Он снова почувствовал близость со своим отцом, с которым их объединяла общая убежденность, что от хороших денег никто никогда не отказывается.
Но Бродерик только покачал головой.
— Ей ничего не надо. Но… она говорит, что готова поговорить с тобой, если мы не против.
— А, это одна из них, — рассмеялся Йона. — Так бы сразу и сказал, йоу.
Это просто одна из тех поклонниц, которые готовы отдать все, включая деньги, лишь бы встретиться с ним лично.
Это он уважает. Ему как раз этого сейчас не хватает.
Прошло около получаса, и их автомобиль остановился около старой обшарпанной гостиницы.
— Просто постарайся очаровать ее, — сказал на прощание Бродерик.
Но что-то в его взгляде заставило Йону насторожиться.
— Знаю, — холодно ответил Йона. — Порезвимся. Как обычно.
Они вошли в гостиницу.
— У моего сына назначена встреча с одним из ваших постояльцев. Где у вас гостиная? — обратился Бродерик к портье.
Портье показал им на несколько разнокалиберных облезлых кресел.
Йона мурлыкал себе под нос: «Йоу, йоу, фанаты вы мои дорогие…», но вдруг замолчал.
Напротив него в кресле сидела старенькая сухонькая дама.
Волосы ее были седыми, как снег.
Лицо ее было испещрено морщинками, словно она никогда в жизни не слышала о пластической хирургии.
Она сжимала на коленях дешевую сумку, явную подделку какой-нибудь старомодной модели вроде той, что была у королевы Елизаветы, когда Йона имел честь видеться с ней лично.
Одета она была в коричневый синтетический — как это называется? — кажется, брючный костюм.
— Йона… э-э-э… познакомься, это Гертруда Плюдерботтом, — представил ее Бродерик.
Старушка поджала губы.
— Называйте меня мисс Плюдерботтом, — сказала она старушечьим трескучим голоском.
Казалось, взгляд ее был прикован сразу и к Бродерику, и к Йоне. Как это у нее получается?
— Кажется, мы договаривались, что я встречусь с Йоной наедине, — обратилась она к Бродерику.
— Э-э-э… хм… да… ох, Йона, я буду ждать в машине, — сказал Бродерик и был таков.
Йона рухнул в кресло рядом с мисс Плюдерботтом.
— Че слышно, йоу, — начал он.
Мисс Плюдерботтом прищурилась и стала еще страшнее.
— В целях культурного диалога между двумя людьми я позволю себе рассматривать эту сентенцию как выражение того, что вам приятно со мной познакомиться и вы желаете поинтересоваться, о чем я думаю и что меня волнует. Правильно ли я вас поняла?
Йона словно издалека услышал свой собственный голос:
— Да, мэм.
Он был готов ручаться, что впервые в жизни произнес это слово — «мэм».
Он даже не удивился, что знает это слово.
— Так лучше, — прошипела мисс Плюдерботтом. — Итак, вчера в «Глобусе» я попыталась с тобой поговорить.
— Правда? — удивился Йона.
— Ты ничего не помнишь? — спросила она.
Йона чуть было не сказал: «Я не обращаю внимания на таких, как вы». Разве к нему обращалась какая-нибудь старушка? Это исключено. Она немолода и некрасива. Она не знаменитость. Она не может помочь ему ни с карьерой, ни с ключами.
«А сегодня может», — подумал он.
— Простите, — как можно искреннее извинился Йона.
Мисс Плюдерботтом явно ему не верила. Она смахнула соринку со своего синтетического пиджака.
Йоне стало жалко соринку.
— Что ты вчера делал в театре, Йона? — Она снова прищурилась, подозрительно глядя на него.
— Ах, я так люблю Шекспира, — ответил Йона. — Он мой герой — Вилли Шэк.
— Хм, — сказала мисс Плюдерботтом.
Она помолчала.
Йона не знал, что еще сказать.
— И потому что моя мама так хотела, — добавил он.
— Разумеется, — отвечала она. — И полагаю, что твоя мама повела тебя в театр не для того, чтобы разрушать там искусство, а для того, чтобы впитывать его.
Йона ничего не понимал. Что ей надо?!
— Большинство мам — да, — уточнил он. — Но моя… Понимаете, у нас в семье ищут что-то вроде сокровища.
Зачем он это сказал? У них было негласное правило — не говорить с чужакам о гонке за ключами.
Но его уже было не остановить.
— В конце игры победителя ждет большой приз, — сообщил он. — И это все, что имеет значение для моих родителей, то есть для моей мамы. Победа.
— Что уж тут скажешь. Действительно. — Мисс Плюдерботтом внимательно изучала его.
Йона привык, что на него вечно таращат глаза посторонние люди. Его жизнь, начиная с самого рождения, протекала на глазах у всего мира. На него почти каждый день смотрели миллионы. Но в этом взгляде было что-то новое. Так его еще никто не разглядывал. Словно эта мисс Плюдерботтом видела его насквозь. Читала его мысли и знала о нем все — даже самую незначительную провинность.
Интересно, а о том, что он бросил Эми с Дэном одних на крокодиловом острове в Египте, она тоже знает?
А то, что он был замешан в покушении на Дэна в Китае?
«Но я прекрасно видел, что ничего страшного в Египте не произойдет! — чуть не выкрикнул он мисс Плюдерботтом. — А в Китае я вообще в последний момент передумал! Я вернулся и даже рисковал собственной жизнью, чтобы спасти Дэна. Видите, я не такой и ужасный!»
— А этот большой приз… — медленно проговорила мисс Плюдерботтом. — Он стоит того, чтобы испортить праздник сотням других людей? Стоит того, чтобы испортить свою репутацию? Чтобы лгать?
Йона нервно заерзал в кресле.
— Ну, мать моя считает, что да, — сказал он. — Понимаете, это вроде невероятного семейного сокровища.
— Понятно. Ты хочешь сказать, это достояние семьи. А известно ли тебе, Йона, что в мире нет ничего более достойного, чем честность?
— Хм, — промычал Йона.
— Это из Шекспира. Твоего героя Вилли Шэка, — продолжала она. — Из «Все хорошо, что хорошо кончается».
Наверное, в другой ситуации Йона покатился бы со смеху, увидев, каким трудом этим тонким синеватым губам далась эта фраза — «Вилли Шэк». Но только не сейчас. Сейчас ему было не до смеха.
— Позволь, я расскажу тебе, как я оказалась вчера в театре, — сказала мисс Плюдерботтом.
Йона вежливо приготовился слушать.
— Я учительница, — начала она. — Я преподаю в старших классах Шекспира в городке под названием Кедровая Роща, штат Айова, в течение последних сорока девяти лет своей жизни. И все эти годы я копила на эту поездку. Для этого я каждый день — даже когда к нам в столовую завозили вкуснейшие бутерброды — брала на работу обед и не тратила деньги на ланчи. Я собирала купоны и экономила гроши. Я никогда не покупала себе новые вещи.
