалось нешуточное усилие воли, чтобы проводить фигуру Армендариса взглядом.
Тот аккуратно снимал с себя одежду, постепенно обнажая тело. К немалому удивлению Дейва, оно оказалось исписано и изрисовано — в бледном свете луны темные узоры явственно выделились на коже профессора. Похоже, Армендарис расписал себя сам — ну и с помощью Росы, которая нанесла рисунок на места, куда он сам не смог дотянуться. Узоры сливались в единый орнамент, завитушки переходили одна в другую и выглядели как-то… жутковато. Словно бы предназначались для того, чтобы отвращать от себя.
Совершенно обнаженный и абсолютно не похожий на прежнего Армендариса, — теперь в нем никто не смог бы заподозрить интеллектуала, исследователя и цивилизованного человека, — профессор вышел из-за камней и подошел к сектантам совсем близко. Возведя глаза к небу и разведя руки в стороны, — Армендарис тут же сделался похожим на несоразмерно огромную цаплю — он принялся что-то декламировать неестественным, особо модулированным голосом.
Сектанты в полном изумлении воззрились на тень, которая ворвалась в их круг и нарушила ритуал. Похоже, обряд прервали в крайне важный момент. И только один, весьма знакомый Дейву, не выглядел обеспокоенным. Он спокойно стоял рядом с костром. Его кожу покрывали узоры, очень похожие на те, что нарисовал на себе профессор, вот только этот орнамент нанесла не кисть. Его, похоже, вытатуировали или даже выжгли на груди и спине этого человека!
Дейв впервые видел Джоша Виппла без одежды.
Старик не перестал петь, однако интонация, с которой он вел мелодию, весьма изменилась. Дейв не понимал ни слова на чуждом уху языке хорала, однако, как и все остальные, почувствовал укол ужаса. Сами ритм и тембр песнопения заставляли человеческое существо цепенеть от страха. Этот голос приковывал к себе все внимание, хотя взгляд то и дело смещался к безобразной зеленой статуе с другой стороны костра.
Однако профессора не так легко было испугать — он тоже изменил свою песню, и теперь она звучала столь же угрожающе, как и у его противника. Сектанты в ужасе отшатнулись от Армендариса и жалкой толпой сгрудились вокруг огня. В глазах Виппла мелькнуло что-то похожее на растерянность, и он удвоил усилия, возвысив голос и подняв руки.
Дейв почувствовал, что вот-вот потеряет сознание. Он хотел сделать шаг назад, отступить, но не мог двинуться с места. Его судьба, его душа, его внимание приковались к странному напеву и к скальной площадке с костром — невозможно, нельзя уйти, пока все не разрешится тем или иным способом. Его затягивало в полусонное состояние, но, несмотря на наползающее полузабытье, он отметил, что и сектанты, и солдаты Гомеса чувствуют себя точно так же. В полном сознании оставались лишь Армендарис и Виппл.
А это что еще такое? Для утреннего тумана рановато… Однако сомнений не оставалось: вокруг мыса собиралось мутное облако. Оно надежно укрывало от посторонних взглядов все, что происходило внутри. Перспектива исказилась, и Дейв уже не различал далекое и близкое — он даже солдат не видел, хотя знал, что они построились и заняли позицию прямо у него за спиной. Он не чувствовал базальтовой толщи под ногами. Странный какой-то туман, неестественный. От него волоски на спине вставали дыбом. А еще он был — черный. Да, непрозрачный и черный.
Голоса Виппла и профессора сделались громче и пронзительнее, и Дейву показалось, что в воде рядом с берегом что-то зашевелилось…
И тут он услышал крики вокруг себя — и с удивлением понял, что тоже кричит. В голове кто-то, кто был не им, тоненько захихикал. Дейв встряхнулся, настырный кто-то не ушел, а захихикал снова.
Голос Виппла сорвался на пронзительный, дрожащий от напряжения крик, а то, что шевелилось в воде, сгустилось в некий отчетливый образ. Оно вырастало на глазах, нависая над мысом, а его лицо… если это можно было назвать лицом… топорщилось сотнями щупальцев. Ящериная морда наклонялась к берегу, за спиной развернулись прозрачные крылья. Чудище наползало, оставляя в воде фосфоресцирующий след. Дейв узнал запах… о да, то был смрад, что он и его семья впервые почувствовали в винном погребе той жуткой ночью. В голове хихиканье сменилось диким, надрывным хохотом, и он с отчаянным воплем прихлопнул ладонями саднящие виски в тщетной надежде прогнать криком наползающее безумие.
Над мысом нависла огромная когтистая лапа. Пламя костра задергалось и угасло. Какой-то сектант, очевидно, сошел с ума. Другой упал на живот и принялся низко и жалобно поревывать. Другой взвизгнул, заверещал и бросился со скалы вниз, прямо на острые камни.
Покрытая засохшим панцирем ила и водорослей лапа неуверенно зависла над дуэлянтами — ибо профессор и Виппл совершенно очевидно сражались, каждый своей песней. Перебирая когтями, жуткая
