пасти» на несколько секунд раньше другого. Он выходит из «боковой стойки» и с раскрытыми челюстями бросается на соперника, который еще продолжает угрожать боком и потому подставляет зубам нападающего незащищенный фланг. Но он никогда не использует эту слабость позиции и всегда останавливает свой бросок, прежде чем его зубы коснутся кожи противника.
Мой покойный друг Хорст Зиверт описал и заснял на пленку похожее до мельчайших подробностей явление у самцов ланей. У них высокоритуализованному бою, когда верхушки рогов дугообразными движениями ударяются одна о другую, а затем совершенно определенным образом раскачиваются взад и вперед, предшествует угроза развернутым боком, во время которой каждый из них проходит мимо соперника молодцеватым «строевым» шагом, покачивая при этом большими лопатообразными рогами вверх и вниз. Потом оба внезапно, как по команде, останавливаются, поворачиваются, оказываясь под прямым углом друг к другу, и опускают головы, так что рога с треском сшибаются почти у самой земли, сплетаясь между собой. За этим следует безопасная борьба, при которой, в точности как при перетягивании пасти у «Джеков Дэмпси», побеждает тот, кто дольше продержится. У самцов ланей также может случиться, что один из бойцов захочет перейти ко второй фазе борьбы раньше другого и при этом нацелит свое оружие на незащищенный фланг соперника, что при мощном взмахе тяжелых и острых рогов выглядит чрезвычайно опасно. Но еще раньше, чем окунь, олень тормозит это движение, поднимает голову и видит, что ничего не подозревающий противник марширует дальше и уже отошел на несколько метров. Тогда он пускается рысью, догоняет соперника, успокаивается и снова начинает маршировать рядом с ним, покачивая рогами, пока оба не перейдут к борьбе, лучше согласовав поворот рогов.
В царстве высших позвоночных существует неисчислимое множество подобных запретов причинять вред собрату по виду. Они часто играют существенную роль также и там, где наблюдатель, очеловечивающий поведение животных, вообще не заметил бы наличия агрессии и необходимости специальных механизмов для ее подавления. Тому, кто верит во «всемогущество» «безошибочного» инстинкта, покажется парадоксальным, что, например, самке-матери необходимы специальные механизмы торможения, чтобы сдержать агрессивность по отношению к собственным детям, особенно новорожденным или только что вылупившимся из яйца.
В действительности без этих специальных механизмов сдерживания агрессии нельзя обойтись - по той причине, что животным, заботящимся о потомстве, как раз ко времени появления малышей необходимо быть особенно агрессивными по отношению к любым другим существам. Птице, высиживающей яйца, приходится, защищая свое потомство, нападать на любое приближающееся к гнезду живое существо, с которым она сколько-нибудь соразмерна. Индейка, сидящая на гнезде, должна быть постоянно готова напасть с максимальной энергией не только на мышь, крысу, хорька, ворону, сороку, и т. д. и т. п., но и на птицу своего вида – индюка с шершавыми ногами или индейку, ищущую гнездо, – потому что она почти так же опасна для ее выводка, как хищники. И, естественно, она должна быть тем агрессивнее, чем ближе угроза к центру ее мира – к ее гнезду. Только своему птенцу, который вылупляется из яйца в самый разгар ее агрессивности, она не должна причинять никакого вреда! Как обнаружили мои сотрудники Вольфганг и Маргрет Шлейдты, это торможение у индейки включается исключительно акустически. Для изучения некоторых других реакций самцов-индюков на звуковые стимулы они лишили слуха нескольких птиц посредством операции на внутреннем ухе. Эту операцию можно сделать лишь только что вылупившемуся птенцу, а в это время различить пол еще трудно; поэтому среди глухих птиц случайно оказалось несколько самок. Они были использованы – так как ни для чего другого не годились – для изучения функции ответного поведения, которое играет столь существенную роль в связях между матерью и ребенком. Мы знаем, например, что серые гуси сразу после появления на свет принимают за свою мать любой объект, который отвечает звуком на их «писк покинутости». Шлейдты хотели предложить только что вылупившимся индюшатам выбор между индейкой, которая слышит их писк и правильно на него отвечает, и глухой, от которой ожидалось, что она, не слыша писка птенцов, будет издавать свои призывы случайным образом.
Как часто случается при исследовании поведения, эксперимент дал результат, которого никто не ожидал, но гораздо более интересный, чем тот, которого ждали. Глухие индейки совершенно нормально высиживали птенцов, и до этого их социальное и половое поведение также вполне отвечало норме. Но когда у них стали вылупляться индюшата, оказалось, что материнское поведение подопытных животных нарушено самым трагическим образом: все глухие индейки заклевывали насмерть всех своих детей, едва они успевали вылупиться! Если глухой индейке, которая отсидела на искусственных яйцах положенный срок и потому должна быть готова к приему птенцов, показать однодневного индюшонка, она реагирует на него вовсе не материнским поведением: не издает призывных звуков, а когда малыш приближается к ней примерно на метр, готовится к отпору – распускает перья, яростно шипит, и как только индюшонок оказывается в пределах досягаемости ее клюва, клюет его изо всех сил. Если не предполагать, что у индейки повреждено еще что-либо важное, кроме слуха, то такое поведение можно объяснить только одним: у нее нет ни малейшей врожденной информации о том, как должны выглядеть ее малыши. Она клюет все, что движется около ее гнезда и не настолько велико, чтобы реакция бегства пересилила агрессию. Только писк индюшонка включает с помощью врожденного механизма материнское поведение и сдерживает агрессию.
Последующие эксперименты с нормальными, слышащими индейками подтвердили правильность этого истолкования. Если к индейке, сидящей на гнезде, подтягивать на длинной проволоке, как марионетку, натурально сделанное чучело индюшонка, она клюет его точно так же, как глухая. Но стоит включить встроенный в чучело маленький динамик, из которого раздается магнитофонная запись «плача» индюшонка, как нападение обрывается вмешательством сильнейшего торможения так же резко, как при поединках цихлид и ланей, и индейка начинает издавать типичные призывные звуки, соответствующие квохтанью домашних кур.
Каждая неопытная индейка, только что впервые высидевшая индюшат, нападает на все предметы, движущиеся возле ее гнезда, размерами примерно от землеройки до большой кошки. У нее нет врожденного «знания», как именно выглядят хищники, которых нужно отгонять. На беззвучно приближающееся чучело ласки или хомяка она нападает не более яростно, чем на чучело индюшонка, но, с другой стороны, готова сразу по-матерински принять обоих хищников, если они предъявят через встроенный громкоговоритель «удостоверение индюшонка» – магнитофонную запись цыплячьего писка. Видеть, как такая индейка, только что яростно клевавшая беззвучно приближавшегося птенчика, с материнским призывом расправляет перья, чтобы с готовностью принять под себя пищащее чучело хорька – подмененного ребенка [В подлиннике непереводимая игра слов: Iltisbalg - чучело хорька, Wechselbalg (буквально «подмененное чучело») – безобразный ребенок, подмененный злыми духами (в народных поверьях)] в самом ужасном смысле слова – очень сильное впечатление.
Единственный признак, который, по-видимому, врожденным образом усиливает реакцию на врага, – волосистая, покрытая мехом поверхность. Во всяком случае, из наших первых опытов мы вынесли впечатление, что меховые чучела раздражают индеек сильнее, чем гладкие. Если это так, то индюшонок – а он имеет как раз подходящие размеры, движется около гнезда, да еще вдобавок покрыт пухом – просто не может не вызывать у матери постоянного оборонительного поведения, которое должно столь же постоянно подавляться цыплячьим писком, чтобы предотвратить детоубийство – по крайней мере в случае, если она высидела птенцов впервые и еще не знает по опыту, как выглядят ее дети. При индивидуальном обучении эти формы поведения быстро изменяются.
Такой удивительно противоречивый состав «материнского» поведения индейки заставляет нас задуматься. Совершенно очевидно, что не существует ничего, чт`o, как целое, могло бы быть названо «материнским инстинктом» или «инстинктом заботы о потомстве»; более того, не существует даже врожденной «схемы» – врожденного узнавания своих детей. Напротив того, целесообразное с точки зрения сохранения вида обращение с потомством есть функция множества возникших в процессе эволюции форм движения, реакций и торможений, организованных Великими Конструкторами таким образом, что все вместе они действуют при нормальных внешних условиях как целостная система, «как если бы» данное животное знало, чт`o ему нужно делать в интересах выживания вида и его отдельных особей. Эта система и есть уже то, что обычно называют «инстинктом» – в случае нашей индейки инстинктом заботы о потомстве. Однако это понятие, даже если определить его таким образом, вводит в заблуждение, поскольку функции этой системы не ограничиваются теми, которые содержатся в приведенном определении.
