Зная, что с гостем вскоре предстоит расстаться, хамелеоны также приняли физическое обличье. Покидая приютившие их камни, они церемонно поблагодарили хранителя; Найл, даром что уже не чувствовал присутствия старого вояки, сделал то же самое, после чего они все вместе продолжили путь навстречу неяркому послеполуденному солнцу осени.
Густая зелень травы переливалась на свету, а у Найла не было теперь необходимости применять «боковое вглядывание», чтобы различать духов природы: кратковременное пребывание в бестелесности научило, что их вибрация не так уж далеко лежит от его обычного уровня восприятия. А потому, шагая по упругой траве с пучками утесника и вереска, он вполне ясно различал то тут, то там формы жизни, чутко подрагивающие на грани элементального и физического миров. Они проступали зыбкими пятнами перемежающегося света, подобно огненным языкам при свете дня. Лишь сосредоточив на них взгляд, можно было еще раз вникнуть в любопытную природу нефизических форм бытия. Физическая форма видна, когда на нее просто смотришь. К нефизической же ты вначале как будто взываешь, и лишь затем она проявляется. Прежде чем открыть свое присутствие, нефизическая форма должна как бы решить, каким именно будет ее отклик, и будет ли он вообще. Иными словами, нефизическая форма выбирает, открыться ей стороннему взору или нет.
Вздор, казалось бы — если бы это не происходило сейчас перед ним воочию. Вот робко мигнул огонек у пучка утесника — на том месте, где все еще держались давно увядшие цветки. Стоило туда направить взгляд, как сияние исчезло и глазам предстало лишь колючее зеленое окустье. Чтобы увидеть огонек снова, надо было взглянуть нежнее, не так требовательно, а будто говоря: «Ну покажись, прошу тебя». Тогда элементал мог проявиться в виде комочка пульсирующего света иди блуждающего огонька, а то и став мохнатой зверушкой или причудливого вида человечком. Причем всякий раз проходила доля секунды, прежде чем Найл сознавал, что окончательный вид элементалу придает он сам.
Интуитивно он догадывался, что ни разумом, ни волей эти формы особо не наделены; животные будут посмышленее. Хотя бестелесное существование от них особой разумности и не требовало.
Вместо того чтобы идти прямиком к гряде холмов, хамелеоны сошли с тропы и завели Найла в какое- то умело скрытое углубление. Среди нагромождения плоских камней обнаружилось подобие колодца. Вода в нем была такая чистая, что Найл невольно опустился на колени и вгляделся, словно душой окунаясь в студеную глубину. В паре метров от поверхности находилось дно, покрытое чем-то вроде белого песка. Стенки колодца густо поросли зеленым мхом. В маленькой пристройке из тех же камней лежал сосуд вроде того, из какого Найл пил в пещере хамелеонов, с тем отличием, что у этого была ручка. Рядом лежала кривенькая деревянная палка, вернее, очищенный от коры толстый прут.
Один из спутников Найла, сунув эту своеобразную мешалку в источник, резко взболтал, упавшие при этом в воду былинки мха плавали в ней, как кусочки мякоти в соке. Найлу было велено взять кувшинчик за ручку и наполнить водой. Найл зачерпнул по самый край. Старший из хамелеонов, приняв сосуд от Найла, первым сделал глоток, после чего вручил кувшинчик Найлу. Тот поднес его к губам и тоже отпил.
Знакомый земляной вкус вселял такую ошеломительную бодрость, что Найл невольно воззрился на воду: уж не волшебная ли? Затем он передал кувшинчик соседу, и напиток пошел по кругу. Найл сознавал, что это не просто обряд расставания, это ритуал, цель которого — установить некое родство, предложение защиты и опеки.
Когда круг замкнулся, старший из хамелеонов вручил кувшинчик Найлу и, указав на воду, предложил: «Если пожелаешь вернуться к нам, вспомни этот вкус».
Вглядываясь в его зеленые, в коричневую крапинку глаза, Найл ощутил прилив истовой благодарности с оттенком изумления. Гостеприимные спутники, как выясняется, испытывали к нему искреннюю привязанность — что при их нраве казалось уму непостижимым. Чутьем, многократно усиленным за счет их внутренней взаимосвязи, Найл понял и то, что они очень переживают за его безопасность. В их глазах он был странным существом — верховным среди своих собратьев, — отважившимся пуститься по бурному потоку, бегущему ниоткуда (именно такое представление было у хамелеонов о реке, что несла свои воды под городом пауков), и готовым рисковать своей жизнью, выслеживая опаснейшего врага.
Более всего их впечатляло то, что он действует в одиночку. Хамелеоны на протяжении всей жизни не обходятся друг без друга ни минуты; даже старейшина у них — скорее старший брат, чем кто-то власть предержащий. Найл не без смущения сознавал, что предстает в их глазах чуть ли не героем. Ведь если вдуматься, одиночество так или иначе удел всех людей, и ничего такого уж героического в этом нет.
Найл вынул из сумы фляжку и, вылив ее содержимое на камни, заменил его водой из колодца.
Рядом с тем местом, где лежал кувшинчик, обнаружилась еще и горка плоских камешков, в которых Найл узнал кремни для высекания искр (кстати, повара на кухне все так же ими пользовались, когда заканчивались спички). Судя по всему, эти кресала — как и сосуд — лежали здесь специально, в помощь путникам. Пару из них Найл припрятал в суму, предварительно опробовав.
Выбравшись из углубления, Найл и его спутники постепенно взошли на холм, с высоты которого открывался необъятный простор. Здесь Найл понял, почему это место считалось у хамелеонов западным пределом их местообитания. Долины и перелески, что тянулись позади, изобиловали формами жизни, нуждавшимися в заботах хамелеонов о поддержании гармонии. В сравнении с ними пейзаж, что открывался дальше к западу, был откровенно скуден. На севере проглядывали Серые горы, на юге — возделанные угодья пауков и жуков-бомбардиров. Дальше простиралось море, а еще дальше — Дельта.
До прихода Найла обо всех этих землях хамелеонам не было известно решительно ничего. Так что теперь, приобщившись к его мыслям, свои познания о приграничных территориях они расширили в десяток раз. В выигрыше был и Найл, знающий теперь владения хамелеонов не хуже их самих.
Времени на продолжительное прощание не было; пора двигаться дальше. Хозяевам этих мест предстоял обратный путь в их безмятежный, лежащий вне времени мир перелесков и ручьев, их гостю — возврат в неумолимо преследуемый временем мир людей.
Люди в подобном случае обменялись бы рукопожатиями или обнялись. Но у хамелеонов не было в обиходе слова «прощай». Да они, в сущности, и не прощались. Проворно спускаясь по холму, Найл сознавал их присутствие так, будто они шли с ним рука об руку. Лишь спустя какое-то время, оглянувшись назад, он понял, что проводников там больше нет.
От вида блеклой, унылой пустоши на душе было неуютно. И дело здесь не только в милях и милях грубой сероватой травы, оттенком замшелости напоминающей то гиблое, буреломом заваленное место, где обитал зловещий элементал. Найлом опять владело гнетущее чувство, как будто за ним исподтишка наблюдают глаза недруга. Хотя видно никого не было, лишь несколько воронов кружили высоко в небе.
Монотонный пейзаж не выказывал и намека на тропу, а потому Найл решил взойти на ближний холм и оттуда обозреть уходящую в нужную сторону окрестность. Подъем оказался неожиданно высоким, и, стоя теперь на выветренном граните вершины, плешью проступающем через сухой дерн, Найл мог просматривать округу на добрых два десятка миль. Позади виднелась на горизонте та заснеженная горная вершина, что покоит под собой священное озеро.
Где же все-таки берет начало ручей, загрязняющий тот уникальный подземный водоем? Хамелеоны об этом понятия не имеют, что означает: источник лежит за пределами их владений.
От контакта с хамелеонами осталась умозрительная, но очень подробная карта их земель. Так что если ручей течет непосредственно с запада на восток, его подземный путь должен проходить где-то невдалеке от этого холма. А поскольку путь все равно рано или поздно проляжет на север, то почему не поискать ручей именно сейчас? С этой мыслью Найл, поплотней запахнув плащ (ветер становился все холоднее), начал спускаться по северному склону холма.
Далеко идти не пришлось. Примерно через полмили ступни почувствовали знакомое покалывание: должно быть, это и есть подземный ручей. Тут Найл опять повернул на запад, стараясь придерживаться взятого курса. Озадачивало то, что, вопреки ожиданию, ручей вовсе не был широким, от силы пара метров, в то время как, учитывая размеры священного озера, можно было предположить, что туда впадает река или по крайней мере несколько притоков поменьше.
Местность вокруг была на диво скудной; ни деревца, лишь низкие бугры поросших утесником да колючими кустьями холмов. Между тем еще час-полтора, и солнце коснется горизонта. Не мешало бы и подыскать место под ночлег. За долгий день удалось покрыть двадцать с лишним миль; ноги уже ныли от изнеможения. Теперь, в отсутствие хамелеонов, Найлом понемногу овладевала обычная человеческая
