шестнадцати лет. Что ее книжки раскупают сразу, может быть, поэтому я и не знаю ее фамилии. Что когда ей сказали, что роман «Стрекоза» надо переписать, она его переписала. И переписывала двенадцать раз, как Лев Николаевич Толстой.
— Но Толстой-то, кажется, сам переписывал, никто ему ничего не говорил.
— Лена, послушайте меня, — Аллочка взглянула на меня неестественно огромными, увеличенными в плюсовых линзах глазами. — Вы ведь не новичок в литературе. Правда?
— Правда.
— Вот смотрите. Сейчас вы… м-м-м… пописываете, и вас, соответственно — почитывают. А мы, — она посмотрела на зам. главного, — можем сделать так, что вы будете писать, и вас будут читать.
— Так вообще о чем речь, если все так плохо? — я кивнула на отзыв педиатра.
— Ну зачем же так? — улыбнулся зам. главного. — Вовсе не плохо. Есть и другие отзывы. Вам же сказали по телефону — вы
Я растерялась.
— Ну… согласна, наверно… Вообще-то она уже написана…
— Так, тогда конкретно. Аллочка, пожалуйста.
— Мы предлагаем вам: первое — дописать повесть, она коротковата; второе — ввести еще двух героев — космических пиратов, которые и будут внятными отрицательными персонажами…
— Как у Кира Булычева, что ли? Крыс и Весельчак У?
Аллочка и зам. главного переглянулись.
— К сожалению, Игорь Всеволодович Можейко, то есть Кир Булычев, уже ничего не напишет, а сказки его несколько устарели для современных детей, — ответил мне зам. главного.
Я взглянула на Варю, с ужасом смотревшую на разглагольствовавшего зам. главного. Она же только что с неописуемым восторгом прочла «День рождения Алисы», книжку увлекательнейшую, теплую и, с моей точки зрения, вечную.
— Кир Булычев не устарел, — сказала я, больше для Вари, чем для своих интересных собеседников. — Он не может устареть. Это классика, современная классика. Его читали и читают. Он…
— Хорошо, — кивнул зам. главного. — Давайте о вас. Ваша главная героиня. Что за имя — Соня? Ни туда ни сюда. Она кто — русская? Еврейка? Непонятно.
— А надо, чтобы?.. — попыталась вмешаться я.
— А как вы думаете? Конечно. Определенность — сестра таланта, — пожал плечами зам. главного.
— Да? Еще одна? — несколько удивилась я.
— Да. И далее…
— А пусть она будет негритянкой, — вдруг предложила Олейникова. Я засмеялась, а та нахмурилась. — Или мулаткой… Это будет совершенно неожиданно и очень трогательно. Они такие отчужденные, эти дети Африки в России…
— Может, лучше тогда эскимоской? — вздохнула я. — Что уж там… Эскимоска с афрорусскими корнями… Праправнучка Пушкина, но не совсем. Оригинально, неизбито.
— Авторы часто с излишним трепетом относятся к своим словам и первоначальным замыслам, — дружелюбно заметил зам. главного, всячески подмигивая и мне, и Аллочке.
— Итак. Дальше. Нужны еще линии. Например, пираты похищают Сонечку… — холодно продолжила Аллочка, явно задетая моим выпадом.
— Может, Гном сам оказывается пиратом? — вмешался зам. главного. — Он-то всё это и спланировал…
— Да, но только это пусть выяснится не сразу… Можно дать сцену, где…
Я молча смотрела и слушала, как они обсуждают план моей книжки, и понимала, что бестселлера, наверное, мне не написать.
— Я подумаю, спасибо, — ответила я и встала.
— К началу июня дайте нам ответ, — сказала Аллочка.
— План, — поправил ее зам. главного.
— План мы можем обсудить вместе, — Аллочка смотрела на меня с сожалением.
То, что она не феминистка, было понятно. Так же как и то, что я, кажется, не поспеваю за новой жизнью.
Придя домой, я позвонила в первое издательство, «Глобус», и сказала, что согласна на все их условия. Условия были просты — я отдавала издательству права на рукопись и на рисунки сроком на три года и получала небольшой процент с публикации. Первый тираж пообещали три тысячи экземпляров, а дальше будет понятно, читают ли дети мои книжки.
Через пару дней позвонила редактор и из третьего издательства, предложив то же, что и в «Глобусе». Я поблагодарила, сказав, что уже пристроила книжку. Тогда она попросила прислать меня остальные сказки.
— А у меня только одна… — растерялась и обрадовалась я.
— Жаль. Пишите и присылайте. Мне очень понравилась ваша повесть, и рисунки замечательные.
Я даже пожалела, что уже подписала договор с «Глобусом», где со мной разговаривали через губу, и где меня не оставляло ощущение, что я пришла просить денег в долг, заранее предупредив, что долги не возвращаю. Но менять я ничего не стала и решила, что издательский монстр «Глобус» в любом случае — некая гарантия качества полиграфии, редактуры и своевременной оплаты. И я не ошиблась.
Книжка вышла быстро, денег мне заплатили мало, как и обещали, но это все уже было через два месяца, и к тому времени с финансами у меня стало чуть получше.
А пока настало время звонить в кинокомпании. Ваня Карашевич обещал позвонить сам, но так и не звонил. Я увидела в электронной почте сообщение с просьбой позвонить в кинокомпанию «Форест». Ничего больше в записке не было. Я позвонила. Секретарь соединила меня с продюсером.
— История про Гнома? Ну конечно, конечно! Великолепно, гениально, это просто такая шикарная задумка! Хочу предложить вам вот что: мы делаем из этого конфетку, а вы нам… простите, я забыл, как вас по батюшке… Марина…
— Елена Витальевна, — ответила я в некоторой оторопи, я не была готова к такому восторженному приему.
— Да. А вы, Елена, отдаете нам все это свое хозяйство с потрохами.
— Простите, я не поняла…
— Давайте так. А может быть, мы встретимся?
— Вы хотите заключить со мной договор?
— Ну вроде того… Не хотелось бы по телефону…
— Но вам понравился сценарий, и вы готовы его купить?
— М-м-м… Почти. Мы готовы купить вашу идею. А сценарий… Несколько переделать.
— И сколько вы можете заплатить мне за идею?
— Вам так важны деньги?
Мне всегда по-пионерски неудобно, когда вот так, напрямую… Я вспомнила рассказы Жени Локтева, как его «торгуют» и как он «торгуется» за свои гонорары, что не мешает ему чудесно играть как самые глупейшие и пустые роли, так и высокую классику.
— Да, к сожалению, очень важны сейчас.
— Хорошо. Понятно. Мы и собирались заплатить вам очень солидную сумму. Но если вам еще и деньги важны, а не только то, что ваша идея получит самое лучшее кинематографическое воплощение… Я готов заплатить вам десять тысяч.
— Рублей? — уточнила я, сгорая от стыда.
— Рублей, уважаемая, рублей. Мы же в России с вами живем, что ж мы будем в иностранной валюте
