Варька, махая им рукой. А я всегда думала о том, как же они нас ненавидят, проклятых буржуев.
Я пригласила Варьку в «Русское бистро», но, оглядев публику, сама не решилась там остаться. Мы ограничились мороженым в кофейне на углу Кузнецкого моста и решили погулять по центру.
На следующий день нам пришлось встать в половине седьмого. Теперь нам надо было выходить из дома почти на час раньше, чтобы успевать к первому уроку.
Отведя Варьку в школу, я сразу поехала в женскую консультацию. Отсидев часа два в очереди, я уже ничего не хотела — только поскорее уйти оттуда. Но передо мной оставалась одна бледная девушка с несчастными глазами и грустная полная старушка, и я решила все же дождаться и встать на учет, как положено. Ведь у меня уже был — я сама не знала, какой точно — приличный срок.
Я сказала врачу, все той же Анне Васильевне, что беременна.
— Сколько дней задержка?
— Да уже… я точно не знаю.
Она покачала головой.
— Как же так вы не знаете? Какое легкомыслие, честное слово!
— Нет, понимаете… Дело в том, что я вообще не очень понимаю, как я забеременела.
— То есть? — она отложила ручку и посмотрела на меня. — Так, может быть, вы и не беременны, а просто у вас дисфункция? На кресло, пожалуйста.
— Да нет, я тест делала. И меня тошнит по утрам, и голова кружится…
— Да это всё …! — врач махнула рукой и сказала медсестре: — Анализы выпиши.
Мне пришлось все-таки залезть на кресло. Врач с некоторым недовольством, как мне показалось, осмотрела меня.
— Да, наверное, беременная. Поздравляю! — она перевернула карточку и с сомнением посмотрела на год моего рождения. — Ну и что думаете? Оставлять не будете?
— Кого оставлять?
— Не кого, а что. Беременность не будете оставлять свою?
Как же это — «не кого, а что»? Я посмотрела на врача. А она — на меня. Интересно. Помнила она наши предыдущие разговоры?
— Буду оставлять.
— Ладно. Таня, карту открывай обменную. Пересаживайтесь к медсестре.
Медсестра, ни разу не взглянув на меня, стала заполнять карту.
— Адрес… место работы… телефон… отец… — раздраженно перечисляла медсестра пункты, по которым я должна была дать четкий ответ.
Чуть похоже на допрос. Я помнила, что обменная карта никак не участвует потом в «установлении отцовства», официально неженатым парам именно такая страшноватая бумага выдается вместе со свидетельством о рождении ребенка. У моей Вари есть торжественное «Свидетельство об установлении отцовства», где Виноградов сам себя установил в качестве отца. Для этого ему пришлось лично явиться в загс, под мягким нажимом моей мамы, то, что мама до сих пор называет «поймали за хвост, не улизнул».
— Отец? — повторила медсестра и вопросительно посмотрела на меня.
— Виноградов Александр Ефимович, — ответила я.
— Брак зарегистрирован? — спросила медсестра, а я попыталась взглянуть в карту, чтобы прочитать, есть ли там такая графа. Но я не разглядела. Поэтому пришлось отвечать.
— Нет.
— И вы собираетесь рожать? — удивленно спросила меня медсестра Таня с коротко постриженными и крашенными в цвет недоспелого баклажана волосами.
— Да. И я собираюсь рожать, — ответила я, думая: ну почему же люди осмеливаются задавать мне такие вопросы. Вот попробуй кто-нибудь спросить что-нибудь в этом роде у моей мамы… Впрочем, маму ни один из ее женихов не решился обмануть. А меня — правда, один и тот же — но зато сколько раз!
— Таня… — врач укоризненно посмотрела на нее.
Таня пожала плечами и продолжила писать. Когда родилась Варька, к нам, как и положено, первые две недели после роддома прибегала медсестра из детской поликлиники. Та просто написала в только что заведенной Варькиной карточке: «Отца нет». А потом извинялась.
Да в нашей маленькой квартире каждый дурак поймет, что «отца нет». Уютный, растрепанный, душистый женско-детский мир — и ни одного мужского ботинка или носка. В нашей бывшей квартире…
Я проснулась, в первую секунду не помня, что случилось. У меня было хорошее ощущение — вот начался новый день, в котором есть все, ради чего и чем я привыкла жить.
Я открыла глаза, увидела перед собой чужое окно с аккуратно заправленными в специальные шлычки темными шторами… И только через несколько мгновений поняла — я не дома.
Нашего дома больше нет. Саши нет, работы нет, квартиры нет. Есть Варя, есть малыш в животе, есть я сама, с хорошим гемоглобином. Мне бы только еще найти точку опоры, встать на нее, потом найти где- нибудь поблизости ветку покрепче, чтобы можно было уцепиться, и встать потихоньку обеими ногами, чтобы не сдувало и не раскачивало…
В короткий перерыв между Вариным первым и четвертым уроком я ходила по улице рядом со своим бывшим домом и все пыталась рассчитать наши финансы в случае самого неприятного поворота событий, то есть если я в ближайшее время не начну зарабатывать хоть что-то.
Варя вышла из школы с высочайшей температурой. Я это увидела еще издалека — у нее горели щеки, губы и беспомощно прикрывались глаза. Я поймала такси, привезла ее в нашу временную квартиру, уложила в постель, измерила температуру и ахнула — тридцать девять и две! Я вызвала неотложку и стала по пакетам искать нашу аптечку. Та, конечно, никак не находилась. В дверь нашей комнаты тихо постучали.
— Елена…
— Да, пожалуйста, заходите.
На пороге стояла Любовь Анатольевна. Из-за невысокого роста и чуть оттопыренных ушей она походила на Гномика.
— В-вы извините, я слышала…
Она предложила помощь — сходить в аптеку или посидеть с Варей. Мне было очень неудобно, но пришлось принять ее помощь. Я быстро сходила в аптеку за жаропонижающим, и как раз приехала неотложка, когда я поднималась наверх. Врач только развела руками.
— Ничего определенного сказать не могу. Вы же сами видите — у ребенка ничего не болит. Горло только не очень — красноватое, рыхловатое…
— У нее всегда такое горло, от природы. Яркая слизистая.
— Тем более, это не может быть причиной такой температуры. Ждите, может проявится что-нибудь детское. В школе эпидемии нет?
— Нет. У нее недавно так же было. Высокая температура и ничего больше.
— Ну и что? Что-то проявилось?
— Нет.
Врач достала из чемоданчика большую банку с буквами, похожими на счетные палочки.
— Вот у меня есть такой препарат. Мой внук совершенно перестал болеть…
Она мне рассказала о чудодейственном препарате, который можно капать в нос, в рот, в глаза, в то место, которого у Виноградова не было в моем сне. Его можно пить внутрь по каплям, им можно полоскать, протирать, делать примочки. Основной состав препарата — соли Мертвого Моря.
— А… простите, сколько это стоит?
— Банка — всего восемьсот рублей. Но вы знаете, насколько его вам хватит!..
Я посмотрела на очень пожилую, стройную женщину, работающую на неотложке — это значит и ночные вызовы, и очень ранние утренние…
Она подержала банку и поставила на место.
— Я вам оставлю свой телефон, если надумаете купить — позвоните, а то с мая они будут
