Вебера. Кто приходил к пастору утром? Это не могла быть миссис Уизли, первую половину дня экономка намеревалась целиком посвятить хозяйству.
Путь к пасторскому сердцу оказался труден и тернист. Хирурги довольно быстро справились с рассечением мышц и раздвинули ребра расширителем. Дальше дело пошло не так бодро, понял Гарри.
— Ну вот, началось, — с неудовольствием сказал доктор Патил. — Сюрпризы в плевральной полости.
Толстяк Людо наклонился над разрезом:
— Легкое припаяно к грудной стенке.
— Снейп, сволочь, не спешит, как угадал, что тут черт знает сколько времени спайки разделять.
— Ну и ты не спеши. Все равно бессмыслица.
Доктор Патил разогнул спину.
— Людо, ты самоубийца? Не вздумай при НЁМ такое ляпнуть!
— Да я молчу.
— Мы все молчим, — сказал медбрат Роджер. — В прошлом месяце Снейп очередного говоруна уволил. Тоже каркал под руку, насчет бессмыслицы.
Гарри пытался разглядеть за докторскими спинами хоть что-то, но, кроме розового месива между краями расширителя, не рассмотрел ничего интересного.
— Нас сегодня двенадцать, как апостолов, — раздался мелодичный баритон анестезиолога. — Ох, нет, Поттер тринадцатый, — вскользь заметил он.
Гарри метнул на красавца гневный взгляд.
— На Иуду намекаете? — с вызовом сказал юноша и покраснел, поймав на себе любопытные взгляды стоящих у стола.
— О, ну что вы, уже и пошутить нельзя? — вскинул брови Вебер. — Мы тут не больно верующие, знаете ли.
— Юрген, делом займись, а? — строго сказал доктор Патил. — Думаешь, я не вижу, куда ты пялишься?
Анестезиолог тонко улыбнулся Гарри и скрылся за стерильным барьером.
— А с господином пастором нас четырнадцать, — заметил Блейз. Видимо, как и Гарри, он всё еще воспринимал лежащего под салфетками несчастного, как человека, а не как пациента.
— Пастор не в счет, — упрямо сказал анестезиолог.— Даже не верится, что он еще здесь, — сказал он, глядя на вздрагивающие зубцы электрокардиограммы.
— Тсс!
Внезапно разговоры стихли. Наступила полная тишина.
— Все готово? — раздался негромкий голос Северуса.
Гарри оторвался от размышлений о вечности и взволнованно вгляделся в родное лицо. Пить шоколадную нежность профессорских глаз довелось недолго: тот смотрел на юношу, пока стоял, покорно подняв руки, и ждал, чтобы сестра завязала халат и помогла надеть микрохирургические очки. Через минуту Северус Снейп исчез. Перед Гарри вновь был другой человек — незнакомый, серьезный и строгий. Бог кардиохирургии Лондон Бридж Хоспитал.
Бог кардиохирургии начал, как все боги.
— Свет! — рявкнул он.
Впрочем, несовершенство мира бог признал сразу:
— Дерьмо, как всегда.
Фонари бестеневой лампы едва заметно повернулись в круглых гнездах.
— И это, по-вашему, хорошая экспозиция? — он наклонился над грешной пасторской плотью между пластинами ранорасширителя.
— Пфх... — выдохнул кто-то.
— Прежде чем мы начнем, — вдруг сказал кардиохирург, — я попрошу тех, кто присутствовал на консилиуме, забыть то, что там было сказано. Вы знаете, о чем я. Тот, кто считает, что этот пациент обречен, может покинуть операционную прямо сейчас, — в гробовой тишине отчеканил он. — Итак?..
Никто не шевельнулся. Гарри стоял, затаив дыхание.
— Тогда приступим, — буркнул профессор.
Наступила тишина: Снейп пробирался к сердцу. Гарри давно стоял за красной чертой, но Блейз, в отличие от Луны, не делал попытки его удержать. К несчастью, юному санитару почти ничего не было видно — четверо хирургов плотно обступили пасторскую грудь, все остальные толпились в ногах, и хотя не нависали над пациентом так, как хирурги, все же мешали обзору.
— Большое, однако, сердце у пастора Альбуса, — пробормотал вдруг Северус. — Левое предсердие, как мешок.
— Желудочек чудовищный, как у слона, — подхватил Люпин. — Сопливус, что ты там потерял?..
— Обручальное кольцо, — буркнул Снейп. В щель между боками Люпина и медбрата Роджера Гарри со страхом увидел, как Северус в целях ревизии запускает палец куда-то в самую глубину пасторского сердца.
— Ну что?
— Дрянь. Створки заизвесткованы. И струя прямо в палец бьет.
— Рассчитывал твоей излюбленной аннулопластикой обойтись? — удивился Люпин.
— Какая тут аннулопластика, — огрызнулся Северус. — Но если что-то можно сохранить... — он помолчал, продолжая что-то ощупывать в глубине раны. — Нет, нечего тут сохранять. Протезирование полное.
— Подключаемся, — доктор Люпин махнул арабу-перфузиологу.
Сейчас Гарри было даже смешно вспоминать, как он испугался, впервые услышав об остановке сердца на время операции. Теперь он примерно понимал, как работает аппарат искусственного кровообращения: одна трубка вводилась в правый желудочек с тем, чтобы кровь оттекала в оксигенатор — искусственные легкие. Механический насос, заменяющий сердце, перегонял кровь в бедренную артерию. Теплообменник попутно охлаждал кровь и нагревал ее только в конце операции.
— Начинаем охлаждение.
Хирурги разогнули затекшие спины — на несколько минут можно было расслабиться. Гарри пытался встретиться глазами с Северусом, но не преуспел: тот не смотрел поверх микрооптических линз. Зато юноша постоянно ловил на себе взгляды анестезиолога. Вдобавок к многочисленным достоинствам, боги Олимпа наделили проклятого Париса длинными ресницами. Юный санитар отвернулся от Вебера и тут же наткнулся взглядом на добрые, исполненные нежности глаза перфузиолога. К счастью, ласковость его похожих на маслины глаз изливалась не на Гарри, а на аппарат искусственного кровообращения.
У стола опять негромко переговаривались.
— Сопливус, я все понимаю, но самый лучший клапан ему на кой черт? Да и вообще, мне кажется, тебя надувают. Что значит, нечем платить? Ну не верю я, что у таких, как он, денег нет!
— Он банкрот, — сказал Северус. — Вложил все деньги в какую-то аферу... по рекомендации своей помощницы. Сам виноват, хотел своего конкурента из Америки обскакать. Храм отгрохать, не знаю, что еще. Это он Чарли рассказывал. О банкротстве неделю назад узнал, еще несколько дней держался, но...
— А имущество?
— Описано. На днях аукцион, независимо от... его состояния здоровья.
Люпин присвистнул.
— Не знал, надо же. Чего только не бывает.
— Я сам только сегодня узнал, — буркнул Северус.
— Собственно, зачем христианину имущество? — Люпин философски пожал плечами.
— Двадцать три градуса. Фибрилляция, — объявил араб.
Хирурги освежили перчатки и опять сомкнулись над измученным банкротством пасторским сердцем.
— Поехали, рассекаем предсердие.
— Надо же, отсос приличный.
— Какой хозяин, такой и отсос.
— Гхм. Сопливус, ты в последнее время... что там?
— Вот оно, святое святых. Скиния Завета.
— Ну и пакость ваша скиния. Одна известь.
— Не кощунствуй, Волчара. Кто там в скинию входит, первосвященник? Входит и видит: створки укорочены, жестки, скопления извести с полдюйма в диаметре, щель не смыкается. «Иссекаем», — сказал первосвященник.
— Сопливус, если тут кто и кощунствует... — Люпин взял предусмотрительно протянутые медсестрой зажимы. — Подожди, я створки захвачу. Отсекай, первосвященник.
Северус наклонился ниже над пасторским сердцем, и через минуту в таз метко шлепнулся небольшой кусок плоти — створки митрального клапана. Юный санитар приподнялся на цыпочки, вытянул шею и заглянул через плечо Люпина. Пасторское сердце, покрытое желтым жиром, казалось мертвым. В глубине зияло бесформенное отверстие — видимо, туда следовало вшить новый клапан.
— Ну а как тогда протез назвать, если продолжать пользоваться религиозной терминологией? — спросил Люпин, передавая Северусу маленький круглый диск искусственного клапана.
— Ковчег Завета, — буркнул Северус.
— И что бы ты этому пастору завещал? — полюбопытствовал Люпин.
— Не дурить народ, — сказал Северус.
Гарри только вздохнул.
— Всё, а теперь помолчите.
В операционной наступила тишина, прерываемая негромким бряцаньем инструментов. Гарри даже позавидовал слаженности работы чужой бригады. Казалось, всё делается синхронно, как в танце. Правда, тишина несколько угнетала — он уже привык к негромкой музыке в их операционной и к песням Локхарта. В каждой бригаде свои привычки. Как в семье, вдруг подумал он.
Семейная идиллия продолжалась, нарушаясь бурчаньем профессора Снейпа: вшивать клапан неудобно, повернуться инструментом негде, иголки не те, и ловящий концы нитей Роджерс — алкоголик с дрожащими руками.
Члены бригады мужественно молчали, видимо, привыкли.
— Ковчег на месте, — сказал, наконец, «первосвященник». — Тридцать швов, чтоб не уплыл. Какой гемолиз?
— На тридцатой минуте был двадцать.
— Угу.
— Что с папиллярными мышцами? По методу Карпентира? — спросил Люпин.
— По моему методу, — несколько самодовольно сказал «первосвященник».
— Ну-ну.
— Не юродствуй, — Северус повернулся к Флер. — Готовьте прокладки под шов.
— Ты этот метод уже... э-э... опробовал?
— Потом поговорим. Суть проста: сближаем папиллярные мышцы п-образными швами по направлению к плоскости фиброзного кольца, формируем четыре неохорды из полимера, подтягиваем к кольцу, проводим через него нити и фиксируем. Всё. Поехали, — быстро сказал кардиохирург.
Гарри потерял счет времени. Процедура, описанная в двух словах, казалась бесконечной. Спина затекла,
