Когда после вахты Деланней уступил место Эдвардсу, он сказал, что страшно хочет спать, и спустился к себе в каюту. Но Деланней солгал. Он мог не спать по многу ночей, почти не уставая.
На руле стоял матрос Митчел и напевал старую шотландскую песенку. Его сильные руки сжимали штурвальное колесо, ставшее вдруг безжизненным. «Марютея» медленно тащилась с обвисшими парусами. Волны били ей в корму с левого борта.
Со стороны могло показаться, будто корабль стоит в тазу с черной маслянистой жидкостью. Воздух был таким же густым и неподвижным, как и море. Иногда легкий ветерок внезапно обдувал теплыми волнами лица моряков, стоявших на вахте.
В такелаже почти невидимые мерно хлопали мокрой парусиной марсели. По палубе раздавались медленные шаги вахтенных. Иногда они останавливались, чтобы поговорить друг с другом. Кто-то насвистывал песенку без конца и без начала.
Эдвардс почувствовал себя одиноким, что с ним нередко случалось. Он подошел к рулевому. Митчел был хорошим моряком, и Эдвардс подумал о нем как о новом боцмане. Он мало говорил, но всегда по делу, был очень энергичным, и по возрасту также подходил для новой должности.
— Сколько времени вы на «Марютее»? — спросил Эдвардс.
— Три года, семь месяцев и шестнадцать дней, месье. Я поступил на судно, еще когда им командовал Коллиндвул, которого затем сменил Арчер.
Эдвардс выбил пепел из трубки за ограждение и начал снова ее набивать, чтобы она не успела остыть.
— Место Сейджа свободно, — произнес он.
Митчел молчал.
— Хотите занять его? — продолжал Эдвардс.
— У меня на это есть право, — просто ответил Митчел.
— Возможно, но это пока временное назначение. Если я останусь капитаном судна, оно станет постоянным.
— Думаю, это справедливо. Я знаю «Марютею» дольше, чем вы, месье.
— Станете на вахту со следующей сменой, после того, как она отдохнет. А что касается назначения, я объявлю об этом экипажу при пересменке в восемь утра.
— Слушаюсь, месье.
— Полагаю, что могу на вас рассчитывать?
Митчел согласно кивнул. Он не удивился и не обрадовался, а рассматривал свое назначение как вполне естественное.
— Разумеется, месье, — сказал он.
Эдвардс был доволен. Наконец-то у него под рукой появился верный человек, который усвоил дисциплину и мог ее поддерживать в экипаже. Но Эдвардс понимал, что его злоключения на этом не кончатся. Человек, побывавший в его каюте, был опасен и действовал последовательно.
— Как руль, Митчел?
— Напоминает сверток тряпья, месье.
— Мы делаем меньше двух узлов из-за этого бриза, похожего на комариный чих.
— Лаг показал полтора узла при смене вахты в полночь.
Эдвардс посмотрел на компас.
— Пассат стих, — заключил Митчел.
— Что вы об этом думаете?
Митчел втянул в себя воздух и поднял голову. Свет лампы в рубке придавал ему болезненный вид.
— Мы уже получили предупреждение, все это может кончиться ураганом. Хоть и слабый этот бриз, однако он до добра не доведет.
— Но вдруг повезет и будет просто гроза?
— Возможно.
Эдвардс очень надеялся на это. С экипажем, где людей не хватало и их моральный дух был не на высоте, ему не хотелось противостоять настоящей буре.
— Как дела в кубрике? — подчеркнуто рассеянным тоном спросил он.
Митчел ответил не сразу. Он тщательно обдумывал ответ:
— Да так, — начал он. — Люди обсуждают последние события. Смерть Арчера принесла всем скорее облегчение…
Митчел замолчал, словно пытаясь выяснить, не сказал ли он лишнего.
— Продолжайте, Митчел, Арчер не являлся моим другом.
— Старик был слишком груб с нами.
— Мне это известно! А смерть Сейджа?
— О его смерти все уже знают. Трентон не мог не рассказать нам обо всем.
— Да ему никто и не приказывал молчать. Так что же говорят о смерти Сейджа?
Митчел пожал плечами и ответил:
— Никто на вас не злится. Все знают, что вы его шлепнули по ошибке. Форестер сказал, что ему наплевать и он на вашем месте сделал бы так же. Но все это нервирует людей, и особенно то, что на борту находится преступник. Но, как сказал Форшем, это нас не касается.
— Согласен, — кивнул Эдвардс. — Это не касается всего экипажа, но вы бы хотели, чтобы это грязное дело скорее было выяснено?
— Естественно, месье.
Митчел выправил нырок «Марютеи» и спросил:
— Вы кого-нибудь подозреваете, месье?
— Да, — ответил Эдвардс.
— И вы знаете, кто это?
Эдвардс выпустил дым до того, как начал отвечать:
— Думаю, знаю.
— Это… кто-нибудь из экипажа?
Эдвардс сделал нетерпеливый жест:
— Хватит об этом, Митчел. Пока еще все неопределенно. Похороны Сейджа состоятся после смены вахты в восемь часов.
— Хорошо, месье.
Эдвардс спустился с полуюта и обошел палубу. С виду все казалось в порядке, и матросы стояли на своих местах. Правда, он заметил, что они замолкают при его приближении, однако он не сделал ни одного замечания, поднялся по лестнице полубака, оперся о кабестан и задумался. В его воображении вдруг возникла Даун, улыбавшаяся ему на фоне ночи. Но вот она стала серьезной, и он почувствовал на себе взгляд холодных и острых, как два клинка, глаз.
Эта смелая девушка — настоящая чертовка, и она доказала, что может быть опасным противником.
Эдвардс постарался отогнать от себя этот образ, который беспокоил и привлекал его. Он отошел от кабестана и спустился на палубу. Вдруг зигзаг молнии прорезал ночь на горизонте и в ярком колеблющемся свете Эдвардс увидел весь корабль перед собой: его высокие, крепкие мачты, белые паруса и матросов на полуюте. Неожиданно кто-то, одетый во что-то светлое, вынырнул со стороны галса, и Эдвардс бросился навстречу.
— Где Эдвардс? — спросила Даун.
— На носу, — ответил очень знакомый голос.
И тотчас девушка налетела на Эдвардса, так что ему пришлось ее поддержать.
— Что с вами, мисс Фарлен?
— Я стояла у иллюминатора моей каюты, — запыхавшись, объяснила она. — Из-за этой жары я не могла уснуть. И вдруг что-то тяжелое упало за борт, а секунды через две меня позвали.
Ее взгляд был неподвижен, и она вся дрожала.
