Здесь можно умереть с голоду в ожидании несуществующих пациенток, чтобы осматривать их с помощью несуществующих инструментов.
Однажды утром после прогулки верхом Пейдж уселась за стол с календарем и чашкой кофе и стала подсчитывать, сколько прошло недель с того рокового дня, когда она прибежала на поле Тони, чтобы посмотреть на круг в пшенице.
Сегодня было пятое октября. Она находится в Баттлфорде шесть недель. За окном падали снежинки. Благодаря терпеливым инструкциям Роба она знала все секреты этих капризных печей, и теперь в ее доме было тепло и уютно – если только она не забывала подбрасывать дрова в их прожорливые пасти.
И – еще раз спасибо Робу! – она освоила кое-какие самые примитивные приемы приготовления пищи. Со смехом и шутками он показал ей, как варить фасолевый суп, овсяную кашу и печь лепешки. Она даже освоила приготовление бисквитов, что требовало некоторого умения и несколько расширило ее меню.
Сейчас она почувствовала себя более спокойной, чем когда-либо за эти шесть недель, если не считать постоянной заботы о деньгах.
Она осталась без единого цента. Не следовало далее обманывать себя, она должна выйти из дома и отправляться искать работу, любую работу. Она подумала о социальных программах ее времени и усмехнулась.
Она платила огромные налоги, помогавшие поддерживать эти социальные программы, а теперь, когда ей самой нужна помощь, никто об этих программах и понятия не имеет.
Резкий стук в дверь заставил ее подпрыгнуть.
Она побежала в холл, открыла дверь, и сердце ее заколотилось.
Там стоял Майлс, его красный мундир и широкополая шляпа засыпаны снегом. В одной руке он держал медицинскую сумку, а в другой большой тяжелый мешок.
– Майлс, заходите. Как хорошо, что вы заглянули ко мне!
В некотором смысле она ждала его. Она недвусмысленно пригласила его в своей благодарственной записке, а теперь, когда он приехал, она разволновалась. Все, о чем она могла думать, глядя на него, это о том, как его губы ласкали ее рот.
Держись, Рандольф!
– Приятно снова видеть вас. Заходите, у меня готов кофе, если вы не откажетесь от чашки.
Ей вдруг стало не хватать воздуха. При виде его, высокого и изящного, улыбающегося ей, Пейдж охватила необъяснимая радость.
Он пригнул голову, чтобы не задеть притолоку двери, а, оказавшись внутри, заставил холл выглядеть еще меньше, чем обычно. Он опустил сумки на пол и снял шляпу и перчатки. Она приняла их из его рук.
– Этот дом предназначен для людей маленького роста, – сказала она, укладывая перчатки на дно его шляпы и вешая ее на старую вешалку, установленную ею в холле. – Будьте осторожны или ваши мозги останутся на притолоке. Даже я уже пару раз стукнулась.
Она провела его в кухню. Ладони у нее вспотели.
– Садитесь, – предложила она, достала с полки чашку и налила кофе из эмалированного кофейника, стоявшего на плите. – Кофе только что приготовлен, вам повезло.
Пейдж вернулась от плиты и поставила чашку на стол перед ним, она уже забыла все, что только что говорила.
– Что?
Он уставился на синие хлопчатобумажные брюки, обтягивающие ее бедра и ноги. Она так привыкла ходить дома в брюках, что и забыла о них.
– Черт возьми, я и забыла, что женщины еще не начали носить брюки! Почему – я этого никогда не пойму. Эти идиотские длинные юбки тяжелы и неудобны.
Он все еще смотрел на нее, его серые глаза сузились, лицо стало непроницаемым, и она разозлилась.
– Бога ради, Майлс, вам не приходило в голову, что под всем этим дерьмом, которым они прикрывают нижнюю часть своего тела, у женщин есть ноги?
Его взгляд поднимался, пока он не посмотрел ей в глаза, и, к ее изумлению, она увидела, что он сердится. Если говорить точнее, то он разгневался. Гнев закипал в его глазах, и в его мягком южном акценте появилась сталь.
– Вы живете здесь одна, Пейдж, вдали от города. Вы молоды и красивы.
Это не было комплиментом, судя по тому, как он произнес эти слова. Они прозвучали скорее как обвинение.
– Знаете ли вы это или нет, но здесь все еще граница. Половина мужчин в городе воспримут вашу манеру одеваться как откровенное приглашение изнасиловать вас. – Его серые глаза поблескивали, как лед, и она почувствовала, как жар поднимается по ее шее и заливает щеки. Она уже открыла рот, чтобы обругать его, но он не дал ей этой возможности. – Я предупреждаю вас, если вы хотите заниматься врачебной практикой здесь, вы должны подчиниться условностям этого города. Уже по одному тому, что вы женщина и врач, вы бросаете вызов всему тому, что люди считают приличным для женщины.
Он протяжно вздохнул и продолжил:
– Если вы настаиваете на том, чтобы разгуливать в этих брюках, мадам, я гарантирую вам, что у вас никогда не будет ни одного пациента. Вы подвергнетесь полному остракизму со стороны женщин и окажетесь в серьезной опасности со стороны значительной части мужского населения.
Пейдж взволнованно фыркнула.
– О Боже, я не могу в это поверить! – взорвалась она. – Я одеваю эти брюки, когда езжу верхом, а совсем не для того, чтобы, видит Бог, кататься по главной улице Баттлфорда.
Ее темперамент взыграл, хотя разумная ее часть признавала, что в том, что он говорит, есть логика.
Логика, будь она проклята! Каждая косточка в ее теле вопила в ярости от сознания несправедливости того, что он говорил.
– В своем доме я ношу то, что хочу. – Ее голос возвысился, и она перегнулась через стол, глядя ему в глаза. – И вообще, хотела бы я знать, почему женщина не может носить то, что хочет?
Он оглядел ее своими сузившимися глазами, его рот сжался в тонкую, жесткую линию.
– Женщины будут свободны делать все, что захотят, в идеальном мире. К сожалению, мир, в котором мы живем, таковым не является.
Он поднялся резким движением, оттолкнув стул, который чуть не упал.
– А теперь, мадам, если вы извините меня, я должен вернуться в форт.
Злость, охватившая Пейдж, была вызвана ее горьким разочарованием. Он уезжает, а они даже не поговорили. Ей так хотелось посидеть с ним в ее уютной кухоньке часок-другой, поговорить обо всем и ни о чем, вместе посмеяться.
Он был так нужен ей! Почему, во имя Бога, они так часто спорят?
Но будь она проклята, если попросит его задержаться! Она стояла, выпрямившаяся и высокая, вызывающая в своих узких брюках. Она даже нарочно засунула руки в задние карманы брюк, понимая, что выглядит по-детски, но ей было все равно.
Майлс молча посмотрел на нее и чопорно поклонился. Он прошел к холлу, взял свою шляпу и перчатки и уже закрывал за собой дверь, когда она сообразила, что он оставил свои сумки на коврике у двери.
Какой-то демон, сидевший в ней, шепнул ей: «Пусть уходит. Ему придется вернуться за ними, так ведь?»
Она помедлила, колеблясь, потом выругалась и взяла обе сумки. Ей потребовался какой-то момент, чтобы открыть дверь.
Майлс уже сидел на своем жеребце.
– Подождите! – крикнула она. – Майлс, подождите минутку, вы забыли ваши вещи.
Она подняла медицинскую сумку. Он повернул своего гнедого коня и поднял руку к шляпе в четком салюте.
– Это все ваше, Пейдж. Может быть, они принесут вам удачу.
Он тронул поводья своего Майора и не оглядываясь поскакал, исчезая в вихре белых снежинок.