снежной шапки. Однако и этот звук заставил боевиков остановиться и прислушаться, вглядываясь в темноту. Но эта остановка оказалась для них губительной. Прислушиваться в условиях боевых действий следует лежа. И Кордебалет тут же наказал одного.
– В лоб попал, – с похвалой прокомментировал полковник. – Аккуратно.
– Пусть не подставляет, – высказал свое мнение Сохно.
Второй боевик оказался расторопным и более опытным. Он тут же понял, что произошло, отпрыгнул в сторону, упал в сугроб и исчез из поля зрения наблюдателей.
– Ушел, зараза…
– Догнать? – просто, словно предложил окликнуть кого-то, спросил Сохно.
И эта фраза-вопрос не была хвастовством, знали и Согрин, и Кордебалет. Сохно и догнал бы, и уничтожил боевика, как это делал не однажды. Но в данной ситуации полковник распорядился по-своему:
– Не будем разделяться… Здесь «подснежники» барахлят. Неизвестно, что через десять минут произойдет. Заходим выше.
И опять маленькая группа, подстраховывая передвижение поднятыми настороженными стволами, совершила несколько коротких перебежек. Предатель-снег звучно скрипел под ногами и заставлял время от времени останавливаться и прислушиваться – не раздастся ли чужой приближающийся скрип. Но расстояние до боевиков все еще было слишком большим, чтобы те могли определить передвижение спецназовцев. Единственную угрозу в этом случае представляло для них наличие у верхнего джамаата снайперской винтовки с ночным прицелом. Тогда любой из троих мог бы оказаться мишенью. От мощной пули снайперской винтовки ни один бронежилет не спасет.[16] И самое неприятное в этой ситуации, что в лесу прибор ночного видения, сам различая очертания своей жертвы, часто остается невидимым, не так, как на открытом месте, где зеленый ободок выдает его присутствие. И здесь уже безопасность и успех всей группы часто зависят от того, чей снайпер первым обнаружит противника, и раньше нажмет на спусковой крючок. При этом важнее бывает уничтожить не самого снайпера, а ночной прицел винтовки, чтобы она после гибели снайпера не попала в руки к другому.
Потому осторожность при передвижении соблюдали повышенную. И двигались медленнее. И ступали осторожнее. И сама дистанция переходов сократилась почти вдвое. Переход, новая остановка и опять поиск по зарослям и сугробам. Бинокль с ПНВ и оптика с ночным прибором – это большое преимущество. И хорошо, если боевики такими приборами не располагают.
– Жалко, нижний джамаат вышел из-под контроля, – посетовал Сохно.
Группа перешла на такую позицию, откуда нижний джамаат, залегший раньше на дне ущелья, стал за лесом невидимым. Кордебалет даже повернулся, пытаясь через прицел «прощупать» то, что осталось позади, но ничего найти не смог.
– Вперед! Вперед!
И еще несколько непродолжительных перебежек с перерывами на прослушивание окружающего. В это время снова донесся выстрел из ружья отставного полковника. Теперь он прозвучал уже совсем близко, словно старик бродил по склону кругами. И автоматная очередь ответила на выстрел. Одиночная очередь. И, судя по ее нервной длине, неприцельная. Такая, словно кто-то отмахнулся автоматной очередью с откровенным желанием больше напугать, чем подстрелить, а себя подбодрить.
– Держись, полковник, мы идем на помощь, – сказал Сохно.
Сухо подал голос «винторез» Кордебалета.
– Что? – спросил Согрин.
– Гулял кто-то… Кажется, ранил… В плечо…
– Последний рывок, – удовлетворенный полковник показал направление.
До седловины хребта, где перевал наиболее удобен, осталось совсем немного, но спецназовцы остановились раньше, наткнувшись на цепочку следов. Это прошли боевики. Прошли вправо, когда заходили спецназовцам со спины. И они при таком неожиданном маневре могли бы добиться успеха, если бы не помощь отставного полковника.
– Считаем следы, – скомандовал Согрин.
Каждый самостоятельно выбрал для себя короткий отрезок. И склонился над цепочкой.
– Не меньше десяти человек, – первым закончил подсчет Кордебалет.
– Больше десяти человек, – уточнил Сохно.
– Больше, – согласился полковник. – Может быть, двенадцать…
– Вариантов два, – сказал Сохно. – Первый…
– Первый, – за подполковника договорил командир, – преследовать по их же тропе. Второй – дать им преследовать нас и встретить из засады. Если хорошенько подумать, то остается только второй вариант.
– Почему? – не понял Сохно.
– Они уже понесли потери. Следовательно, понимают, что обнаружены. По характеру наших следов поймут, что мы заходим им в тыл. Могут устроить засаду на тропе, понимая, что мы постараемся догнать их. А могут и пойти в повышенном темпе, чтобы в свою очередь догнать нас и ударить с тыла. Своего рода трековые гонки за лидером… По кругу…
– И что мы выбираем?
– Чуть-чуть спустимся и устроим засаду в тех камнях, через которые мы только что прошли.
– Годится. – Сохно такой выбор устроил.
Кордебалет напомнил:
– А старый полковник?
– Я надеюсь, он не начнет стрелять нам в спину, – предположил Сохно. – У горцев есть такой закон – в спину не стрелять.
– Не у всех горцев, – мрачно поправил Согрин. – Сейчас другие времена, и нам в спину стреляют часто.
– Я имею в виду благородных горцев. Старик из таких…
– Тогда ему трудно стать долгожителем, – вздохнул Кордебалет. – Но меня интересуют те люди, которые пошли за ним. Не ударят они нам в спину?
– Ты и будешь прикрывать своим «винторезом» наши тылы, – решил полковник. – И фланги тоже, и фронт… Ты вообще сейчас – основная ударная сила.
Разговаривая, они спустились по своим следам до каменной гряды.
– Туда, – показал Кордебалет.
Несколько больших валунов представляли собой хорошее укрытие. Но полковник решил выбрать укрытие выше шагов на сорок.
– Не понял, – протянул Сохно.
– Еще когда поднимались, я обратил внимание. – Согрин показал пальцем. – Валуны еле держатся. Две гранаты, и «растяжку» ниже по тропе…
– Вот теперь понял…
– Тогда ты и займись…
– У меня только обожженная проволока. Ее на снегу заметно.
– У меня есть шнур, – сказал Кордебалет. – Поделюсь по-братски.
И пока Сохно занимался установкой заряда, Согрин с Кордебалетом, пользуясь преимуществом приборов ночного видения, осматривали тропу сверху и снизу.
– Шурик… Внимание! Там кто-то спускается. Его почти не видно. Мелькает временами.
– Где? Направление?
Согрин показал пальцем. Кордебалет прислонился к стволу сосны, прильнул к прицелу «винтореза» и долго пытался поймать цель. Наконец, винтовка в его руках дрогнула. Выстрел прозвучал скромно, и с пятидесяти шагов неслышимый совсем.
– Смазал, – посетовал полковник с досадой.
– Смазал, – согласился Кордебалет. – Это кто-то спускается за помощью к нижнему джамаату. Его совсем не видно…
– Плохо, что смазал. Объединятся, нам придется трудно, – через «подснежник» сказал снизу Сохно.
– Мы их близко не подпустим, – пообещал Кордебалет.
– А вот этого не надо! – Сохно почти возмутился. – Для чего тогда я «другому яму рою». Засада должна быть засадой. Они не должны ее видеть раньше времени.
– Толя прав! – сказал и Согрин. – Больше не стреляй. До поры…
Зелимхан потянул дверь землянки на себя. Она тугая, открывается плохо. Он дернул сильнее, и оторвал ручку, оставив себя, практически, взаперти. И вздохнул обреченно, потому что сталкивался с такой ситуацией не первый раз. Среди боевиков трудно найти хорошего плотника. Здесь собрались те, кто предпочитает стрелять, а не молотком стучать. А уж такое неудобство, как плохо прибитая ручка или криво вбитый гвоздь, что норовит штаны порвать, – это все мелкие неприятности, к которым несложно быстро привыкнуть.
– Эй! – грозно крикнул Зелимхан.
Тут же в дверь с другой стороны уперлось плечо охранника, дверь застонала петлями и цепляющимся за нее порогом и открылась. Охрана никогда не заставляет ждать себя долго.
– Скажи, чтобы сделали, – показал Зелимхан на ручку и мимо охранника прошел на свежий воздух.
Уже стемнело. Спрятавшееся среди густоты леса низинное урочище выглядело полностью погруженным в эту темноту, и только искры, летящие из труб, показывали, что здесь топятся печки, и этим выдавали человеческое жилье. Но искры не горят долго. И избежать их нельзя. Металлические печки не имеют многоколенного дымохода, где искры гаснут почти полностью, не долетая до чистого воздуха. Когда есть под рукой березовые дрова, искр вообще не бывает. Но здесь леса в основном хвойные, а сосна и ель деревья смолистые, и смола, сгорая, дает много искр. Издали их, конечно, не разглядеть. Деревья скрывают. А близко к базовому лагерю посты никого не подпустят. И потому небольшая демаскирующая неприятность, по сути дела, является неприятностью перестраховочной. И может стать неприятностью действительной только тогда, когда слежение ведется с самолетов или со спутников. Недавно Зелимхану доложили, что президент России подписал указ о реконструкции спутниковой системы страны и выделил на это средства. То ли шестнадцать, то ли восемнадцать спутников начнут контролировать всю территорию страны. Это вот будет большой неприятностью. Но слово реконструкция, как Зелимхан хорошо знал, является
