несколько кораблей, сами поступили еще постыднее, лишив государство самого мужественного и самого воинственного из стратегов. И даже в теперешнем положении оставалась слабая надежда, что дела афинян не погибли окончательно, пока жив Алкивиад. Эти мечты народа не кажутся уж столь невероятными, поскольку Критий заявил Лисандру, что лакедемоняне не могут безопасно властвовать в Элладе, пока у афинян будет существовать демократия и пока жив Алкивиад.
С о к р а т. Жив ли он? Недавно мне снился сон, будто бы из комедии Аристофана "Облака", где его Сократ устроил себе думальню и ее в конце поджигают, и тут из огня выпрыгивает лев...
С улицы входит Критий в сопровождении юношей, вооруженных кинжалами, которые остаются у входа.
К р и т и й. Сократ! Ты никогда не был сторонником демократии, более того всякая твоя речь звучала, как высмеивание такого способа управления государством, когда крестьяне и ремесленники, искусные в своем деле, призываются для решения вопросов, в которых они ничего не смыслят.
С о к р а т. Вот здесь, возможно, все правда.
К р и т и й. Правда, как и твоя справедливость, которая никому никогда не поможет, потому что жизнь основана на несправедливости, хотим мы того или нет.
С о к р а т. И в этом благо?
К р и т и й. Спорить мне с тобой не досуг, Сократ. Я позвал тебя попросить об одном одолжении. Что ты сотворил из Алкивиада, может статься, из нас, из молодежи его поколения, теперь всем известно. Что ты еще хочешь сотворить из моего племянника Аристокла, прозвав его Платоном, - к нему это имя уже пристало, - скажи мне, Сократ? С тех пор, как он встретил тебя, он забросил занятия гимнастикой, борьбу забросил, это победитель на Истмийских и Пифийских играх; его трагедии и сатировская драма уже были архонтом предназначены к представлению, он их забрал и сжег, как и поэмы, и стихи, - теперь он только тебя слушает и для знатного юноши, ведь он царского происхождения, потомок последнего афинского царя Кодра, он слишком серьезно занимается одной философией и только философией, глядя на тебя, - хорош пример! Он же не богат, философия его не прокормит.
П л а т о н. Критий, скажи, о каком одолжении ты просишь у Сократа?
К р и т и й. Чтобы он оставил тебя в покое, чтобы он не отвлекал тебя от государственных дел, к которым тебе самое время приступить, имея мою поддержку, иначе я, пожалуй, не сумею защитить его от гонений. Ведь он ослушался приказа Тридцати.
С о к р а т. Критий, ты упиваешься властью, не думая о последствиях. Я не говорю о казнях сторонников демократии, для смутного времени это обычное дело. Но вы взялись казнить теперь любого без всякой вины, чтобы захватить имущество и земли, что не понравилось не одному Ферамену, который первый вступил в переговоры с Лисандром и вызвал тебя из изгнания. Ферамен - самый рассудительный среди вас, но ты его не хочешь слушать. Теперь ты угрожаешь мне. Оставь ты в покое и меня, и Платона и тем, может быть, спасешь и его, и меня. А тебе же думать о спасении поздно.
К р и т и й. Поздно? Что ты хочешь сказать? Фрасибул, который с горсткой своих приверженцев захватил Филу, будет окружен и уничтожен.
С о к р а т. Там крепость в горах, а сейчас зима, вести осаду очень трудно. А, знаешь, что будет ближе к весне? Фрасибул соберет всех, кто недоволен тиранией Тридцати, а ею в стране мало кто доволен. Ведь вы, лучшие, сильные, разумные, сделали все, чтобы люди возненавидели тиранию, которая никогда не была в почете в Афинах. Я могу уйти, или велишь юношам арестовать меня?
К р и т и й. Сократ, слушая тебя, я всегда понимал, что ты прав, как и Алкивиад, но не в жизни, а в сфере разума. Платон, проводи Сократа. А мне предстоит сразиться с Фераменом, пока он не вступил в тайные сношения с Фрасибулом и не предал нас
Круглая палата (зал заседаний Совета); члены Совета; у кафедры Критий.
К р и т и й. Теперь я напомню вам обо всех делах Ферамена, чтобы вы убедились, что он меняет свои убеждения не впервые, что предательство впитано им с молоком матери. Он начал свою деятельность с того, что вступил в число вожаков демократии.
Ф е р а м е н (с места). Как многие из присутствующих здесь, как Софокл, - тут нет преступления.
К р и т и й. И он же, по примеру своего отца, стал ревностным сторонником переворота, поставившего на место народовластия правление четырехсот, и даже играл руководящую роль в этом правительстве.
Ф е р а м е н. Опять-таки, как многие из присутствующих здесь.
К р и т и й. Но затем тот же Ферамен, проведав, что против господствующей олигархии растет сильная оппозиция, оказался в числе первых вождей народного движения против правителей.
Ф е р а м е н. Необходимо было избежать гражданской войны! Если бы не я, многие из присутствующих были бы убиты, а быть изгнанным - значило спасти жизнь.
К р и т и й. Ты обвиняешь нас в том, что мы казнили слишком много народу, но никто из нас не повинен в таком количестве смертей, как ты сам: действительно, всякий политический переворот приносит с собой ряд смертных казней; без тебя же не обходится ни один переворот, и потому ты повинен как в смерти олигархов, погибших от рук демократии, так и в смерти демократов, погибших от рук знати.
Ф е р а м е н. Стало быть, ты судишь также и самого себя, и всех присутствующих.
К р и т и й. Члены Совета! Зная о его политических метаморфозах, можем ли мы не принимать предосторожностей, чтобы он не мог поступить и с нами так же, как поступил с другими? Ведь, если он избегнет казни, это даст повод поднять голову многим нашим политическим противникам, а его гибель отнимет последнюю надежду у всех мятежников как скрывающихся в нашем городе, так и перешедших границу Аттики у Филы.
Ф е р а м е н (
К р и т и й. Если бы мы казнили Фрасибула, он бы не явился с оружием руках против нас.
Ф е р а м е н. Заметьте, что правление четырехсот было установлено голосованием самого народного собрания, которому удалось внушить, что лакедемоняне охотнее заключат мир и вступят в союз при каком угодно другом строе, только не при демократическом. Но расчет оказался ошибочным тогда, лакедемоняне ничуть не стали снисходительнее при переговорах, зато теперь - при нашем полном поражении - именно мы спасли Афины, заключив союз с лакедемонянами. Критий говорит о моих метаморфозах. Но скажите, бога ради, как же назвать того, который не нравится всем? Ведь ты, Критий, в демократическом государстве был злейшим врагом демократии, а в аристократическом - злейшим врагом добрых граждан. Я же, Критий, все время неустанно борюсь с крайними течениями: я борюсь с теми демократами, которые считают, что настоящая демократия - только тогда, когда в правлении участвуют рабы и нищие, которые, нуждаясь в драхме, готовы за драхму продать государство; борюсь и с теми олигархами, которые считают, что настоящая олигархия - только тогда, когда государством управляют по своему произволу несколько неограниченных владык. Я всегда - и прежде и теперь - был сторонником такого строя, при котором власть принадлежала бы тем, которые в состоянии защитить государство от врага, сражаясь на коне или в тяжелом вооружении. Ну же, Критий, укажи мне случай, когда бы я пытался устранить от участия в государственных делах добрых граждан, став на сторону крайних демократов или неограниченных тиранов!