Он посмотрел так, словно она сказала, что предпочитает три глаза вместо двух.
— Но вы же всегда над ними насмехались. Говорили, что если бы бедняжка Мэри родила ребенка от своего барашка, то он выглядел бы в точности как я.
Хелена рассмеялась и тут же сморщилась от острой боли.
— Это правда? Вы не придумали?
— А еще иногда дразнили меня одуванчиком.
Наученная горьким опытом, Хелена удержалась от смеха.
— И после бесконечных оскорблений вы все-таки на мне женились?
— Я и сам был отчаянно вредным, так что мы друг друга стоили.
Хелена не знала, что ответить, но сейчас, когда он снова оказался рядом, почему-то почувствовала себя… счастливой.
Некоторое время оба молчали. Как только напряженная тишина стала тягостной, Дэвид посмотрел на дверь и спросил:
— На самом деле Фиц и Милли не спали, так ведь?
Эта тема показалась намного безопаснее, и Хелена с радостью за нее ухватилась.
— Целовались так, будто завтра уже никогда не наступит.
Гастингс улыбнулся.
— А вы подглядывали так, будто завтра никогда не наступит?
Ах, до чего же хотелось гордо вскинуть голову! Увы, лежа это сделать невозможно.
— Ничего подобного. Как только поняла, чем они занимаются, сразу честно зажмурилась. Но прежде чем бросаться друг на друга, влюбленным не помешало бы удостовериться, что я действительно крепко сплю.
— Хорошо хоть догадались выпроводить сиделку. — Дэвид посмотрел на столбик кровати и на собственные пальцы, которые беспокойно исследовали резную поверхность. — Когда на уме одни поцелуи, трудно проявлять осмотрительность.
Этот человек обладал невероятной притягательностью. Вопреки слабости и боли Хелену неумолимо влекло к тому, кто еще сегодня утром был совсем чужим.
— А мы тоже так целовались?
Она вовсе не собиралась задавать этот опасный вопрос; слова возникли сами собой, вылетели вопреки воле и повисли в воздухе.
Пальцы на столбике кровати замерли.
— Иногда.
Хелена озадаченно прикусила губу.
— Только иногда?
Он взглянул искоса, с ироничной улыбкой.
— А как часто, по-вашему, следовало это делать?
Выбора не было, пришлось сказать правду:
— Разумеется, всякий раз, как мне хотелось.
Ночная тишина выдала его неровное, судорожное дыхание. Хелене внезапно стало жарко.
— В таком случае мы и делали это всякий раз, когда вам было угодно. — Рука снова легла на край кровати. — И должен добавить, что вы неизменно оставались довольны.
Огонь внутри разгорался все ярче.
— Считаете, что я должна вам поверить?
Дэвид посмотрел синими, как ясное летнее небо, глазами.
— Если не верите, можно доказать на практике.
Стук в дверь заставил вздрогнуть.
— Должно быть, пришла сиделка.
— Проклятие, — с грустной улыбкой произнес Гастингс. — Так много доблести и так мало возможностей ее проявить.
— Может быть, проявите, когда волосы снова начнут виться?
— Нет, пожалуй, сначала добьюсь вашего поцелуя, чтобы получить надежное доказательство искренности, — возразил Дэвид, направляясь к двери, — а уже потом откажусь от бриолина.
Сиделка заняла свое место, однако виконт не ушел, а устроился в том самом кресле, в котором утром читал сонеты Элизабет Баррет Браунинг.
— Милорд, госпожа нуждается в отдыхе, — напомнила та.
— Да-да, конечно. Я ни в коем случае не буду утомлять леди Гастингс. Просто тихонько посижу.
Хелена удивилась и в то же время обрадовалась.
— Неужели не хотите провести ночь в собственной постели?
Виконт решительно покачал головой.
— Я и так почти целый день вас не видел.
Сердце радостно подпрыгнуло.
— Но ведь здесь вам будет неудобно.
Он бережно поднес ее руку к губам и поцеловал в ладонь.
— Что означает физическое неудобство по сравнению со счастливой возможностью оставаться рядом? Спите, дорогая. Впереди еще долгий путь к полному выздоровлению.
Хелена вскоре погрузилась в сон, а Гастингс сидел в тишине и полумраке, наслаждаясь каждым моментом близости.
Счастливая возможность часами оставаться рядом все еще казалась чудом. Никогда в жизни — даже в своей книге — Дэвид не смел мечтать о том, что увидит, как любимая засыпает. А разговоры, которые так много для него значили! Целый волшебный мир…
Он не заметил, как задремал, однако в четыре часа внезапно проснулся со страхом в сердце и сразу посмотрел на Хелену. В приглушенном свете ночника было видно, что она лежит на спине; грудь мерно поднималась и опускалась, как бывает в спокойном, глубоком сне. Дэвид с облегчением вздохнул и в этот миг заметил, что глаза ее открыты и полны слез.
Он тронул любимую за руку и, чтобы не будить сиделку, спросил едва слышным шепотом:
— Что случилось?
— Ничего. — Хелена вытерла слезы и слегка поморщилась от боли: пальцы задели саднящий синяк. — Просто загрустила.
— Можно спросить, о чем или о ком?
Она тяжело вздохнула.
— О кузенах Карстерсах. Вы их знали?
— Да. И даже присутствовал на многочисленных похоронах.
По виску скатилась слеза.
— Не могу поверить, что все они умерли. Особенно Билли.
Глаза Дэвида расширились от удивления, однако Хелена смотрела в потолок и не заметила реакции.
— Папа любил его больше всех остальных родственников. И я тоже. Как он умел обращаться с животными! Они его обожали. Ужасная смерть, просто сердце разрывается. Глупо, конечно. Наверное, когда его хоронили, я наплакала целое озеро.
— Не проронили ни слезинки, — уточнил Гастингс.
Губы задрожали.
— Должно быть, просто не хотела показывать свое горе и пряталась. Мы же еще не были женаты.
— Даже на похороны не пошли.
Хелена перестала плакать.
— Что? Не может быть! Наверное, тяжело заболела?
— Нет, прекрасно себя чувствовали. А не пошли, потому что терпеть не могли Билли Карстерса.
Хелена приподнялась на подушке.
