– Не угадали. Я рад снова вас видеть почти через полгода после нашей последней встречи.
– Как летит время, – Ангелина протянула ему один из стаканов с соком.
– Спасибо. Я действительно рад. Не каждый день приходится общаться с такими эффектными деловыми представительницами слабого пола. И вообще ваше появление – самое приятное, что произошло со мной за последнее время.
– Наверное, то же самое вы говорили этой прелестной молодой особе, составлявшей вам компанию минуту назад?
– Снова промах. Я умею находить слова, предназначенные только для одной женщины. Кстати, откуда вы знаете, что я люблю апельсиновый сок?
– Случайный выбор, – кокетливо улыбаясь, ответила Орлова.
– Ничего случайного не бывает. Но даже если так, мне приятно. Хочется продлить удовольствие. Давайте поедем и поужинаем вместе, не возражаете?
– Не возражаю, – томно улыбаясь, ответила Орлова, хотя не ожидала такого поворота в разговоре. Она разволновалась, казалось, звуки ее бьющегося сердца слышны на весь зал. – Какое прекрасное продолжение делового вечера.
Потом была еще более неожиданная ночь, которую Белов провел в ее квартире. Все получилось само собой: поднявшись, чтобы проводить ее до самих дверей, он не отказался зайти на чашку кофе. Ему некуда было идти: гнетущая пустота дома пугала, туда возвращаться не хотелось. А через полчаса Ангелина уже изнывала в его объятиях в своей спальне. Она ни на минуту не верила в то, что Вадим вдруг воспылал к ней любовью. Здесь было другое – желание просто почувствовать тепло, ощутить нежность прикосновений, слова страсти, даже ни к чему не обязывающие. Он боялся остаться в одиночестве. Она видела, как легко ему было принять ее предложение остаться. Вадим ухватился за него, как за брошенный спасательный круг, брошенный вовремя.
Она разрешила ему курить в постели, чего никогда не делала сама и не позволяла никому. Он благодарно поглаживал ее руку, незаметно для самого себя начав рассказывать о своей жизни. Она боялась пошевелиться, сделать неловкое движение и сбить его с мысли. Он так спешил, перескакивал с одного на другое, словно боясь, что ей надоест, и она остановит его, не дав возможности высказаться. Ангелина осторожно повернула голову, чтобы в полумраке видеть его точеный профиль и подрагивающую сигарету. С каждой минутой перед нею все более четко вырисовывался портрет мужчины, неожиданно ставшего ее очередным любовником: три его попытки жить в семье закончились неудачно. Последний, третий брак подошел к логичному завершению – жена не так давно подала на развод. Вспоминая, как она смотрела на Вадима во время выставки, Ангелина недоумевала: что послужило поводом для такого решительного шага? Наверняка ее жизнь с Беловым была далека от идеальной. Ангелина на собственном опыте знала, что такое мучения обманутой женщины. С ней это было очень давно, но запомнилось железно. Ангелина слушала Вадима и удивлялась тому, как он излагал факты. Кажется, его больше всего тревожил тот факт, что она, именно она бросила его, а не наоборот.
– Скажи, а тебе было бы легче, если бы ты ушел от нее первым? – спросила Ангелина, когда пауза в рассказе стала достаточно долгой.
– Не знаю.
– Раньше инициатива разрыва была в твоих руках?
– Да. Но меня бросают уже во второй раз. И всегда женщины, от которых я этого не ожидал, – прикуривая очередную сигарету, устало сказал Белов. – Наверное, я обречен на одиночество, но почему-то отчаянно пытаюсь соединить свою жизнь с кем-то.
Ангелина не знала, как реагировать на его слова. Вадиму нужно выговориться – хорошо, она была готова стать немногословной слушательницей. Ей даже очень интересно узнавать подробности жизни красивого, избалованного мужчины, который привык не оглядываться назад. Постепенно складывался портрет настоящего Белова, который всегда следовал своим желаниям, не задумываясь над тем, что они могут идти вразрез с чувствами близких ему людей. Теперь он оказался у разбитого корыта и не знает, что делать дальше.
Орлова понимала, что Белов не задержится у нее надолго. Она не сможет быть интересна ему настолько, чтобы он забыл о существовании других женщин. Она для него – скорая помощь и только. Да и ей он не нужен в качестве мужа. Она была готова провести с ним столько времени, сколько им отмерено до того, как они начнут испытывать равнодушие или отвращение друг к другу. Она хотела скрасить этот непростой период его существования, чтобы впоследствии он вспоминал об их отношениях с легкой ноткой грусти, тоски по утраченному. Со своей стороны она была рада просто тому, что сможет показываться в обществе с таким красивым мужчиной. Перешагнув в прошлом году пятидесятилетний рубеж, Орлова нуждалась в таких допингах. Они помогали ей не замечать неумолимо приближающейся старости. Они позволяли оставаться постоянно в центре внимания, пусть даже ценой дешевых сенсаций. Это не мешало ее бизнесу, напротив, придавало сил, окружая ее легким облаком интриги.
Итак, Вадим поселился у Орловой и открыто появлялся с нею на людях. После короткого объяснения Валентина подала на развод и переехала к Веронике Сергеевне, оставив записку, что не хочет его больше видеть и слышать. Четкий, красивый почерк сливался в одну тонкую, черную линию. Смысл не укладывался у Вадима в голове: «Когда-то я была уверена, что смогу простить тебе все. Я даже маме призналась в том, что не смогу быть сильной без тебя. Она была возмущена. Тогда мне казалось, что меня никто не может понять. Никто не может прочувствовать силу моей любви к тебе. Я спрашиваю себя: нужно ли любить, чтобы обрести счастье? Ты изо дня в день убивал мою любовь, ты испытывал на прочность мои чувства. Я все понимала и молчала, боясь потерять тебя. Недавно я поняла, что терять нечего – ты лишь очень давно, в самом начале нашего знакомства был честным, искренним, пытался любить, быть рядом. Потом… Я не знаю, чего я не смогла тебе дать, чтобы ты не искал любви на стороне, обрел покой. Наверное, я – не та женщина, которая нужна тебе. В твоей жизни их было немало, но я – мать твоего сына. Это единственное, что изменить нельзя. Остальное – мой сон и твоя очередная прогулка по жизни. Я не ухожу к другому мужчине, я ухожу от тебя, от пустоты и лжи, опутавшей нас. Скоро уеду в Смирновку. Когда моя боль немного утихнет, я сама дам тебе знать о встречах с Димкой. Если ты, конечно, будешь в этом нуждаться…»
Белов не ожидал от нее такой решительности, хотя все шло к этому, особенно последнее время. Третий по счету брак трещал по швам, спасти его могло одно лишь чудо. Давно выйдя из детского возраста, Белов не надеялся, что все можно вернуть. Ему было неприятно раздумывать над тем, что усложняло его существование. Он не хотел признавать, что его отношение к Вале вышло из пределов, когда можно закрывать глаза на происходящее. А ей было невыносимо видеть, как любимый человек отдаляется, прячется за привычную иронию, от которой не смешно уже никому. Они сосуществовали, лишь на людях производя впечатление семьи, в которой все в порядке. Валя поняла, что особенно все пошло вкривь и вкось после успеха ее выставки. Это не поддавалось объяснению, но… Они практически нормально не разговаривали друг с другом, Димка все чаще оставался на выходные и по вечерам у родителей Вадима, потому что мальчику было нужно нормальное общение, а в пылу ссор Валя и Вадим порой забывали, что за стеной их громкие крики слышит сын. Разговоры на повышенных тонах становились все более частыми, слова, оброненные в пылу, – все более обидными. Валя поняла, что пришла пора перестать быть терпеливой и всепрощающей. Она чувствовала, что давно превратилась в некоторое подобие коврика для ног: о него можно вытереть грязную обувь или перешагнуть, не оставив следов. Вадиму, судя по всему, больше нравился первый вариант, но и второй был не намного лучше. В любом случае ее перестали замечать, дурное настроение Вадима все чаще выливалось в придирки или тревожное молчание. Он перестал сдерживаться, отпустил внутренние тормоза. Валя понимала, что их семья уверенно движется к распаду. Устав от происходящего, она воспринимала неминуемое уже без фатальной обреченности.
Валя не пыталась понять причин того, что им не удалось остаться вместе. Она придерживалась мнения, что никогда не бывает виноват кто-то один. Два человека создают семью, оба и несут ответственность. Идеальный, сказочный вариант – они поженились, прожили долгую, счастливую жизнь и умерли в один день. Это не о них, к сожалению. Валя не чувствовала за собой вины, но от этого на душе не становилось легче. Особенно ее беспокоил Димка. Он чувствовал, что происходит что-то необычное, переживал, задавал вопросы и чаще не получал на них ответа. У Вали сердце сжималось, когда мальчик радостно бросался навстречу пришедшему с работы Вадиму. Но даже ради сына Валя больше не могла терпеть одиночества и отчуждения.
Кризис наступил внезапно. В один из вечеров, когда в разговоре снова было упомянуто имя Закревского, Вадима прорвало. Он уже не мог спокойно слышать о своем друге, ставшем образцом добродетели для Вали. Белов был точно уверен, что они давно стали любовниками. Подготовка Валиной выставки и активное участие Андрея в этом рассматривалось Беловым именно как благодарность за незабываемые минуты. Вадим бросал обвинения, не понимая, что впервые его съедает ревность, обычная, слепая ревность, которая никогда еще ничего не создавала. Ревность и разрушение – две лучшие, неразлучные подруги. Белов не мог объяснить, почему ему хочется быть таким резким. Он не мог принять того, что ему предпочли другого. Что на его глазах разыгрывался лицемерный спектакль, прикрываемый разговорами о Валиных успехах. Белова распирало от негодования. И ни он, ни Валя не увидели в этих криках отчаяния настоящего проявления чувства собственничества, пришедшего на смену равнодушию. Оба уже были не в состоянии понять, что ссоры были не чем иным, как поиском нового пути к сближению, необходимостью начать все сначала. В жизни Вали никогда не было другого мужчины, а в судьбе Вадима – уже не было никого кроме Вали. Накопившиеся обиды, непонимание сделали их неспособными разобраться в происходящем.
Высказав все подозрения Вале в глаза, Вадим не услышал ни единого слова в свое оправдание. Она физически не могла оправдываться за несовершенное. Просто придя на следующий день домой после работы, он вошел в пустую квартиру. Никто не вышел в коридор, не было слышно радостного восклицания Димки: «Папа пришел!» Сбылось то, чего он боялся больше всего. Он понял, что перегнул палку, испытания на прочность подошли к логичному завершению.
Неприятности стали сыпаться на голову Белова со всех сторон. Так обычно и бывает. Беда не выносит одиночества, вплетаясь в четкую цепь таких же ранящих событий. Вадим почувствовал, что отношение к нему со стороны друзей и близких мгновенно изменилось, как будто раньше его воспринимали и терпели только потому, что он был супругом Вали. Белов был зол на весь мир: он отворачивался от него в тот момент, когда он так нуждался в нем! Что говорить о друзьях, если даже Галина Матвеевна в категорической форме заявила, что он и только он виноват в том, что произошло.
– Я ведь говорила тебе, что терпение человеческое имеет конец, понимаешь? Чего ты добился? Знаешь, Вадим, ты наш сын, и с этим ничего не поделаешь, но мы отказываемся понимать тебя, – Вадим выслушивал обвинения, выкуривая очередную сигарету, уставившись в потолок. – Вместо того, чтобы постараться вернуть жену и сына, ты показываешься всюду с этой старой стервой. Она тебе в матери годится.
– Может, она мне и пригодится, если родная отказывается, – язвительно заявил Вадим, жалея, что позвонил.
– Мне больно, сын, больно так, что слов не подберу. Как врач я понимаю, что от этого нет лекарства, и поможет мне только полная ампутация чувств. Поступай как знаешь. Ты ведь всегда так делал. Чем еще ты захочешь нас удивить?
– Пока ничем. Не надо меня добивать, ладно? Никто ведь не давал вам гарантий, что ваш единственный ребенок окажется самым счастливым.
Вадим замолчал, он вдруг вспомнил, как в детстве однажды крепко поссорился с отцом, в тот же день помирился, а вечером случайно подслушал разговор родителей на кухне:
– Он никогда не будет до конца откровенным с нами. Может быть, это к лучшему. Знать все ошибки детей – невыносимый груз, как думаешь, Галя?
– Не знаю, они совсем другие. Извечная тема – отцы и дети. Надеюсь, что нам удастся быть его друзьями по жизни, – тихо произнесла мама, а после паузы добавила: – Он считает, что ему позволено больше, чем другим.
– Почему ты так думаешь?
– Вижу, Петя, вижу. Это нехорошо, он совершит много ошибок, но мы сами виноваты. Мы слишком любим его.
– Нужно меньше любви? Меньше любви – меньше ошибок?
– Не знаю, я ни в чем не уверена. Боюсь однажды стать ему чужой, не сумев принять его неудачи…
