— Вовсе нет! Я этого и не утверждал! Просто вы не постигнете этого таким образом, как я бы хотел — не то чтобы мне вообще этого хотелось. Ага, вот и вы! — откуда-то из тени четверо мужчин в черных смокингах вынесли на свет стол. Он был застелен белой скатертью, как обычно накрывают сервировочные столы для обслуживания номеров в отелях. Из металлической посудины на этом столе поднимался ароматный пар: пахло и правда жареной индейкой.
Мэг снова поразило ощущение какой-то фальши при виде смены обстановки. Да, на этом Камазоце дела явно шли не лучшим образом.
И снова голос в ее мозгу взорвался холодным смехом.
— Конечно, это не настоящий запах! Но разве хуже настоящего?
— А я вообще его не чувствую, — сказал Чарльз Уоллес.
— Знаю, молодой человек, и теперь ты представляешь, чего лишился. Вся наша еда покажется тебе не вкуснее песка. Но я бы предложил тебе пересилить себя. Будет мало проку, если твои решения будет диктовать чувство голода.
Тем временем стол оказался прямо перед детьми, и служители в черном наполнили их тарелки политой соусом индейкой с гарниром из картофельного пюре с молодым горошком и кубиками янтарного масла, на глазах расплывающегося от тепла. Соус поражал своим сложным букетом: здесь чувствовался вкус оливок и чеснока, и розмарина, и…
Мэг ничего не могла с собой поделать: рот наполнился слюной, а в животе громко забурчало.
— Господи… — вырвалось у Кельвина.
Напоследок поставив перед столом стулья, четверка служителей снова скрылась в тени.
Чарльз Уоллес с силой вырвал руки у Мэг и Кельвина и плюхнулся на ближний стул.
— Налетай! — предложил он. — Уж если оно отравлено, тут ничего не поделаешь. Но я не думаю, что там есть яд.
Кельвин присоединился к нему. Мэг все еще стояла, не зная, на что решиться.
Кельвин откусил первый кусок. Старательно разжевал. Проглотил. И посмотрел на Мэг:
— Если даже она синтетическая, ничего более похожего на настоящее я никогда не пробовал.
Чарльз Уоллес тоже сунул кусок индейки в рот, но скривился от отвращения и выплюнул.
— Это нечестно! — закричал он на человека в кресле.
— Не сдавайся, малыш! — и снова зазвучал холодный и неприятный смех. — Кушай!
Мэг с расстроенным вздохом все-таки присела к столу.
— Я все еще считаю, что нам не следует пробовать эту дрянь, но раз уж вы так решили, я с вами, — и она попробовала то, что лежало у нее на тарелке. — Здесь все в порядке. Попробуй мое, Чарльз, — и она протянула брату кусок индейки на вилке.
Чарльз Уоллес попробовал, и снова его перекосило, но на этот раз он умудрился все же проглотить еду.
— Это тоже как песок, — пожаловался он и спросил у человека в кресле: — Почему так?
— Ты сам превосходно знаешь, почему. Ты наглухо закрыл для меня свой разум. А остальные двое так не могут. И я могу пробраться к ним сквозь маленькую щелочку. Не полностью, конечно, но достаточно для того, чтобы накормить жареной индейкой. Теперь ты и сам видишь, что я не более чем добрый старый весельчак.
— Ха! — только и ответил Чарльз Уоллес.
Человек поднял уголки губ, изображая улыбку, и ничего более жуткого Мэг не видела за всю свою жизнь.
— Почему ты не доверяешь мне, Чарльз? Почему ты не доверишься хотя бы настолько, чтобы войти и понять, что я такое? Я — полный покой и мир для всех. Я — освобождение от любой ответственности и вины. Придя ко мне, ты примешь последнее трудное решение в своей жизни!
— А я смогу выйти, если все же войду? — подозрительно спросил Чарльз Уоллес.
— Безусловно, если сам захочешь. Но я не думаю, что тебе этого захочется.
— Если я войду — не для того, чтобы остаться, а только чтобы узнать, что вы такое, вы скажете нам, где наш папа?
— Да. Даю тебе слово. А я никогда не бросаю слов на ветер.
— А можно мне посовещаться с Мэг и Кельвином втроем, чтобы вы нас не слышали?
— Нет.
— Ну как знаете, — Чарльз Уоллес пожал плечами и обратился к Мэг и Кельвину. — Поймите, мне обязательно нужно узнать, что он из себя представляет на самом деле! И вы сами это знаете. Я постараюсь вернуться. Я буду держать часть мозга закрытой от него. Но на этот раз ты не должна меня останавливать, Мэг.
— Чарльз Уоллес, у тебя ничего не получится! Он намного сильнее тебя! И ты тоже это знаешь!
— Я все равно должен попытаться.
— Но ведь миссис Что-такое предупреждала!
— Я должен. Ради папы, Мэг! Пожалуйста! Я хочу… я хочу узнать моего папу… — тут он едва не расплакался, но пересилил себя. — Но дело не только в папе, Мэг! И теперь ты тоже это знаешь! Ты видела Темное Нечто. И мы должны сделать то, ради чего нас доставила сюда миссис Которая!
— Кельвин… — взмолилась Мэг.
— Он прав, Мэг, — Кельвин грустно покачал головой. — И мы все время будем с ним, что бы ни случилось.
— Но что же тогда с нами будет?! — не выдержала Мэг.
— Ладно, — решительно произнес Чарльз Уоллес, поднимая взгляд на человека в кресле. — Начинаем.
На этот раз красные глаза и излучаемый ими свет так и ввинтились в Чарльза, и снова взгляд малыша стал рассеянным и бессмысленным. И когда последние остатки темных зрачков пропали, он отвернулся от красных глаз и безмятежно улыбнулся Мэг, но это уже не была улыбка Чарльза Уоллеса.
— Что же ты, Мэг! — воскликнул малыш. — Давай насладимся этим чудесным обедом, приготовленным специально для нас!
Мэг одним ударом смела со стола его тарелку, так что обед разлетелся по полу, а фарфор брызнул блестящими осколками.
— Нет! — закричала она, и ее голос сорвался на дикий визг. — Нет! Нет! Нет! Нет!
Из темноты тут же выступил служитель в черном и поставил перед Чарльзом Уоллесом полную тарелку. Малыш с энтузиазмом приступил к еде.
— Да что с тобой, Мэг? — наконец удивился Чарльз Уоллес. — Почему ты такая упрямая и несговорчивая? — да, это был вроде бы голос Чарльза Уоллеса и в то же время вроде бы не его: какой-то упрощенный или уплощенный, напомнивший Мэг двухмерную планету.
— Это не Чарльз Уоллес! — закричала Мэг, вцепившись в Кельвина. — Чарльз пропал!
Глава 8 Прозрачная колонна
Чарльз Уоллес по-прежнему сидел за столом и поглощал индейку с таким видом, будто никогда не пробовал ничего вкуснее. Он был одет как Чарльз Уоллес, он выглядел как Чарльз Уоллес: те же светло- каштановые волосы, то же лицо, еще не утратившее детской округлости. Только глаза явно изменились: на месте черных зрачков была видна лишь мутная голубизна. Однако для Мэг доказательством того, что настоящий Чарльз Уоллес пропал, было не только это: она всем сердцем ощущала, что малыш, выдаваемый за Чарльза Уоллеса, вовсе не ее брат, а всего лишь кукла.
Это доводило ее до истерики.
— Где он? — подавляя рыдания, накинулась она не человека в кресле. — Что ты с ним сделал? Где наш Чарльз Уоллес?
— Ах, дорогуша, ну и истеричка же ты! — прошелестело у нее в мозгу. — Вот он, прямо перед тобой, невредимый и довольный! Позволь напомнить: совершенно невредимый и всем довольный, впервые за
