ведет. Разъясняя, разумеется, шепотом, на ушко, чтоб не заронить в спутниках ненужных подозрений. Подсунула ему какой-то документ, обменялась парой фраз в доверительном тоне — и voila! Проход открыт.
…Они миновали ряд мраморных кариатид[53], следуя за помощницей Актеона, которая невесть когда успела вырядиться в гиматий и теперь сама здорово напоминала древнегреческую статую. Обогнули витрину с вазами из терракоты, остановились подождать, пока она, балансируя на одной ноге, поправит сандалию, и дружно замерли у дверей в парадную залу, откуда доносились разгульные песни и смех.
— Ой, дурья моя башка! — выругалась Люси, что благовоспитанным статуям отнюдь не приличествует. — Джулия, да ведь ты в неглиже! Как же это я недосмотрела!
Та виновато расправила ночную сорочку и уставилась на свои босые ноги, а Спиру досадливо покачал головой, припомнив, что во время «стратегического отхода» мельком видел на спинке стула ее домашний костюм.
— Ну, ничего. Наш друг богат, очень богат! У него и платьев-то на любой вкус. Ты ведь не брезгливая? — поинтересовалась она у девушки. — Вот и ладненько. Пойдем, приоденем тебя.
И они зашагали по направлению к исписанным фресками нервюрам, оставив Актеона томиться в одиночестве. А когда вернулись, изможденный ожиданием грек подпирал побеленную стену ничуть не хуже скованных врагов Пруссии под памятником Фридриху Вильгельму второму.
— Что кручинишься, друже? — с артистическим апломбом произнесла Люси. — Глянь, какая модель! Ей хоть сейчас на подиум!
Актеон, ясное дело, обмер. Он был мастер обмирать при виде хорошеньких девушек в богатом убранстве, а тут — истинная дочь Италии, гордость и красота Рима. Люси подобрала для нее торжественное черно-белое платье средневекового фасона и заколола волосы на затылке, пустив спереди две вьющиеся пряди.
— Божественны! Вы божественны! Обе, — спохватившись, добавил грек, дабы не обделять вполне заслуживавшую похвалы Люси, которая уж стала опасаться, не превзошла ль она себя в наведении лоска и не перестаралась ли с облачением Джулии.
Они вступили в залу, где приторный аромат парфюма мешался с духом спиртного, и от обилия всех этих запахов у Актеона засвербело в носу. Дамы в пышных нарядах и джентльмены, наполовину утратившие свой джентльменский облик, так и рябили в глазах, и несчастному греку скоро стало казаться, будто он попал на вакханалию, которой не будет конца. Никто из приглашенных не встречался ему прежде, но он даже не помышлял о том, чтобы завести с кем-нибудь хотя бы шапочное знакомство. Эти люди были ему противны. Заглушая раскаты грозы, гремела музыка, шумели голоса, раздавались визги и безудержный хохот.
— Уйдем отсюда, — взмолился Спиру, но Люси отчеканила: «Нет».
Основательно потоптавшись по носкам его лакированных туфель, мимо промчалась разнузданная парочка: дама, практически в дезабилье, и ее подвыпивший кавалер, который держался более чем фривольно. Актеону стало невтерпеж:
— Ну, пойдем, а? Люси!
Та лишь презрительно фыркнула. Не для того она тащила их за море, чтобы так просто взять и ретироваться. Гостей этих, она знала, специально потчуют винами и ликерами, потчуют без меры подобно тому, как откармливают свиней на убой. На шее каждой второй барышни сверкают колье и изумруды, пальцы унизаны кольцами из золота и платины. Встряхни любого из стоящих поблизости мужчин — и у него из кармана наверняка выпадет набитый купюрами бумажник. Подобные «вечера» приносили Моррису немалый доход, так что траты на выпивку покрывались с лихвой, и даже оставалось, на что попировать подручным.
Она немного волновалась за себя: Дезастро ее не приглашал, специальных поручений от него не поступало, и очень может статься, что завидя ее, он первым делом размозжит ей голову бутылкой из-под виски.
Актеон пожаловался в третий раз, и то лишь, когда Джулии сделалось дурно.
— Ладно-ладно, горемычные вы мои, — уступила, наконец, помощница. — Не отставайте!
Выносливостью Спиру особенно не отличался, а о стальных мускулах слыхал разве что в рекламе, поэтому вместо того, чтобы взять девушку на руки, он поволочил ее по полу, пятясь, словно рак- отшельник.
Люси целеустремленно шагала по анфиладам комнат и переходов, совершенно не интересуясь, в каких тылах носит Актеона. А тот, утирая рукавом капли пота и ежеминутно переводя дух, выдохся спустя считанные метры. Поэтому если б Джулия вдруг не пришла в сознание, он уложил бы ее возле какой-нибудь пузатой вазы, которые занимали здесь буквально каждый угол, и лег бы поодаль точно таким же бездвижным тюком.
— Эти зловония кого угодно в могилу сведут! — убитым голосом сказал он итальянке, имея в виду запахи парадной залы, и Джулия немедленно с ним согласилась. «Так, наверное, — подумала она, — должно вонять в каких-нибудь грязных питейных заведениях Москвы или Чикаго. Но чтоб человек, который живет на широкую ногу, устраивал подобные пиршества! Они еще приемлемы для голытьбы, но не для знатных же синьоров!»
Настал ее черед «волочь» измученного Актеона, и, когда они доковыляли до комнаты Витражей, оказалось, что Люси угрюмо поджидает их на диванчике в компании графина бренди. В этой зале Моррис понавешал холстов всех мастей и размеров, причем понавешал абсолютно безвкусно: пейзажи Лагорио соседствовали у него с авангардистскими творениями Ле Витта, а краденые портреты Ротари гордо и свысока взирали на мудреные рельефы Терриена.
— Присаживайтесь, — повела рукой помощница. — Здесь любителям тишины ничто не угрожает.
Она опрокинула стаканчик и непринужденно откинулась на спинку дивана.
— Вот этот, — постучала она по обивке, — был вывезен из Хинтонского замка при моем непосредственном участии. А дальний, возле портьеры, мы умыкнули из-под носа у одного состоятельного швейцарца.
Актеон, который вначале было расслабился, подскочил так, как если б его известили, что его конюшня горит, сейфы обчищены а крайслер угнан грабителями в масках.
— Что она несет?!
— Да-да! — несдержанно рассмеялась Люси, вытянув ноги под столик с ажурной скатертью. — В удалые времена мы еще не такое вытворяли! Эх! Хорошие были денечки! — пропела она во все горло. Джулия с Актеоном тревожно и не без стыда оглянулись на посетителей залы, которые так же, как и они, предпочитали покой суетливому бомонду Моррисовой вечеринки.
— Она никак под мухой! — прошептал Спиру. — Наклюкалась!
И словно бы в подтверждение его слов Люси схватила графин и приложилась к горлышку. «Буль- буль-буль».
— Растлевающая атмосфера, — буркнула Джулия. — Зато теперь мы можем отсюда сбежать. Удерживать-то нас некому.
— А вот этого не надо! — развязно проговорила Люси, и вдруг у девушки на запястье щелкнули наручники. — Я еще не совсем того. Будешь сидеть тут, как миленькая!
Потрясенная столь беспрецедентной наглостью и до предела возмущенная, та вздернула брови, залилась краской и высказала всё, что по этому поводу думает, не поскупившись на забористые фразы, которые свидетельствовали о самом жгучем ее презрении.
— Брось свои шуточки! — помрачнел Актеон.
— А то что? Полицию вызовешь? Во владениях-то Морриса Дезастро!
У Джулии отвисла челюсть, а Спиру лихорадочным жестом запустил пятерню в волосы.
Переспрашивать не пришлось, поскольку Люси принялась восславлять «крестного отца» на все лады, и в ушах невольных слушателей его имя зазвучало отдаленной канонадой. Где-то в одном из концов коридора, перекатываясь эхом и нарастая с каждой минутой, застучала, затараторила пулеметная очередь.
