помилуй… какая же она горячая и влажная… и чертовски узкая, пронеслось у него в голове. Ощущение было такое, словно для него это в первый раз… на миг он как будто снова стал неопытным юнцом, впервые оказавшимся с женщиной. Разум Линдли заволокло пеленой, он видел только обжигающий взгляд ее потемневших глаз.
Заскрежетав зубами, он протиснулся дальше… все глубже и глубже, уже понимая, что это может закончиться в любой момент. Какая‑то часть его хотела оттянуть этот миг, однако другая — и куда большая — гнала его вперед, отчаянно желая, чтобы это наконец произошло.
Тяжелая и темная кровь, наполняясь тяжелым и темным огнем, медленно разлилась по всему телу, ударила в спину, в ноги и в сердце, которое едва не разрывало ему ребра. Хватая воздух пересохшими губами, Линдли задвигался, моля Бога только о том, чтобы не раздавить Софи. Потом острое наслаждение пронзило его, как горячая пуля, и он ослеп, только в последний момент почувствовав, как его семя вырвалось наружу, — оплошность, которой он никогда прежде не совершал.
До этого Линдли всегда соблюдал осторожность — заботясь о своих любовницах, он никогда не позволял страсти взять верх над разумом. С Софи он потерял голову… и совершенно забыл о возможных последствиях. Господи, и неудивительно! Он еще никогда не встречал такой женщины.
Тяжело вздохнув, Линдли приподнялся на локтях и поцеловал ее.
Софи слабо застонала, и Линдли с ужасом почувствовал, как у него вновь закипела кровь. Дьявольщина, он ведь с самого начала понимал, что в Софи Даршо есть нечто особенное, ухмыльнулся он. Как же здорово, что он никуда не поехал и у них впереди еще целая ночь!
Спохватившись, Линдли осторожно перекатился на бок и устроился поудобнее, приподнявшись на локте и глядя на нее. Бог свидетель, как ему не хотелось отодвигаться… пришлось напомнить себе, что нужно дать Софи возможность отдохнуть.
Софи снова застонала. Линдли насторожился… стон был какой‑то странный, совсем непохожий на тот, который он рассчитывал услышать. Он тут же догадался, что происходит что‑то непонятное, поскольку за стоном послышался еще один звук, похожий на жалобное поскуливание.
Господи… неужели он сделал ей больно?!
— Софи?
— Благодарю вас, милорд. Это было… эээ… довольно приятно.
— Можем продолжить, если хочешь, — предложил он, проведя рукой по ее бедру. — Если ты еще не…
— Нет‑нет! — вскрикнула Софи, поспешно отодвинувшись подальше. — Все в порядке, милорд. Все отлично.
Но Линдли уже понял, что что‑то не так. Если все в порядке, почему она судорожно старается отодвинуться, вместо того чтобы прижаться к нему и блаженно жмуриться от удовольствия? Почему изо всех сил сжимает ноги, стараясь прикрыть наготу тем, что она гордо именовала ночной сорочкой? Линдли, слава Богу, не в первый раз оказался в постели с женщиной, чтобы не понять, что что‑то случилось. Ни одна из них не вела себя подобным образом.
Проклятие… неужели он ее разочаровал?
— Софи… что‑то не так? — осторожно спросил он.
Софи не ответила — просто отвернулась, уставившись взглядом в стену. Дело плохо, решил Линдли. Он сам не понимал, почему его это так беспокоит… но ведь беспокоило, да еще как!
Он осторожно коснулся ее щеки.
— Скажи мне, в чем дело.
— Ни в чем, милорд.
— Вздор. Я же вижу, ты плачешь.
Софи не ответила. Однако Линдли мог бы поклясться, что угадал. Он видел, что ее щека мокрая от слез. Чувствовал, как она дрожит, пытаясь скрыть от него то, что мучило ее.
— Прошу тебя, Софи, скажи, что с тобой? Я не могу смотреть, как ты плачешь!
Господи, неужели он до такой степени обезумел, что потерял голову и сделал ей больно?! Это было совсем на него не похоже. Линдли всегда гордился своим самообладанием. Неужели он действительно такое животное, что даже не заметил этого?!
А он‑то всего лишь хотел подарить ей такое же наслаждение, которое испытал сам. Хотел удивить ее, удовлетворить… но уж, конечно, не заставить плакать! Вообще‑то, если честно, он до сих пор был уверен, что не позволил себе ничего, что выходило бы за рамки допустимого. Неужели он все‑таки причинил ей боль? В конце концов она же не была девственницей, и он…
О нет! Только не это! Вспыхнувшая в голове догадка с размаху обрушилась на Линдли, словно дубина, на миг оглушив его. Он замер, не шевелясь, задержав в легких воздух и слушая собственный обезумевший пульс. Господи, спаси и помилуй… так она действительно девственница! Выходит, Софи говорила правду, когда сказала, что Эудора держала ее в качестве швеи! Она была невинна, а он обращался с ней, как… как…
Как со шлюхой.
Неудивительно, что она плакала. Уже по тому, как она поначалу шарахалась от него, можно было сообразить, что лучше оставить ее в покое, а он, дурак, не понял. Проклиная себя, Линдли осторожно обнял ее. Странно… но она его не оттолкнула. Он бережно прижал ее к себе и коснулся губами ее шелковистых волос.
— Мне говорили, боль скоро проходит, — прошептал он.
— Мне не больно, милорд.
— Я тебе не верю.
— Ну… может быть, немного неудобно, — сдалась она, — но совсем чуть‑чуть.
— Значит, ты девственница?
В комнате снова наступило молчание.
— А вы и сейчас сомневаетесь?
Линдли предпочел не отвечать.
— Я должен был поверить тебе. Должен был постараться, чтобы все было лучше…
А она плакала — Линдли слышал, как она жалобно хлюпает носом. Он мог бы поклясться, что девушка расстроена, но не смог бы сказать почему, даже если бы ему к горлу приставили нож.
— Ну же, Софи, скажи, что с тобой? Кстати, ты забыла, что мы кое о чем договорились, милая? — перебил он, решив, что немного веселости ей сейчас не помешает. И как бы мимоходом поцеловал ее плечо. — Думаю, теперь‑то ты уже смело можешь называть меня по имени.
— Так ведь я его не знаю, милорд, — простодушно ответила она.
Ох! Бедняжка просто не знает, как его зовут. Ну еще бы… откуда ей знать? Разве что она спросила Эудору, но это вряд ли. И Линдли вдруг почему‑то страшно расстроился, что она этого не сделала. Проклятие, почему он был так непоколебимо уверен, что ей известно его имя?
А он еще все время приставал к ней, чертыхнулся про себя Линдли. Нет, он точно животное! Ему вдруг стало до слез жалко Софи — бедняжка отдала ему самое дорогое, что у нее было… и даже постеснялась спросить, как его зовут! Ну ничего, сейчас он это исправит.
Он осторожно повернул ее лицом к себе — теперь они были так близко, что губы их почти соприкасались. Сейчас он не только услышит, но и почувствует, как она произнесет его имя.
— Ричард, — выдохнул он. — Ричард Дармонд.
Потом нежно поцеловал ее — бережно, как святую. И стал нетерпеливо ждать.
— Приятно познакомиться, Ричард Дармонд, — застенчиво прошептала Софи.
Боже, его имя, произнесенное этим нежным, робким голосом, прозвучало так чудесно, что у Линдли перехватило дыхание. Если бы он, движимый раскаянием, не поклялся страшной клятвой поберечь ее, то предпочел бы услышать, как она выкрикнет его в миг наивысшего наслаждения. Вот это действительно было бы впечатляюще!
Но с этим придется подождать. Нужно дать ей время отдохнуть. Он будет терпелив.
Терпелив, как человек, который идет ко дну, с горечью подумал Линдли. Правда и реальность, обрушившись на него с двух сторон, казалось, вот‑вот задушат его. Он лежал, баюкая Софи в объятиях, и с ужасом понимал, до какой степени все безнадежно запуталось.
