Шесть дней они упорно шли по неровной, каменистой местности, пробираясь через воняющие гнилью болота. Их пленители говорили очень мало, даже между собой. На исходе шестого дня, когда уже свечерело, они остановились в травянистой долине: с расстояния до слуха доносился голос воды — будто шумел водопад или река в половодье. Звук доносился издалека, но слух у Мадига был исключительно острый. Пленникам дали сладковатого питья, и Мадига вскоре стала одолевать дремота. Он, впрочем, догадался, что напиток — дурманящее снадобье, и изо всех сил одолевал дремоту. Так что он еще бодрствовал, когда к их пленителям примкнула еще одна группа людей, пришедшая со стороны шумящего потока. Это было последнее, что запомнил Мадиг, прежде чем его сморил сон.
Очнувшись, Мадиг обнаружил, что лежит на наспех сооруженных носилках и его несут вниз по склону. Шум воды, ровный и размеренный, был теперь совсем близко. В скором времени через повязку стал процеживаться свет, и Мадиг понял, что, должно быть, уже рассвело. Через несколько часов пленникам снова дали поесть и опять сладкого снадобья, от которого засыпают. Но на этот раз Мадигу удалось половину порции пролить себе на грудь, так что следующая часть перехода отложилась в голове более- менее ясно. Его положили в лодку и переправились через озеро или широкую реку. Затем пленников взвалили на подводы, в которые запряжен был вьючный скот, и они пробыли в мути до самого вечера. На исходе дня опять покормили и дали сладкого снадобья. Мадиг снова попытался пролить, но на этот раз пленители разгадали уловку и жестоко, до крови, избили его. Так что он уже не жалел, когда в него влили целый кубок сладкого зелья, от которого наступило долгое забытье.
Очнулся он на жестком лежаке в сыром подземелье. Повязку сняли; когда же он попытался расспросить тюремщика, то в ответ услышал, что будет убит, если еще хоть раз раскроет рот. Зная уже, что у этих нелюдей за словом следует дело, Мадиг позаботился быть как можно неприметнее.
Много дней он не видел никого, кроме угрюмого и неразговорчивого человека, приносившего пищу. Но вот однажды в темницу вошла девушка, а следом за ней мужчина с ведром горячей воды. Мужчина велел ему раздеться, а девушка омыла Мадига с головы до мог, подстригла и причесала волосы и бороду. Мадиг догадался по этим приготовлениям, что его вскоре поведут к какому-нибудь важному сановнику — может, к самому правителю.
Закончив обработку, ему велели одеться. Затем на глаза снова натянули повязку и повели из темницы по звенящим гулким эхом каменным коридорам. Под повязку не пробивалось ничего, кроме полоски дневного света, но тем не менее можно было сделать вывод, что ведут по улицам довольно большого селения или даже города: дорога под ногами была жесткой и гладкой. Чувствовалось и то, что они здесь не одни: слышался звук шагов. Вместе с тем царило странное безмолвие; сколько ни напрягай слух, голосов не слышно. Провожатые тоже шли молча, и Мадиг не решался заговорить.
Вот взошли по лестнице; стало слышно, как заскрипела, открываясь, массивная дверь и гулко захлопнулась за спиной. Они прошли по каменным плитам пола, и по эху шагов стало ясно, что перед ними большая передняя. Вот еще одна большая дверь, и они оказались в зале, холодном как лед. Мадиг понял, что провожатые остались за дверями, а сам он теперь находится перед правителем этого города. И что странно, славящегося бесстрашием Мадига одолевало холодное чувство ужаса, словно в присутствии опасного хищника, да так, что трудно было сдержать дрожь в коленях. И тут впервые — похоже, с возвышения — послышался тихий голос (правитель, видимо, восседал на троне, к которому вела ступенчатая лестница).
— Мне надо, чтобы ты передал послание правителю пауков, — Голос шелестел вкрадчиво и непривычно тихо, словно У говорящего что-то не в порядке было с голосовыми связками, — Ты слушаешь?
— Да, господин.
— Я хочу, чтобы ты сказал своему хозяину, что эти земли принадлежат мне и я уничтожу любого, кто посмеет на них посягнуть. Повтори.
— Я должен сказать своему хозяину…
— Тише. Я не глухой.
— Прошу прощения, господин, — произнес Мадиг в замешательстве, ему казалось, что он говорит ничуть не громче обычного. Теперь он выдыхал слова едва не шепотом. — Я должен сказать своему хозяину, что эти земли принадлежат тебе и ты уничтожишь любого, кто посмеет на них посягнуть.
— Верно. Можешь также сообщить, что я маг и могу, если понадобится, сделать город невидимым, так что бесполезно будет его искать. Понятно?
— Да, господин. Мой хозяин, безусловно…
— Теперь ступай, — Мадиг повернулся уходить, но туз голос требовательно окликнул: — Постой. — Послышался глухой, все более отчетливый шелест одежд, но совершенно не было слышно шагов, — Передашь также, что твоих товарищей я оставляю в заложниках, и, если ответ твоего хозяина будет отрицательный, они все умрут.
— Да, господин.
У Мадига внутри оборвалось. Он знал наперед, что Касиб Воитель придет от такой угрозы в ярость и, следовательно, его товарищи уже обречены. Ну что ж, по крайней мере, можно будет за них отомстить…
Но невидимый словно прочел его мысли:
— Умрешь и ты. У меня длинные руки, и я не ослабляю хватки.
Мадигу на руку легла ладонь, холодная и странно шершавая, все равно что разлагающаяся короста прокаженного. Когда пальцы сомкнулись, Мадиг пронзительно вскрикнул от боли: хватка такая, что может раздробить всю кисть.
Тут невидимый придвинулся к самому уху Мадига.
— И вот еще что, — Когда послышался голос, Мадиг с изумленным ужасом заметил, что не чувствует дыхания, хотя рот находится в паре сантиметров от уха, — Скажи своему хозяину, что, если он не воспримет мое предостережение, его подданных ждет такая беда, что бойня Айвара Жестокого в сравнении с ней покажется пустяком, — Он выпустил руку Мадига.
— Да, господин.
— Тебе дается один месяц, тридцать дней. Если ты за это время вернешься с положительным ответом, считай, что тебе и твоим товарищам повезло. Если нет, вы все умрете.
Льдистые клеши разомкнулись, вместе с тем будто опустошив Мадига до самого дна. Придя в себя, он обнаружил, что повязка снята, а сам он снова в подземелье. Правая рука была в крови, а кисть холодная, онемелая. Позже, кое-как поужинав, он провалился в сон. Проснувшись, Мадиг почувствовал, что его опять несут на носилках, на этот раз вверх по неровному склону, на глазах опять повязка. С расстояния доносился звонкий шум воды. Неровные, мятущиеся блики света, пробивающиеся сквозь повязку, дали понять, что пленители несут факелы, — видимо, опять ночной переход.
Следующие шесть дней его гнали пешком по каменистой бесприютной равнине, и Мадиг к вечеру так выматывался, что падал и мгновенно засыпал вплоть до рассвета. Он обратил внимание, что его конвоиры изъясняются меж собой лишь короткими слогами, а по большей части молчат.
Как-то утром Мадига разбудило тепло солнечных лучей на лице. Странно, так долго залеживаться ему никогда не позволяли. Он лежал, прислушиваясь, — может, конвоиры готовят еду? — но тишина в конце концов убедила его, что он один. Он осторожно сместил повязку на лоб и увидел, что лежит на широкой, знакомой с виду долине — позднее ее нарекут долиной Мертвых. Солнце стояло высоко; а конвоиров не было видно нигде. Зато рядом стояла котомка с едой и питьем, это убедило Мадига в том, что он свободен. У него ушло два дня, чтобы добраться до Сибиллы.
К этому времени онемелость из кисти успела проникнуть в плечо и донимал изнурительный жар. Вот почему он отмахивался от лекарей и неистово требовал, чтобы его отвезли в город Смертоносца- Повелителя. Там его без задержки провели к Касибу Воителю, и он передал послание таинственного врага. Смертоносец-Повелитель слушал не перебивая, а когда Мадиг закончил, начал дотошно расспрашивать его о пребывании в плену — сколько дней перехода между пустынями Кенда и твердыней врага и как далеко пришлось Мадигу шагать, прежде чем его отпустили. По всем этим расспросам Мадиг понял, что Смертоносец-Повелитель вынашивает план нападения, а следовательно, сам он, Мадиг, обречен на смерть. Свою участь он принял безропотно, поскольку ясно: как же иначе может Смертоносец-Повелитель реагировать на наглые угрозы обыкновенного двуногого.
