— Где же ты его взял? В дупле беличьем?
— Что ты, папочка! Я не разоритель гнезд. Подобрал его под деревом. Видно, ворона в клюве его не удержала и выронила.
— Совсем как у дедушки Крылова, — рассмеялся Антон и поцеловал сынишку.
— И вовсе нет. В басне ворона кусочек сыра роняет.
— Ждал, говоришь, меня?
— Да. Завтра пойдем с тобой подальше в лес отпускать на свободу всех, кого я подлечил: дятла, белку, галчонка.
— С удовольствием, Мишуня.
— А сейчас пойдем покажу ужат, которые вывелись у меня в дендрарии. Так интересно…
Впереди показалась Вероника в окружении девочек из ее отряда. Увидев отца, она побежала ему навстречу. Обняла, поцеловала, а Мишуню отчитала:
— Ты что же не даешь знать о себе, заставляешь волноваться? Пообедал и исчез. Даже на «тихом часе» отсутствовал. Придется сказать врачу, что не отдыхаешь после обеда.
— У меня ужата должны были появиться на свет. Мне же важно было пронаблюдать, как это происходит, — объяснил Миша.
— В другой раз отпрашивайся у меня, как это делают другие.
— Вот еще! Для них ты — вожатая, а для меня — сестренка.
— Вероня права, — объяснил Антон. — На ней за тебя лежит двойная ответственность: перед теми, кто доверил ей пионеров, и перед твоими родителями. Вот и переживает.
— А пусть Вероня сама в «тихий час» спит. А то сидит в беседке и книгу читает.
— Надеюсь, сестричка учтет пожелание братишки. — Антон тепло посмотрел на дочь, улыбнулся.
— Учту, папулечка. — Она взяла отца под руку, а Мишуню за руку и повела их по территории лагеря, к домику мамы. — И я хочу посмотреть на твоих ужат, Мишуня.
Где-то впереди промелькнула фигура Елены Петровны. Она шла с начальником лагеря, что-то доказывая ему на ходу.
— А вон и мамулечка на горизонте, — сказала Вероня.
Миша хотел побежать к ней, но отец удержал его.
— У мамы — деловой разговор. — И спросил у детей:
— Она хоть отдыхает?
— Только ночью. А так весь день на ногах, в хлопотах, в борьбе то с шеф-поваром, то с кладовщиком. Выпивохи они. Представляешь, за водку для себя расплачиваются продуктами из детского питания. Да и в санчасти у мамы дел невпроворот, — объяснила Вероня.
Прозвучал горн. Его звуки усиливались лесным эхо.
— Вас на ужин приглашают, — сказал Антон и подтолкнул детей: — Ну, кто быстрее!
— На, отнеси бельчонка в дом, — поручил отцу Мишуня и побежал за Вероней в столовую.
Поздним вечером, после отбоя, Елена и Антон обычно выходили на берег Оки полюбоваться мерцанием звезд на небосводе, диковинным отражением Луны в воде. Сидели на траве и вдыхали ароматы леса. Тихо обсуждали различные проблемы — семейные, лагерные. Елена рассказывала, какую она выдерживает борьбу с персоналом, обкрадывающим детей в питании. Продукты меняют на самогон, подкармливают ими свои семьи, а то вдруг увлеклись изготовлением тортов по случаю дней рождения вожатых. Советовалась с ним, как поступить в том или ином случае. Следуя его рекомендациям, Елена сумела поставить врачебный заслон всем этим безобразиям. И радовалась, когда фиксировала значительную прибавку детей в весе.
— Извини, Антоша, но сегодня наша с тобой прогулка под луной отменяется, — с грустью сказала она, подойдя и поцеловав мужа, поправила его галстук.
— Случилось что-нибудь неприятное в лагере? — встревожился Антон, готовый помочь, выручить.
— В восьмом отряде у детей разболелись животы. Видимо, зелень была плохо промыта. Мне придется подежурить, иначе может произойти ЧП.
— Понимаю.
— А сейчас пойдем со мной!
Лагерь готовился к отбою. Отзвучал последний горн. Вожатые после пионерской линейки разводили ребят по спальням.
Елена привела Антона в беседку, стоявшую среди зарослей, освещенную ярким светом электролампы, свисавшей с потолка.
— Знакомьтесь, — обратилась она к женщине со злым выражением на лице и к пожилому мужчине в белой сорочке без галстука. — Мой муж Антон Владимирович. — Супругу представила: — Начальник лагеря Федоркин Матвей Фомич. Его супруга Мария Игнатьевна.
— Очень приятно, — кивнул Антон.
— Нам то же самое… — произнес Федоркин за себя и супругу.
Обратившись к Антону, Елена сказала иронично:
— Я привела тебя, муженек, сюда, чтобы ты наконец узнал, что в действительности представляет собой твоя жена. А то живем столько лет вместе, дети взрослые, ты же до сих пор не разобрался. А узнаешь, реши, быть ли нам вместе дальше или лучше расстаться.
Антон удивленно посмотрел на жену.
— Скажите Антону Владимировичу все, что вам известно обо мне. Только вам лично и никому больше. Тем ценнее будет эта информация, — обратилась Елена к Марии Игнатьевне.
— И скажу. Чего заслужила, то и получай, доктор! — проговорила жена начальника и повернулась к Буслаеву. — Изменница она у вас. Как вы до сих пор-то ее не раскусили! Видный такой мужчина, а такой доверчивый.
— Н-не понимаю…
— Зато я сразу поняла! С моим мужем вовсю гуляет бесстыжая. Да еще на глазах у детей и персонала. Вот! Что ей говорила, то и вам говорю. Правда-матка одна на свете.
Антон повернулся к Елене.
— Объясни, что все это значит?
— Извинись, Мария! — приказал Матвей Фомич жене.
— Вот еще! — показала колючие глаза Мария Игнатьевна.
— Не верьте ей! — махнул рукой на жену Федоркин. — У нас с Еленой Петровной такая работа — вместе за все отвечать. То на кухню пройдем, то на склад продовольственный заглянем, а уж на территории лагеря раз двадцать в день встретимся. И у нее ко мне вопросы и у меня к ней. Да и решать многое приходится вместе. И все ради того, чтобы детвора хорошо и с пользой для здоровья отдохнула. Не знаю, поймете ли вы это, Антон Владимирович. А моя жена не понимает, хоть отказывайся от должности. И понимать не желает. Вы уж простите ее. Совсем из ума выжила старая. А сегодня ночью из ревности усы и бороду, когда я спал, обрезала. Пришлось обрить.
— Сам сумасшедший! — огрызнулась Мария Игнатьевна. — Нет, изменница! И это при живом-то муже! — распалялась она все больше.
— Зачем вы так, Мария Игнатьевна? — спросил Антон. — И мою жену оговором своим обижаете, и мужа своего позорите. Нехорошо как-то получается.
— Извинись, говорю, Мария! — стукнул кулаком по столу Федоркин.
— А все одно — изменница! Бог шельму метит. Не на моем мужике, так на другом, а непременно попадется. — И напустилась на собственного супруга. — Знала бы, что стерва эта будет тобой крутить, не поехала бы в лагерь ни за какие коврижки. И ты тоже хорош: за каждой юбкой волочишься. Господи милостивый, за что мне такое наказание выпало, в чем я провинилась перед тобой?
И она глухо зарыдала.
— Но ты-то зачем все эти бредни выслушиваешь? Еще и меня привела на это судилище. Или я сомневаюсь, не верю тебе? — резким тоном выговорил Антон Елене.
— Я боялась сплетен, способных обесчестить женщину. Здесь же ты услышал все из первых уст. Прости, родной. А то хоть уезжай отсюда. Но ведь здесь со мной наши дети. Им отдохнуть перед школой
