Бумажный шар перелетает из рук в руки, кружится и подскакивает к потолку.
И Графиня Предвидящая кричит:
– Он прав. – Она кричит: – А вдруг нас сегодня спасут?!
Один прыжок человека зверя, и Недостающее Звено хватает пакет обеими руками.
Звено делает пас графине, а та, в свою очередь, – Хваткому Свату, который бежит в туалет.
Все остальные: Святой, Мисс Америка, Сестра и Баронесса, – мы все бросаемся следом, с криком и плачем. Агент Краснобай со своей камерой идет самым последним. Он говорит:
– Только вы не деритесь. Пожалуйста, не деритесь. Пожалуйста…
Граф Клеветник уже перематывает пленку, чтобы еще раз послушать барабанную дробь попкорна, который готовится в микроволновке, А потом – тихое «дзынь», возвещающее о том, что попкорн готов.
За стойкой остались лишь Повар Убийца и миссис Кларк.
Для Матери Природы наш призрак – это Лентил, ее подруга. Для Мисс Апчхи – ее учительница по английскому, у которой был рак. Точно так же, как мы, не сговариваясь, перепортили всю еду, этим призраком может быть каждый из нас. Или даже двое или трое.
Слышно, как в туалете спускают воду. Раз, другой, третий. Нестройный хор стонов разносится эхом, отражаясь от кафельной плитки. Очередная порция воды переливается через порожек, устремляется к краю синего ковра.
Вода, где плавают комья размокшей бумаги. И хлопья попкорна. Еще один подарок от нашего доброго привидения.
По прежнему глядя в открытую микроволновку, миссис Кларк говорит:
– Мне до сих пор как то не верится, что мы убили ее… По прежнему шумно вдыхая промасленный воздух. Агент Краснобай говорит:
– Могло быть и хуже.
В потоках воды, льющейся из туалета на синий ковер, плавают волоски шерсти. Кошачьей шерсти. Тонкий ошейник из черной кожи. Какие то хрупкие косточки.
Директриса Отказ уже вышла в фойе, следом за всеми. Она пришла как раз вовремя, чтобы увидеть маленький череп с крошечными зубами, обглоданный кем то дочиста и извергнутый унитазом.
На ошейнике – маленькая гравированная табличка. На табличке написано: Мисс Кора.
Отвернувшись, чтобы не видеть лица Директрисы Отказ, глядя на свое отражение в зеркале за буфетной стойкой, миссис Кларк говорит:
– Что?! Что может быть хуже убийства?!
Калека – Рассказ Агента Краснобая
Прямо сейчас, в эту минуту, Сара Брум разглядывает свою лучшую деревянную скалку. Взвешивает в руке, проверяет, насколько она тяжелая. Как весомо она бьет по открытой ладони. Сара сдвигает бутылки и банки на полке над стиральной машиной, трясет флакончик с отбеливателем – прикидывает на слух, сколько там еще осталось.
Если бы она меня слышала, если бы стала слушать, я бы сказал ей, что, да, я ее понимаю. Пусть убивает меня.
Я бы даже сказал ей как.
Машина, которую я взял напрокат, стоит на улице, неподалеку, на расстоянии всего одной песни, если ты слушаешь радио. Может, в двух сотнях шагов, если ты в состоянии считать шаги, когда ты так напуган. Она могла бы сходить за машиной и подогнать ее сюда. Темно красный «бьюик», теперь уже весь запыленный – от машин, проезжающих мимо по гравию. Она могла бы поставить мою машину поближе к этому сараю для инструментов, или для садового инвентаря, или где она там меня заперла.
На всякий случай, если она где то рядом, снаружи, я кричу:
– Сара? Сара Брум?
Я кричу:
– Вы только не переживайте.
Даже запертый в этом сарае, я мог бы ее направлять. Руководить ее действиями от начала и до конца. Подсказывать ей, что и как надо делать. После того как она подгонит машину, ей надо будет найти отвертку и снять гофрированный жестяной рукав с задней стенки сушилки. Там есть такие зажимы, которыми можно закрепить его на выхлопной трубе моей машины. Эти гофрированные трубки, они хорошо тянутся. Так что длины вполне хватит. Бензина у меня много, почти полный бак. Может быть, у нее есть электродрель, чтобы просверлить пару дырок в стене сарая или в двери. Будучи женщиной, она просверлит их там, где их будет не видно.
Для нее очень важно, как выглядит место, где она живет. Для нее ее дом – это все.
– Я сам жил точно так же, – говорю я. – Я знаю ход ее мыслей.
Второй конец рукава, который пойдет в сарай, можно закрепить широким скотчем. Для того чтобы прикончить меня побыстрее, ей нужно будет накрыть сарай полиэтиленовой пленкой и плотно прижать ее к стенам веревкой. Превратить эту пристройку в маленькую коптильню. И часов через пять у нее будет 200 фунтов отменной сырокопченой колбасы.
Люди в своем большинстве убивать не умеют. Они даже курицу не забивали ни разу в жизни, не говоря уже про человека. Они даже не представляют, как это непросто.
Со своей стороны я обещаю дышать глубже.
В отчете из страховой компании сказано, что ее зовут Сара. Сара Брум, сорока девяти лет. Старший пекарь в коммерческой хлебопекарне, где проработала семнадцать лет. Она совершенно спокойно закидывала на плечо мешок с мукой, который весил, как десятилетний мальчик, распускала завязки и высыпала муку, по чуть чуть, в тестомешалку. По ее собственным словам, в последний день на работе пол был еще влажным после вечерней уборки. И освещение было не очень хорошим. Она поскользнулась, мешок с мукой перевесил: она упала на спину и ударилась головой о стальной край стола, в результате чего потеряла память, а взамен обрела жуткие головные боли и общую слабость, которая сделала ее полностью недееспособной.
Компьютерная томография не показала вообще ничего. МР интроскопия – ничего. Рентген – ничего. Но Сара Брум так и не вернулась на работу.
Сара Брум была замужем трижды. Детей нет. Ей выплачивают небольшое пособие, согласно закону о социальном обеспечении. Пособие по инвалидности, ежемесячно. Ей также положено 25 миллиграммов оксиконтина, для облегчения хронических болей в спине и руках, происходящих от черепно мозговой травмы. Иногда она просит еще викодин или перкодан.
Меньше чем через три месяца после своего вынужденного увольнения, она переехала сюда, практически в чистое поле, в дом на отшибе, где нет соседей.
Прямо сейчас, в эту минуту, я сижу у нее в сарае и смотрю на свою правую ногу. Стопа вывернута пяткой вперед. Колено скорее всего сломано. Нервы и сухожилия с внутренней стороны перекрутились почти на 180 градусов. Все, что ниже колена, вообще онемело. Тут темно, я почти ничего не вижу, но пахнет коровьим дерьмом. Ощущение скользкого целлофана под задницей – это, наверное, мешки с компостом. Удобрение для сада. У стены стоят лопата, тяпка и грабли.
Бедная Сара Брум, прямо сейчас, в эту минуту, она рассматривает свои электрические инструменты. Ее тошнит при одной только мысли о том, чтобы зарезать меня пилой. Вместо опилок из под крутящегося лезвия полетят алые брызги крови, ошметки мяса и кости. Ну, если хватит длины шнура. Она изучает этикетки на банках с краской, с ядохимикатами от жуков и личинок, с чистящими порошками и жидкостями. Ищет череп с костями. Зеленую хмурую рожу мистера
Ядовитого. Она звонит по телефону горячей линии местного центра контроля отравлений и интересуется, сколько взрослому человеку надо выпить горючей жидкости, чтобы отравиться до смерти. А когда ее спрашивают: «А вам это зачем?» – Сара тут же бросает трубку.
Откуда я это знаю… десять лет назад я развозил бочки с пивом по тавернам и барам. Это были крошечные заведения, и при них не было никакой погрузочно разгрузочной зоны, так что мне приходилось
