— Это вы справедливо заметили, фрейлейн. И тем не менее я убежден, что война — не женское дело.
— Победим, я обзаведусь кучей детей, посвящу себя любимому занятию.
— Позвольте узнать, какому именно?
— О, это большой секрет! — кокетливо заведя глаза, сказала Альбина и рассмеялась.
— Простите.
— По образованию я — филолог. Могу преподавать, писать книги.
— Очень интересно. Я даже представляю вас в роли писателя. А вы верите в нашу победу над большевиками?
— Надеюсь. А надежда, как известно, умирает последней.
Случайная встреча этих двух людей стала «роковой». Фрицу казалось, что он влюбился с первого взгляда. Альбину же он привлекал тем, что работает в органе, который готовит из числа специально отобранных перебежчиков, националистов и военнопленных шпионов, террористов, диверсантов для заброски в тыл Советской Армии, в глубинные районы СССР.
Спустя неделю они вновь встретились в столовой. И тоже не сговариваясь. И вели уже себя, как старые знакомые, которых друг другу Бог на счастье послал.
— Вы превосходно выглядите, фрейлейн, — сделал Фриц комплимент, усаживаясь за столик напротив нее.
— Благодарю, — приятно улыбнулась она. — Как настроение, майор?
— Скучно мне в этой дыре. Загнали к черту на кулички. Время берет свое, а впереди никакого просвета.
— Разве вашу душу не греет то, что вы служите фюреру?
— Человеку этого мало, фрейлейн. Поверьте мне, уже достаточно познавшему жизнь.
— Не слишком ли многого хотите? И чтобы город был — не дыра. И, должно быть, чтобы служба была приятной. А еще, наверное, чтобы кругом не рвались бомбы и не стреляли.
— Вы будто читаете мои мысли… Но я бы не переживал так остро, если бы у меня была личная жизнь. Мужчина моих лет вправе ее иметь. Согласитесь.
— Естественно, — поддержала его Альбина. — Если придерживаться принципа — во что бы то ни стало выжить, то в этой ситуации важно выстоять, главное, не пасть духом.
— Вы — первый человек, который меня так тонко понимает, фрейлейн. Благодарю вас.
Отобедав, из столовой вышли вместе.
— Darf ich Sie beglaiten? Могу ли я вас проводить? — спросил Фриц.
— Keine Ursache. Не стоит. Мне здесь недалеко.
— Может быть, встретимся вечером и проведем время вдвоем? У меня отдельная комната. Имеется патефон. Есть хорошие пластинки.
— Простите, но в моем ведомстве это может быть расценено, как аморальное поведение. Я не хотела бы подвергнуться всеобщему осуждению.
— Семью иметь тоже аморально?
— Не обижайтесь на меня. — Альбина многообещающе улыбнулась. — Будем видеться в столовой, в клубе. Только и всего. А дальше видно будет. Приходите.
Альбина ушла, не оглядываясь. Фриц долго смотрел ей вслед. «И все-таки она мне нравится, — подумал он и усмехнулся: — Хм, аморально!.. Все они поначалу такие, бабы…»
В воскресенье Фриц заказал себе к обеду водки, видимо, для храбрости. Слегка захмелев, положил ладонь на руку Альбины и погладил ее.
— Знаете, кто вы? — спросил он, глядя в ее чистые глаза.
— Догадываюсь. Женщина не от мира сего. А еще — недотрога, — ответила она, убирая руку со стола.
— Вы… Вы… Вы — хрустальная туфелька! Да! От вас идет яркое и очень теплое излучение. Этакий ласковый огонек. А голос ваш мне напоминает колокольчик. Нет, звон хрустальных бокалов, наполненных французским шампанским, какое я пил в поверженном нами Париже!
— Великолепный комплимент! — Альбина рассмеялась.
— Честное слово! Я не виноват, что так вас воспринимаю.
Фриц хотел налить себе еще водки, но Альбина остановила его.
— Оставьте на другой раз.
— Im Wein liegt Wahrheit. Истина в вине, — сказал он, отставляя графин. — Хороший вы человек, Альбина. Хрустальная туфелька моя! Скажите, только откровенно: а вы могли бы полюбить с первой встречи? Нет, не какого-нибудь там прощелыгу. Настоящего мужчину?
— Если серьезно, то ничто человеческое мне не чуждо.
— Понимаю. Вы думаете, почему я позволил себе выпить?
— Радость какая-нибудь у вас? Возможно, печаль.
— Не угадали. Рас-ста-вание. Дас-с! Все пять моих «активистов», в которых я вложил всего себя, отправляются на Восток. Нет, не на фронт. В тыл! Их выбросят на парашютах аж в ста километрах от вражеской Москвы. Представляете! И разъедутся мои питомцы кто куда. Двое в Москву, двое — в город Горький, что на Волге. Там огромная военная индустрия большевиками сосредоточена. Уже сейчас надо готовиться к ее освоению рейхом после нашей победы. Да, пятый. О нем не скажу. Впрочем, вам я доверяю. Смертник он. Ему поручено уничтожить одного видного деятеля.
Альбина сделала вид, что все это ее не интересует. И лишь спросила:
— Вы заплатите за обед?
— Ах, да! — спохватился Фриц. — Сейчас заплачу. Хрустальная вы моя туфелька!
Радиограмма № 211:
«Центр По сведениям зпт полученным источника зпт заслуживающего доверия зпт Подмосковье ближайшие дни предстоит выброска парашютах пяти агентов зпт прошедших спецподготовку разведшколе „Цеппелин“ тчк Оттуда разъедутся Москву и Горький тчк Задание — сбор разведывательных сведений зпт террористический акт тчк Случае задержания зпт результатах допросов прошу информировать тчк Намерена использовать их для вербовки известного вам Фрица Зальцберга тчк — Резеда».
Будучи человеком наблюдательным, Альбина знала, что хранится в служебном сейфе Хейфица. А там среди прочих деловых бумаг можно было встретить не только секретные директивы Рейхзихерхайтсгауптмана Гиммлера, но и секретные инструкции Рейхсминистра Розенберга, Штаба Верховного Главнокомандования гитлеровской армии.
Хейфиц изредка доставал их, чтобы воспроизвести в памяти, а то и сослаться на тот или иной пункт высочайшего указания, составляя приказ по горотделу, либо процитировать в отчете в Берлин о проделанной им работе. Случалось, он поручал Альбине подобрать для этого подходящую цитату. Словом, сейф Хейфица представлял из себя скопище секретных материалов, которыми разведчику грешно было не воспользоваться. Но как сделать все это богатство достоянием Службы советской внешней разведки? Идея эта в ее голове созрела давно и «операцию» эту она разработала в деталях. Сводилась она к тому, что сначала необходимо завладеть ключом от сейфа, а уж все остальное — дело техники. Главным «инструментом» была пудреница, пространство которой между средней и нижней крышкой она заполнила прозрачным пластилином.
Как и сапер, разведчик ошибается один раз в жизни. Ждала лишь случая. И он, кажется, наступил.
— Вы бледны, штапффельфюрер, — сказала Альбина, войдя в кабинет, чтобы доложить о выполнении ею очередного его указания. — Что с вами?
— Видимо, что-то съел не совсем свежее, — ответил Хейфиц упавшим голосом. — Вероятно, консервы мясные были испорчены.
— Попробуйте выпить марганцовки. И побольше пейте воды.
— Пройдет и так… — Вдруг он скорчился, подхватился, прикрыл рот рукой и засеменил в туалет. От дверей жестом показал: — Извините, я сейчас вернусь.
