подошла следом за ним вошедшая в магазин и тоже рывшаяся в книгах симпатичная молодая немка и приятно улыбнулась.
— Простите, пожалуйста, — сказала она по-русски с немецким акцентом, волнуясь. — Вы, как я поняла из разговора с хозяином лавки, из Советского Союза. Я — студентка гуманитарного университета. Изучаю советологию. А скоро должна представить на кафедру реферат по русской литературе XIX века. Не знаю, смею ли я просить вас об одолжении. Не могли бы вы посодействовать в приобретении так необходимого мне собрания сочинений великого русского писателя Федора Достоевского?
— Вас как зовут? — посмотрел ей в лицо Антон.
— Эрика Альтшуль, — улыбнулась немка.
— Очень приятно.
— Деньги на книги у меня имеются. Не беспокойтесь.
Антону Эрика показалась застенчивой, в меру кокетливой.
— Меня радует, что вы изучаете мою страну, мой родной русский язык. И я готов вам помочь. Но мне потребуется время, чтобы связаться с «Межкнигой». Давайте поступим так: оставьте мне свои координаты. Свяжусь с вами, как только получу ответ.
— Превосходно! Я буду с нетерпением ждать звонка. — Вырвав листок из блокнота, Эрика сделала запись и вручила его Антону.
Проверка через доверенное лицо резидентуры показала, что Эрика Альтшуль действительно учится в Боннском университете на IV курсе. Происходит из состоятельной семьи. Спортсменка. Увлекается бадминтоном. Дружна с помощником министра одного из министерств правительства Германии, бывает у него дома и на даче.
— Любопытно, — заключил резидент, внимательно выслушав доклад Антона Буслаева. — Не знаю, представляет ли интерес Эрика. А вот друг ее… — Подумав, сказал: — С литературой помоги, разберись, не подстава ли это, а дальше видно будет, стоит ли ею заниматься.
Связавшись с Эрикой по телефону, Антон проинформировал ее:
— Я звонил в Москву, к сожалению, не обещают полного собрания сочинений Достоевского. Отдельные его произведения, возможно, удастся раздобыть.
— Жаль… — вздохнула Эрика. — А я так хотела иметь всего Достоевского. Но тогда хотя бы основные его работы, если можно.
Она рассказала, что она тяготеет ко всему старорусскому, хотя интересуется и современной русской литературой. А закончит университет, обязательно побывает в Москве, Ленинграде и Киеве. Это ее мечта, которую она непременно осуществит. И поехать туда желала бы со своим другом.
Спустя неделю Антон снова позвонил Эрике, сообщил, что кое-что из книг Достоевского может вручить. Эрика обрадовалась. Попросила, если не трудно, привезти их к ней домой, поскольку недомогает и врачи не разрешают ей выходить на улицу.
Войдя к Эрике, Антон вручил ей «Братьев Карамазовых». Эрика даже подпрыгнула от восторга. Спросила, сколько должна заплатить.
— Это подарок от меня за ваше усердие в русском языке, — сказал он.
— Danke sehr! Презент от русского друга для меня большая честь! Правда, я не думала, что русский дипломат будет столь отзывчив к немецкой студентке… — Преподнесла ему сувенирный карандаш. — Пусть он будет напоминать вам о нашем знакомстве.
Когда Антон собрался уходить, Эрика его остановила.
— Знаете, вы кто? — В глазах его прочитала недоумение. — Вы… Вы — идеал мужчины, о котором женщина может только мечтать. Да, да! Не удивляйтесь! И простите за откровенность и прямодушие.
— Тогда вы — несчастный человек, — усмехнулся Антон.
— Несчастный? Почему же?
— Жить придется сразу с двумя: с мужем, который достанется, и с идеалом мужчины, созданным вашим воображением.
— Вот как… Вы сказали нечто такое, над чем нельзя не задуматься. Вы — философ!
Посетил Антон Эрику и тогда, когда вручал роман Достоевского «Идиот». Однако реакция на этот раз была менее восторженной. Полюбовалась и поставила на книжную полку. Зато угостила Антона фруктовым чаем с бисквитом.
Подсев к нему, сказала:
— А вы правы. Раздваиваться в семейной жизни, значит, не испытать человеческого счастья.
— И какой же выбор вы сделали?
— Сойдусь только с мужчиной, точной копией того, которого себе придумала и которому не смею изменить.
— А если такого не встретите на своем пути?
— Останусь вековухой. Они тоже по-своему счастливы. Есть вообще женщины, которые не стремятся к замужеству.
— Ваш друг отвечает вашим требованиям?
— Н-не совсем. Вот если бы на его качества наложить ваши достоинства, было бы то, что мне надо! — И она звонко рассмеялась.
— Но так в жизни не бывает.
— А в моей жизни может быть! Я умею добиваться цели, — кокетливо произнесла Эрика. — Я не как все! Меня к вам влечет, Антон, а о Клаусе я как-то не думаю. Вижу — хорошо. Не вижу — тоже неплохо.
— Это все иллюзорно, Эрика, — взглянул на нее Антон, стараясь понять ее женскую логику. — Откровенно, мне жаль вас. Я лично не верю в любовь с первого взгляда, как и в чудеса.
Немка взяла со стола конфеты. Одну себе, другую сунула ему в рот. Оба рассмеялись этому.
Поведение Эрики Буслаев обсудил с резидентом. Оно вызывало много вопросов. По-прежнему, однако, не ослабевал и даже возрастал интерес к ее высокопоставленному другу, по последним данным, помощнику министра обороны.
— Такого друга и нам неплохо было бы иметь в этих сферах германского общества, — сказал резидент. — Он, безусловно, в курсе планов в отношении нашего государства и не только своего ведомства, но и стран, входящих в военный блок НАТО. — Спросил с подвохом: — А вдруг Эрика в качестве «предоплаты» за него потребует твоей близости?
— Пошлю к черту! — не задумываясь, ответил Антон.
— Но ведь наша цель — ее друг Клаус. В этом случае потеряем и его, «живой сейф», набитый секретами!
— Как-то не приходило мне в голову такое, Ованес Акопович.
Резидент закурил.
— Я первый медицинский заканчивал. Как сейчас помню, профессор говорил на лекции, что мужчина по своей природе не склонен к моногамии; в мужской сексуальности самой природой заложена смена партнерш — за этим стоит весь биологический путь человечества.
— Это что, теоретическое обоснование того, чтобы не посылать Эрику к черту? — не без ехидства спросил Антон.
— Скорее, информация к размышлению.
— Профессор не сказал, что все это относится к доисторическим временам промискуитетных отношений[17] в становлении человечества, а сейчас на этом держатся гаремы, многоженство, бардаки?
— Я смотрю, ты задумался, Антон. Но ведь и целомудрия в чистом виде не существовало никогда. Все в мире относительно.
— Даже если отбросить нравственность, любые мои действия могут контролироваться техникой.
— Да, опасность эта существует. И схема у контрразведчиков давно отработана убедиться «чистый» ли ты дипломат или разведчик. Ну и перетянуть на свою сторону либо скомпрометировать и объявить «персоной нон-грата».
Самолет, будто птица, парил в облаках, оставляя под крылом поля и леса, города и поселки, а Антона не покидали мысли об Эрике. Кто она? Почему оказалась у букиниста именно в тот момент, когда он
