посетил магазин? Что это — случайность или его подвела интуиция, наблюдательность? Почему она бесцеремонна с ним? Как узнать, стоит ли за ней кто-нибудь и каковы их намерения в отношении него? Одним словом, вопросы, вопросы. И все без ответов. А надо дознаться! Необходимо!
Во Франкфурт-на-Майне Антон летел будто на встречу со своим прошлым, с тем, что пережил в последние месяцы Великой Отечественной. В аэропорту тщательно проверился. «Наружка» его не встречала. Позвонил по телефону, номер которого был сообщен Бруновым советскому гражданину Миронову. Его расспросили, где он находится, в чем одет, обещали встретить.
Повесив трубку таксофона, Антон в ожидании встречающего стал прохаживаться по тротуару. Мимо с шумом проносились легковушки, автобусы, рефрижераторы. Чопорная фрау выгуливала рыжую таксу. Уборщики в оранжевых жилетах вытряхивали мусор из урн в автоконтейнеры и куда-то увозили. Он же ничего этого не замечал. Занимало другое: какой Кривоносый из себя, узнает ли его. Тогда на исходе последнего года войны в Белоруссии он дважды его видел, да и то какое-то мгновение, в условиях плохой освещенности или из-за деревьев, когда кругом стреляли.
Однажды это было в городе Поставы. Антон застал Кривоносого в его рабочем кабинете, когда тот, озираясь, поспешно набивал мешок секретными бумагами, которые Служба безопасности и СД не успела вывезти в Германию. Услышав окрик «Стоять, руки вверх!» — бросил все. На лице его, слабо освещенном керосиновым фонарем, был испуг, озлобление. Загасив фонарь, открыл беспорядочную стрельбу из автомата и мгновенно исчез за окном. Темнота ночи приняла его в свои объятия. Открывать огонь по нему было бесполезно, важнее было сохранить гестаповские документы для оперативных нужд.
Или вот другой эпизод. Февральским утром того же года в районе Постав Буслаев завершал разгром банды Краковского. Все шло успешно, несмотря на то что валил снег, ограничивая видимость, занося лесные тропы и овраги. И все же нескольким бандитам удалось прорвать цепочку наступавших солдат и осодмильцев и бежать. Среди них промелькнуло знакомое лицо со свернутым набок носом. Бежавший впереди Краковский прокричал: «Кривоносый, Баронесса, поторапливайтесь!» Погоня ничего не дала, бандиты благополучно скрылись.
«Ну, а сейчас как он выглядит? Узнаю ли его?» — подумал Антон, всматриваясь в лица прохожих мужчин.
Встретить же его пришла женщина средних лет, крашенная под блондинку. Убедившись, что он один и фамилия его Миронов, предложила следовать за ней.
Антон спросил:
— Может быть, проедем автобусом?
— Нам недалеко, — сухо ответила блондинка.
— А куда вы меня ведете?
— К кому надо, к тому и идем.
Охота к разговору, таким образом, была отбита. Буслаев молча шел, куда его вели, и вспоминал все, что знал об НТС. История послевоенной эмиграции, размышлял он, это многочисленные и столь же бесплодные попытки выходцев из Советского Союза объединиться в «блоки», «комитеты», «союзы»; это — размежевания и расколы в создававшихся объединениях; это — поиск себя на чужбине, стремление как можно больше и достовернее знать о Родине, воздействовать на происходящие там процессы.
Среди тех, кто выжил, оказался Народно-трудовой союз, НТС. Он был однороднее и сплоченнее других эмигрантских организаций, располагал своим уставом и даже создал собственную программу действий, получил под нее солидную поддержку определенных кругов Запада, в том числе финансовую.
НТС активно пропагандировал свои «солидаристские идеи» через собственные издания «Посев», «Грани», с помощью листовок. Его представители с той же целью сотрудничали с «Радио Свобода». Публикации их носили критическую антисоветскую направленность и должны были формировать в том же духе общественное мнение в эмиграции и на Родине. Отравленные ядом стрелы метались против тех, кто «узурпировал» в Советском Союзе власть. При этом игнорировались бесспорные достижения, совершенные трудом миллионов граждан. Пропаганда эта в какой-то мере отражала реальное положение дел у нас в стране. Но встречались и слишком «вольные» комментарии, происходящие от недостаточной осведомленности людей, оторвавшихся от Отечества.
Однако, сколько Буслаев помнил, политические изыски и умствования деятелей НТС никогда не интересовали органы безопасности. Объектом пристального их внимания было другое — такая структура НТС, как Сектор закрытой работы, своего рода спецслужба. Его сотрудниками являлись те, кто изменил присяге и повернул оружие против своего народа в годы последней войны. Находились они на содержании иностранных разведок, соответственно, хлеб свой отрабатывали под их контролем, ревниво следуя курсу агрессивных кругов Запада.
На протяжении десятилетий наша пресса публиковала факты, свидетельствующие об их «тайной подрывной деятельности» — вербовка и заброска на территорию России агентуры со шпионскими заданиями, провокации в отношении соотечественников, выезжающих за рубеж, попытки склонить их к измене Отечеству, к невозвращению на Родину. Подвергались враждебной обработке и наши моряки, и солдаты.
В Советском Союзе прошло несколько открытых судебных процессов над теми, кто был схвачен с поличным в Москве и других городах.
«Идеи» НТС на российской земле не прижились, поскольку осуществление их возвратило бы нас во вчерашний день, сделало бы Россию зависимым государством. В НТС этого не могли не понимать. Значит, не проповедь этих «идей» была главным делом его руководителей. Кормила Народно-трудовой союз «тайная» деятельность. Издательская, пропагандистская сфера служила ее прикрытием.
Привела женщина Буслаева, как она объяснила, открывая дверь, на конспиративную квартиру «Сектора закрытой работы» НТС. Размещалась она в центре города. Там и состоялась его встреча с Бруновым.
Блондинка поставила перед ними «Смирновскую», закуску.
Брунов сказал, разглядывая гостя:
— А я представлял вас человеком атлетического сложения, этаким нашим русским медведем- увальнем. Как много значит все-таки личное впечатление!
— Нам давно следовало повидаться, — сказал Антон. Вглядываясь в лицо Брунова, подумал: время сказалось и на нем. Но кое-что осталось прежним: кривой нос, выражение глаз. Как и в ту пору, они полны ненависти. И тот же спесивый, надменный вид. Но, может быть, смягчится его сердце, когда услышит зов родной матери?
— Вы правы, — обрадовался Брунов словам гостя. — Одно дело — заочное знакомство. И совсем другое — сидеть так, как мы сейчас с вами, друг против друга. — Он наполнил рюмки. — За наше с вами знакомство, мой друг! За полное взаимопонимание и дальнейшие совместные успехи!
— Прекрасный тост! — Антон пригубил и постарался перевести разговор в нужное ему русло. — Должно быть, достается вам здесь? Все-таки не у себя дома.
Брунов рассмеялся.
— А я как-то не переживаю. Платят неплохо. На харч, выпивку и на жизнь хватает, и ладно! Что же касается таких понятий, как Родина, Отчизна — так это же чистая случайность, что я родился в России, а не в Германии, не во Франции. Пустой звук. Что называется, плюнуть и растереть! Зато здесь — свобода! Что хочу, то и делаю!
— А что, отдачу хозяева разве не требуют? Кто же станет деньги на ветер бросать. Или я что-то не так понимаю?
— Вкалывать, разумеется, приходится. Как говорится, волка ноги кормят. Сегодня здесь, а завтра — там. — Энтеэсовец перевел дух, видно, мерзко было у него на душе от такого разговора. Но он тут же перестроился. — Вы знаете, как я рад нашей с вами встрече! Долгожданной встрече! Дайте я вас обниму.
— Я — тоже. Теперь буду знать, с кем имею дело. Соотечественник! — освобождаясь из объятий, сказал Антон. — Правда, язык ваш несколько отличается от современного русского. Да и акцент иностранный выдает. И это понятно: печать пережитого, расплата за грехи молодости. Извините, конечно.
— А куда деваться? — Брунов допил водку. — Все мы — грешники на этой земле. Как говорится, с кем
