16
Для кого то из нас ночи кажутся слишком долгими. Для кого то – не ночи, а дни. Свет включается, когда Сестра Виджиланте решает, что солнцу пора вставать, но сегодня нас будит не рассвет, а запах. Просто мечта, а не запах. Он выманивает нас в коридор из гримерок. Мы – как ходячие зомби, которых ведет вперед собственный нос.
Директриса Отказ выходит в коридор, спотыкается, но успевает опереться о стену напротив ее открытой двери. Она стоит, держась за стену, и говорит:
– Кора? Кис кис кис.
Преподобный Безбожник, уже в коридоре, безуспешно пытается застегнуть молнию на своих матадорских штанах, которые еще вчера были впору.
– Это все привидение, – говорит он. – Оно делает так, чтобы наша одежда садилась.
Ожерелье из медных колокольчиков врезается в шею Матери Природы так туго, что каждый раз, когда она сглатывает слюну, колокольчики тихо позвякивают.
– Черт, – говорит она. – Эта последняя порция Товарища Злыдни была явно лишней.
Из следующей двери выходит Недостающее Звено. Голова запрокинута так, что волоски у него в ноздрях торчат чуть ли не вертикально вверх. Он принюхивается, проходя мимо Директрисы Отказ и Преподобного Безбожника. По прежнему принюхиваясь – его раздутые ноздри походят на две волосатых черных дыры, – он делает еще шаг к сцене, к зрительному залу за сценой. Директриса Отказ говорит:
– Кора… – и сползает на пол.
Из другой двери выходит миссис Кларк. Она говорит:
– Сегодня нам нужно завернуть Товарища Злыдню. И отнести ее к мистеру Уиттиеру.
Лежа на полу. Директриса Отказ говорит:
– Кора…
– Да в жопу кота, – говорит Мисс Америка. Она стоит в длинном, расшитом драконами халате китайского мандарина; стоит, привалившись к дверному косяку своей гримерки. Руки, тонкие, словно паучьи лапки, вцепились в дверную коробку. Лицо похоже на бледное пятно вокруг черной размазанной кляксы рта. Мисс Америка говорит: – У меня голова раскалывается, – и трет ладонью лицо.
Она вытряхивает из под халата одно плечо и вытягивает из рукава тонкую белую руку змею. Поднимает ее над головой. Кисть безвольно свисает, под мышкой чернеют отросшие волосы. Она говорит:
– Вы пощупайте мои лимфатические узлы. Они все воспалились.
Вся рука сверху донизу исполосована царапинами. Это царапины от кошачьих когтей. Мили и мили длинных красных отметин, почти вплотную друг к другу.
Приглядевшись к ее лицу. Недостающее Звено говорит:
– Что то ты плохо выглядишь. – Он говорит: – Язык весь черный.
И Мисс Америка роняет руку и стоит, вся обмякшая, в дверном проеме. Ее распухший черный язык облизывает губы такие же черные. Она говорит:
– Мне ужасно хотелось есть. Вчера, перед сном, я съела всю свою помаду.
Переступая через Директрису Отказ, она говорит.
– А чем это пахнет?
Пахнет сытным горячим завтраком, тостами и яичницей. Пахнет разогретым жиром. Коллективная галлюцинация, порожденная голодом. Пахнет улитками и хвостами омаров. Пахнет свежими английскими булочками.
Граф Клеветник идет следом за Недостающим Звеном, идущим следом за миссис Кларк, идущей следом за Сестрой Вид жиланте. Все мы идем на запах – через сцену, по центральному проходу, к фойе.
Мисс Апчхи сморкается. Принюхивается и говорит:
– Это масло.
Пахнет горячим сливочным маслом.
В каждом театре живет привидение.
Теперь запах жира – призрак Товарища Злыдни – будет преследовать нас всякий раз, когда мы включаем микроволновку. Мы будем дышать ее запахом. Ее масляный сладковатый душок останется с нами уже навсегда.
Из других ароматов ощущается только запах восковницы: изо рта Матери Природы, которая наелась ароматерапевтических свечей.
На середине прохода мы все замираем.
Где то снаружи, едва различимо, стучит град. Или трещит автоматная очередь. Или там бьют в барабан.
Ураган дробных щелчков и ударов, набегающих друг на друга. Быстрый, негромкий треск – из фойе.
Мы стоим в черном гипсовом центре египетского зала с его тусклыми, пыльными звездами, затянутыми паутиной. Держимся, чтобы не упасть, за позолоченные спинки черных кресел. Стоим, слушаем.
И автоматная очередь, буря с градом, вдруг умолкает.
Нужно, чтобы что то случилось.
Что то волнующее.
Поразительное.
В синем бархатном холле пищит микроволновая печь. Раз, другой, третий.
Призрак Товарища Злыдни.
По прежнему держась рукой за свое ожерелье, Мать Природа тяжело опускается в ближайшее кресло, обтянутое грубым черным мохером.
Святой Без Кишок смотрит на Преподобного Безбожника, который смотрит на Хваткого Свата, который смотрит на Графа Клеветника, что то пишущего у себя в блокноте, и тот кивает: ага. И они идут по проходу, к выходу в фойе. Все остальные – за ними. Под наблюдением видеокамеры Агента Краснобая.
Выходим из зала. В фойе – ни души. За каждым диваном и креслом прячутся тени. Дальней стены не видно: тусклого света немногих оставленных нами лампочек не хватает на все пространство. Двери туалетов распахнуты, кафельный пол влажно поблескивает, все залито водой из засорившихся унитазов. В лужах киснут размокшие комья туалетной бумаги.
Но даже сквозь вонь неисправной канализации, испорченных тетраззини с индейкой, поджаренной задницы Товарища Злыдни, все равно чувствуется запах… масла.
Сквозь дымчатое стекло в дверце микроволновки видно, что там внутри что то есть. Оно занимает почти всю духовку. Что то белое.
Кто то визжит. Это Недостающее Звено. Наш волосатый человек зверь. Он визжит, с размаху впечатывает ладони в буфетную стойку и перемахивает на ту сторону, высоко вскинув ноги. Уже за стойкой, он дергает дверцу микроволновки и хватает то, что внутри.
И снова визжит, и роняет то, что схватил.
К тому времени Обмороженная Баронесса уже перепрыгнула через стойку.
Графине Предвидящей тоже не терпится посмотреть.
Мать Природа говорит:
– Это попкорн.
Ее колокольчики позвякивают при каждом слове.
Еще один визг из за стойки – и что то белое подскакивает к потолку. Руки тянутся вверх, отбивают его, как в волейболе, белый бумажный мяч – так чтобы его никто не достал. Под лучом видеокамеры он превращается в белую закрученную луну, исходящую паром.
Мисс Апчхи смеется и кашляет. Графиня Предвидящая плачет, пряча глаза под темными очками. Мы все тянемся к этому белому шару. Вдыхаем его горячий, крутящийся, маслянистый запах.
Хваткий Сват кричит:
– Нам нельзя! – Он машет руками и кричит: – Нам нельзя это есть!
