Очаг света [Сцены из античности и эпохи Возрождения]

Одобрительный гул. Критий, переговорив с двумя его соправителями, не ставит вопрос о Ферамене на голосование, но дает знак юношам с кинжалами встать на ограде, так, чтобы они были видны членам Совета.

К р и т и й. Члены Совета! Я полагаю, что только тот достойным образом защищает своих друзей, кто, видя, что они вовлечены в обман, приходят им на помощь и не позволяет, чтобы этот обман продолжался. Я хочу в настоящем случае поступить таким же образом; ведь, стоящие там люди говорят, что они не позволят, чтобы я выпустил из рук человека, явно поносящего олигархию.

Ф е р а м е н (вскочив на алтарь Гестии). Я прекрасно знаю, клянусь богами, что и этот священный алтарь мне не принесет никакого спасения; я припал к нему только для того, чтобы показать, что наши правители не только бессовестнейшие нарушители человеческих установлений, но и величайшие безбожники.

 Входит коллегия одиннадцати (исполнительная власть в городе) в сопровождении служителей.

К р и т и й. Вот мы передаем вам Ферамена, осужденного по закону. Схватите этого человека, отведите его куда следует, и поступите с ним так, как полагается вслед за приговором.

Ф е р а м е н. Почтеннейшие граждане! Молчанием вы не защитите ваши собственные интересы и интересы государства! Критий, я поделюсь с тобой цикутой из моего кубка! (Его выводят из зала и уводят через агору.)

К р и т и й. Члены Совета! Теперь, не опасаясь предательства в нашем стане, мы выступим против Фрасибула, который, как сообщают, со своим отрядом, возросшим от семидесяти человек до семисот, двинулся в Пирей.

Сцена 3

Агора. Круглая палата, деревья, трибуна украшены оливковыми ветками и гирляндами цветов. Флейтистки играют то марши, то мелодии для пляски, под которые юноши и девушки то маршируют, то пляшут. Всюду кучки афинян, сидящих на скамейках под платанами или разгуливающихся; многие украшены венками, как в праздники. Все  обращают взоры в сторону Акрополя, где Фрасибул приносит жертвоприношения Афине.

             А р и с т о ф а н
Тиранов было Тридцать? Нет, один.

                 М е л е т
Да, это Критий, поразивший нас
Жестокостью своею, точно вепрь.

             А р и с т о ф а н
Недаром из софистов и поэт
Трагический, как ты, мой друг Мелет;
Ведь ты ему подыгрывал успешно,
Как Ферамен с прозванием "котурн",
Но уцелел и ныне торжествуешь?
А Критий пал в сраженьи у Пирея,
С Хармидом рядом, трогательно, правда?
В любви и ненависти преступивший
Природу и обычай, как Эдип,
Несчастнейший из смертных и герой
Трагедий, коих век прошел, как видно,
Со смертью Еврипида и Софокла.
Пиши комедии, Мелет, коль сможешь;
Смеяться нам пристало, чтобы горе
От бедствий и злосчастий превозмочь.
Увы! Величие Афин, как дым
От жертвоприношений, тает в небе.

                  А н и т
Аристофан! Ведь нынче не поминки?
Афины обрели свободу вновь,
И ныне праздник примиренья граждан,
Борьбою партий вовлеченных в распри.
Не удается тирании, к счастью,
Пустить в Афинах корни и взрасти,
Как в Сиракузах, пункте наших бедствий.

              А р и с т о ф а н
А где виновник бедствий и надежд?
Твой мальчик своевольный, твой любимец,
Который пренебрег тобой, Анит,
Отдавший предпочтение Сократу?

                  А н и т
Уймись, Аристофан! Не то, я знаю,
Как обвинить нетрудно в святотатстве
Поэта, посмеявшегося зло
В "Лягушках" над Дионисом, над богом