Макрон оглянулся на ворота. Повозка полыхала вовсю, яркие, жаркие языки пламени с ревом и треском взметались ввысь, поджаривая и настил, и осыпающиеся стены. Центурион удовлетворенно кивнул: проход в город для врага был закрыт, во всяком случае на какое-то время, однако, чтобы взобраться на вал, дуротригам потребуется не так уж и много времени. Как ни крути, а Макрон обеспечил защитникам Каллевы только краткую передышку.
— Уходим.
Едва услышав, как таран проломил ворота, Катон отдал приказ отступать. Мандракс поднял штандарт над головой и стал медленно размахивать им из стороны в сторону. Бойцы когорты Волков, увидев сигнал, побросали свои посты, спустились с валов и понеслись через город к базе. Удостоверившись напоследок, что знак был замечен всеми, Катон поманил Мандракса. Оказавшись внизу — на неширокой, не более десяти шагов в поперечнике, полосе, образованной валом и стенами хижин, которая вилась вдоль всего оборонительного периметра Каллевы, они устремились в просвет между нагромождениями лачуг. Узкая, извилистая улочка уводила в глубь города, и на бегу Катон видел встревоженные лица людей, взиравших на удиравших солдат из дверей, мимо которых они проносились. Молодой центурион понимал, что очень скоро горожанам придется несладко, но сейчас он ничего не мог для них сделать, не мог даже ничего прокричать в утешение, а потому, слыша за собой топот Мандракса, просто мчался и мчался вперед, спеша к последнему оборонительному рубежу. Укрепившись на базе, и римляне, и атребаты будут отбивать атаки врага сколько смогут, а потом умрут.
Катон все последнее время непрестанно дивился тому, с каким спокойствием он воспринял перспективу неминуемой гибели: ему казалось, что страх в таких ситуациях должен быть главным из всех человеческих чувств. Раньше он всегда очень боялся, что ужас парализует его, лишит мужества и не даст встретить свою смерть достойно, однако теперь юношу странным образом больше всего заботило не то, как сберечь жизнь, а как выгодней ею распорядиться, чтобы подольше продержаться против Тинкоммия и дуротригов.
Неожиданно щель между хижинами расширилась, и Катон понял, что он выскочил на главную улицу, ведущую к царской усадьбе. Несколько человек из местной когорты бежали по ней, и они с Мандраксом с ними смешались. Далее в сторону базы отходил широкий проулок, но он оказался совершенно запруженным легионерами и бойцами когорт, тоже устремившимися к римскому лагерю.
Катон с гордостью отметил, что почти никто из атребатов не бросил оружия. Хотя сегодняшнее общее отступление скорее выглядело повальным бегством, люди сжимали в руках щиты и мечи, а значит, заняв новый рубеж, они могли снова встретить врага и, может быть, с большим успехом. Среди бегущих он углядел нескольких легионеров, возвращавшихся от ворот Каллевы.
— Видел ли кто-нибудь Макрона? — воззвал Катон.
Один из солдат обернулся, и Катон ткнул в него пальцем.
— Эй ты, где Макрон?
— Не могу знать, командир! Последний раз, когда я его видел, он с несколькими парнями защищал ворота.
— И ты бросил его там?
— Он сам приказал, командир! — сердито буркнул легионер. — Сказал, что догонит.
— Ладно… Марш внутрь и становись в строй!
Катон бросил взгляд вдоль улицы, ведущей к главным городским воротам, и увидал за сотню шагов от себя, как из-за хижин атребатов выбежали две фигуры. Фигул, более высокий и худощавый, чуть опережал коренастого ветерана, все же проворно работавшего ногами, чтобы от него не отстать. Спустя мгновение они поравнялись с Катоном и остановились, пытаясь отдышаться.
— Ты в порядке? — спросил Катон.
Макрон поднял взгляд. Грудь его вздымалась и опадала, лицо почернело, руки и ноги были опалены. В воздухе висел такой густой запах жженого волоса, что Катон сморщился.
— Ты лучше о других беспокойся, — буркнул Макрон и вдруг сложился пополам в приступе неуемного кашля, а когда выпрямился, уставился на Фигула:
— Чуть не забыл: ты, приятель, нарушил воинскую дисциплину. Еще раз ослушаешься приказа, заработаешь порку.
— Да, командир, но ведь я…
Их разговор прервали громкие крики за воротами базы. На лагерной территории что-то было не так. Оттуда к воротам устремилась толпа людей, стремившихся выбраться в город, и два противоположных потока, столкнувшись, устроили несусветную толкотню, полностью перекрыв проход. Все громче звучали крики ярости и отчаяния.
— Молчать! Всем заткнуться! — заорал Катон, проталкиваясь вперед.
Многие, завидев центуриона, действительно закрыли рты.
— Что происходит? Может кто-нибудь доложить?
— Они внутри! — выкрикнул кто-то. — Враги ворвались на базу!
Поверх людской массы, блокировавшей ворота, Катон бросил взгляд в глубину лагеря, туда, где за складскими строениями располагалась зерновая площадка. Поток дуротригов перехлестывал через находившийся за ней вал: у частокола валялось несколько тел в красных туниках, а горстку других смельчаков, пытавшихся остановить натиск, порубили прямо у него на глазах. Некоторые самые робкие нестроевые солдаты побросали оружие и побежали сломя голову, удирая от бурного потока врагов, уже растекавшегося по территории базы и устремлявшегося к последним ее защитникам, сгрудившимся у ворот.
ГЛАВА 33
— Если не хочешь неприятностей, немедленно пропусти меня к легату!
Невесть откуда взявшийся незнакомец сердито смотрел на оптиона, стоявшего перед ним с двумя легионерами по бокам. Те выглядели видавшими виды вояками, при встрече с какими даже отпетые римские головорезы предпочитали переходить на другую сторону улицы.
Не удивительно, что, имея такую поддержку, еще довольно молодой оптион выказал мало почтения к замызганному, хотя и рослому пришлецу в грязной тунике, объявившемуся в вечерних сумерках перед лагерными воротами. Если что в бродяге и настораживало, то лишь его странный, патрицианский выговор. Такое произношение указывало на человека образованного, а следовательно, состоятельного, хотя, конечно, он мог быть и актером.
— Да кто ты вообще такой, приятель? — спросил оптион.
— Я уже сказал, трибун Гай Квинтилл, — подавляя раздражение, ответил прибывший.
— Что-то не больно ты похож на трибуна.
— Это потому, что я скакал без отдыха весь нынешний день и предыдущую ночь.
— Зачем?
— Да затем, что Каллева в опасности.
— Да ну?
— Вот тебе и ну. Гарнизон подвергся нападению, и сдается мне, легат должен узнать, что ему не помешало бы послать помощь центуриону Макрону.
— Макрону? О, ну тогда другое дело. Если Макрон в беде, то тебе лучше поспешить.
Оптион кликнул легионера и велел отвести трибуна к легату.
Поджав губы, Квинтилл вступил в ворота походного лагеря Второго легиона и проследовал за караульным к штабному шатру.
Впрочем, решил он на ходу, времени для того, чтобы поставить на место ничтожного оптиона, будет достаточно и потом. Сейчас, пока еще остается возможность спасти столицу атребатов, Квинтилл должен предупредить Веспасиана о нависшей над ней угрозе. И будет только справедливо, если это деяние принесет ему определенный политический капитал. В конце-то концов, разве он не рисковал жизнью, спеша со столь
