Встречи Обручева с «дипломатом» и в последующем проводились, но теперь уже негласно контролировались Буслаевым. В последнюю пятницу июля он особенно нервничал — верный признак того, что предстоит новое тайное рандеву, возможно, связанное с опасностью. Буслаев хотел в этот день поехать с женой за покупками для семьи, но отказался от этого. Иначе поступить не мог, ибо дело — прежде всего.
В ожидании доклада бригадиров, ведущих наружное наблюдение за Обручевым, он внимательно просматривал последние материалы по делу на него. Чтобы установить, носят ли его встречи с «дипломатом» преступный характер, требовалось проявить немало оперативной сметливости, другими словами, творчески поработать.
Пока что удалось выяснить круг вопросов, по которым Обручев мог располагать секретной информацией, каким образом обрабатывал ее, выносил из здания НИИ, где хранил. Оставалось установить способ ее возможной передачи иностранной разведке. По ходу разработки требовалось выявить и лиц, которых он мог открыто либо втемную использовать в качестве «доноров» — источников дополнительных секретов. Из числа установленных связей интерес представляли женщина, работавшая инженером в «почтовом ящике» радиоэлектронной промышленности, а также мужчина, сотрудник Министерства внешней торговли.
Раздался долгожданный зуммер. Антон включил динамик.
— Алло, докладывает «первый», — прозвучало на весь кабинет.
— Что нового, «первый»?
— Губастый (Обручев) прошел по проспекту Мира в направлении Колхозной площади. У магазина «Журналист» несколько минут кого-то ожидал. В тринадцать двадцать подъехал «Москвич» стального цвета с московским номером. За рулем находился известный вам «дипломат». Приняв Губастого, машина развернулись и направились в сторону Останкино.
— А дальше что было? — ощутив паузу в докладе «первого», заволновался Буслаев. — Неужели и на этот раз упустили?
— Кто старое помянет, тому глаз вон, — рассмеялся «первый». — Нет, конечно. Сели на хвост и следовали за машиной. На ходу с помощью дистанционной системы удалось записать на диктофон происходивший между ними разговор.
— Это уже интересно.
— Как можно было понять, «дипломат» передал Губастому схему расположения подобранного им тайника в районе Рижского вокзала, и они ее обсудили.
— Очень важно. О закладке, случайно, речь не шла?
— К сожалению, мы не все расслышали. Мешал звуковой фон от потока автомашин по проспекту. Да и гроза вызывает помехи в аппаратуре. Ясно прозвучало лишь слово «вторник».
— Возможно, это и есть день закладки в тайник.
— Я тоже так думаю. А пока, вторник — через три дня. Если, конечно, обговаривался день на ближайшей неделе. Какие будут указания?
— Сводку пришлите для анализа и приобщения к делу. Продолжайте наблюдение. Жду от вас и от «второго» очередного доклада.
Буслаев отключил динамик. Предстояло уточнить местонахождение тайника. Легко поставить перед собой такую задачу. Но как ее осуществить?..
В ближайший вторник под наружное наблюдение были взяты одновременно и Губастый, и «дипломат». Однако безрезультатно. «Дипломат» в тот день из посольства вышел лишь на прогулку вокруг здания. Губастый с работы приехал троллейбусом, зашел в гастроном за продуктами, а оттуда — домой.
А вот во вторник следующей недели…
Как только стало известно, что с разных сторон оба они направляются в район Рижского вокзала, на двух машинах — «волге» и «рафике», Буслаев выехал туда же во главе оперативной группы. Необходимо было организовать задержание обоих с поличным.
Постоянно поддерживая радиосвязь с бригадами наружного наблюдения, Буслаев корректировал свои действия и, когда стало ясно, что Губастый уже вблизи вокзала, он расставил оперативные машины и оперсостав таким образом, чтобы удобно было скрытно маневрировать и вести наблюдение за происходящим и даже скрытую киносъемку.
Медленно проехал «Москвич» стального цвета. В бинокль Буслаев четко распознал сидящего за рулем. То был «дипломат», видимо, решивший предварительно убедиться, не ждут ли его там чекисты.
Все оперативники были полны внимания. Чувствовалось, вот-вот должно совершиться таинство — момент, пропустить который, значит, упустить шанс раскрытия преступления.
Оставив машину в одном из прилегающих переулков, «дипломат» возвратился на площадь трамваем. Прошел в здание вокзала. Купив в киоске журнал «Огонек», вышел к автоматам. Приблизившись к таксофону, осмотрелся, зашел в кабину. Создавая видимость, что звонит кому-то по телефону, продолжал следить за обстановкой вокруг. Последовал на платформу пригородных поездов. Постоял у доски расписаний. Взглянул на висевшие на столбе часы. Смешавшись с публикой, приблизился к металлическому парапету. Буслаев успел заметить, что он совершил какую-то манипуляцию рукой. Усиленно забилось сердце оперативника. Еще больше напряглись нервы. Спустившись на привокзальную площадь, «дипломат» снова зашел в кабину таксофона. Находившийся невдалеке оперативный работник из группы Антона увидел, как «дипломат» начертил на стене какой-то знак. Успел даже негласно сфотографировать этот момент. Покинув привокзальную площадь, сопровождаемый слежкой, «дипломат» уехал.
Спустя пятнадцать минут в будку таксофона вошел Губастый, и тоже с предосторожностями. И тоже сделал вид, что кому-то звонит, с кем-то ругается, жестикулируя свободной рукой. Все говорило о том, что таксофон — место, где совершались отметки о закладке в тайник и выемке из него. Зачеркнув знак, поставленный «дипломатом», он прошел к билетным кассам. Оттуда тем же маршрутом — на платформу, к тому же парапету, к которому подходил «дипломат». Постоял немного. В бинокль были видны движения его рукой. И снова учащенно забилось сердце у Антона: вот она, кульминация, за которой должна последовать развязка.
Имея опыт ведения подобных дел, Буслаев понял, что Губастый, очевидно, снял магнитный контейнер. Однако, взвесив все «за» и «против», принял решение отказаться от его задержания с поличным, поскольку это оказалось бы преждевременным. О том, что связь «дипломата» и Губастого носит преступный характер, предстояло доказать, и делать это следовало специфическими чекистскими средствами, тщательно продумывая каждый шаг.
На следующий день Буслаев собрал оперативную группу, подключенную к делу Обручева на этапе его завершения.
— О том, что мы правильно поступили, отказавшись от первоначального замысла, у меня сомнений нет, — сказал он. — Проявить поспешность, значит, провалить ценную разработку, что нам никто не простит. Теперь все зависит от наших с вами дальнейших шагов. Какие будут соображения на этот счет? Прошу высказаться.
Первым взял слово Иван Терентьев, молодой способный работник, человек довольно эмоциональный и прямой.
— Упустили шанс, так и надо признать это, Антон Владимирович, а не оправдывать нашу с вами нерешительность оперативными соображениями. Весь наш труд — насмарку!
— Хотелось бы поконкретнее, Иван Иванович, — сказал Буслаев. — Да и с аргументами в руках. И пожалуйста, смелее.
— Это можно, — улыбнулся Иван. — «Дипломат» сделал закладку. Это было ясно, поскольку первым у тайника оказался именно он, а не Губастый. Вот тут-то и следовало брать разведчика. И улика налицо, и преступление было бы пресечено. Советский гражданин — следствие, причина же — в иностранце. Это он совратил его с пути истинного.
— Но в этом случае ушел бы от ответственности Губастый. И нечего изображать его ягненком, — возразил Семен Игнатьевич, оперативник со стажем. — Куда эффективнее было бы задержание именно Губастого. Нет, не в этот раз, а в следующий его приход к тайнику. Действуя в соответствии с секретными инструкциями «дипломата», он появится там, разумеется, не с пустыми карманами. И тогда мы сможем задержать одновременно обоих: Губастого в момент закладки в тайник шпионского материала, а
