генерал.
Буслаев покраснел.
— Я не за наградой ехал, Игнат Пантелеймонович.
Сказал, как думал. У него свой суд, нравственный, высокий.
Для него главное — сделать дело для Родины, а не для награды.
Плеснув из бутылки в стакан боржоми, генерал поднес его к губам, но прежде чем выпить целебный глоток, резко сказал:
— Мы с тобой, Буслаев, не на крестинах и не пьем на брудершафт! — генерал дал понять подчиненному, что тот переходит границы воинской этики.
— Виноват, товарищ генерал, — поняв свою ошибку, произнес Антон, хотя, назвав его по имени- отчеству, он вовсе не проявил неуважения к нему.
— Да и вел ты себя там не столь уж и грамотно, как оперативный работник, если давал возможность тому же Краковскому уходить живым.
Буслаев насторожился и ответил:
— Были, безусловно, и недостатки… — Помолчав, добавил: — Действовать приходилось в сложных условиях. Руководствовался совестью, старался поступать во всем разумно. — Сказав так, усомнился: зачем говорю об этом? Подумает еще, что оправдываюсь.
— Недостатки… — усмехнулся генерал. Перелистал рапорт. Закурил трубку. — Не то слово, лейтенант! Ну вот хотя бы… Ты же оперативник, а поступал, как обыкновенный пропагандист-агитатор. Вместо того чтобы действовать решительно, применять оружие, прибегал, видите ли, к листовкам! Бумажки предпочитал гранатам! Прямо-таки курам на смех!
— Так ведь в бандах были и люди, обманутые главарями, буквально загнанные в них. Их надо было вызволить оттуда, прежде чем начинать боевые действия. Иначе могла пролиться невинная кровь.
— Оставь ты свои интеллигентские штучки, лейтенант! Война все списала бы! А привлечение к нашим делам церковников! — генерал слушал только себя, свой голос. — Чекист и поп! Как же ты мог пойти на сговор с теми, кто сеет мракобесие? Еще Карл Маркс учил нас, что религия — опиум для народа. Для тебя же, вижу, слова основоположника нашей философии — пустой звук! Ни классового чутья в тебе, ни партийности взглядов, Буслаев! А жаль. У тебя партбилет в кармане.
— Тот же ксендз — лояльный человек. Его влияние на паству огромно. К каждому его слову население прислушивается. В бандах же были и верующие, — Антон попытался не дать себя в обиду и даже доказать свою правоту.
— Или вот взять хотя бы пленных. На кой черт надо было вообще брать в плен? Коли бандит, получай девять граммов свинца и удаляйся к праотцам своим! Вот решение вопроса! Без суда и без затей! Таков был и мой приказ. Ты же не только проигнорировал его, но и обременил тем самым следственный аппарат органов. У него и без того дел невпроворот. С одними только власовцами сколько возни. А с теми, кто побывал в лагерях военнопленных, находился на территории, временно оккупированной фашистскими войсками! Да и террористов, шпионов, антисоветчиков хватает.
— Как же можно было, не разбираясь с каждым… — хотел было объяснить Буслаев свою позицию и в этом вопросе.
— Молчать, когда старший по званию и должности с тобой разговаривает! — взвизгнул генерал, раскрасневшись от натуги. — Карательный орган должен карать! А ты бандитам жизнь даровал. Добренький нашелся.
К подобному одергиванию подчиненных он прибегал всегда, когда недоставало аргументов. Чтобы прийти в себя, прошелся по кабинету. Остановился у письменного стола и, как не в чем ни бывало, спокойным тоном произнес:
— Иди работай, Буслаев.
Разговор этот не прошел для Антона бесследно. В тот день ему было уже не до служебных дел. Много ли требуется воображения, чтобы понять: убить человека можно в бою, когда он идет на тебя с оружием в руках. Но чтобы с поднятыми руками… Это уже — преступление. «Возлюби врага своего…» Откуда это изречение? И как быть теперь с этим афоризмом, когда война позади, а впереди мир? — рассуждал он.
За ликвидацию бандформирований генерал Петров получил Орден Отечественной войны Первой степени, Буслаев — медаль «За боевые заслуги», вручал их М. И. Калинин в Кремле в один и тот же день. Генерал прошел бодрым шагом через весь овальный зал. Получив орден, от имени награжденных выступил с ответным словом благодарности Иосифу Виссарионовичу Сталину за высокую оценку ратного труда чекистов, которые не щадят себя и за дело социализма и Коммунистической партии готовы отдать свою жизнь.
Антон слушал эту довольно корявую и сумбурную речь и думал: нет, не уважает себя этот человек, если принимает лавровый венок, по праву принадлежащий другим.
Выполняя боевое спецзадание, Антон Буслаев встречал глаза в глаза врага настоящего, а не мнимого. Общаясь с простыми людьми, проникся чаяниями народными. Научился смотреть смерти в лицо. После возвращении из Постав в Москву, он на все смотрел иначе, иначе относился к жизни, оценивал людей не как прежде, а отделяя зерна от плевел, правду от лжи, хорошее от плохого.
РАЗРЫВ С ЛИДОЙ
Уставший уже поздно вечером Антон направился домой. Хотелось разрядиться, найти утешение, услышать теплое слово жены. Войдя в комнату, он увидел детскую кроватку и был несказанно обрадован, заглянув в нее.
Дочурка спала, тихо посапывая.
На лице же Лиды прочитал замешательство.
— Господи, ты живой… А здесь прошел слух, будто тебя захватили бандиты и держат в качестве заложника. Другие говорили, что с тобой жестоко расправились.
— Да нет, то не со мной случилось… Я рад, что у нас дочурка. Теперь надо и о сынишке подумать!
Раздевшись, Антон приблизился к жене, распростер руки, чтобы обнять ее, но Лида отстранилась.
— Что с тобой, милая? — спросил он. — Ты плохо чувствуешь себя? Решила, что я не вернусь домой? Да, это могло произойти. Как видишь, фуражка и шинель в пулевых и осколочных пробоинах. Но вернулся! И мы снова вместе. Теперь уже втроем!
— Уехал, даже не попрощавшись со мной…
— Ты же знаешь, что времени у меня было в обрез.
— А почему не писал мне? Ты ведь знал, что я должна родить? — Это прозвучало, как упрек.
— Виноват, конечно. Но условия конспирации не позволяли писать. Пойми, я выполнял очень ответственное задание, связанное с большим риском для жизни.
Антон постоял у постели дочурки, любуясь ее личиком. Потом сел на диван. На столе лежало несколько писем со штампом «полевая почта». Значит, солдатское. Лида и не пыталась их убрать, спрятать с глаз подальше.
— Это от кого же? — поинтересовался супруг.
— Так, от бывшего однокашника. Объяснялся когда-то мне в любви, но война нас разлучила. — Лицо Лиды покрылось пятнами. — Я думала, он погиб, и вдруг письмо за письмом. Сам разыскал меня. Теперь — капитан Советской Армии! Служит в Германии. Да ты не волнуйся. Если и отвечала ему на письма, то от скуки.
— Как же его зовут?
— Василий. Я звала его в школе «Васильком», а он меня называл «Лисынькой». Но это все в детстве, в юности было.
В тот же вечер от «Василька» пришло письмо, в котором тот настойчиво просил «Лисыньку»
