Томаса обещания она отошла от камеры и попрощалась с Коннором и его людьми, но при этом ее лоб пересекала морщинка беспокойства.
Гидеон постучал в дверь и наклонился, чтобы тихо проговорить Уиннифред на ухо:
— Не стоит волноваться насчет Томаса. Он придет в Мердок-Хаус.
На ее лице отразились одновременно сомнения и надежда.
— Вы так думаете?
— Иначе не говорил бы.
Тяжелая дверь щелкнула и распахнулась.
Уиннифред хранила молчание, пока они не очутились по другую сторону и не пошли за мистером Холлоуэем по мрачным тюремным коридорам.
— Но почему же Томас так и не сказал? — наконец зашептала она.
— Потому что он — мальчишка в компании взрослых мужчин.
— О, я об этом не подумала. — Она немного помолчала, потом спросила: — Как считаете, Коннор не встанет у него на пути?
Гидеон покачал головой:
— Он не опасен ни вам, ни Томасу.
Уиннифред показалась не столько удивленной переменой его мнения, сколько заинтригованной.
— О, и что же заставило вас изменить свой взгляд?
— Я думаю, он взял своих людей в долю из милосердия.
— Почему вы так решили?
— Ну, они определенно не тянут на разбойников с большой дороги, — объяснил он. — Грегори — старик, а Майкл Берч вряд ли сможет забраться на лошадь, даже если от этого будет зависеть его жизнь.
— Я надеялась, что вы это заметите. — Она выглядела ужасно самодовольной. — Я же говорила, что они невиновны.
— В этом конкретном преступлении, во всяком случае.
Уиннифред решила не обращать внимания на последнее замечание Гидеона, чтобы сколь можно дольше понаслаждаться своими маленькими победами. Томас придет в Мердок-Хаус, и Гидеон признал — более или менее, — что она была права в отношении Коннора и его людей.
Она улыбалась сама себе, когда они вышли из тюрьмы в угасающем свете заходящего солнца, и улыбка все еще светилась на ее лице, когда Гидеон помогал ей сесть в карету.
Он забрался за ней следом, устроился на сиденье и ни с того ни с сего спросил:
— Это вы принесли Грегори нож?
— Что? — Уиннифред оперлась рукой о стенку, когда карета, раскачиваясь, покатила по ухабистой дороге. — С чего вдруг этот вопрос?
— Любопытство. Озабоченность. Выбирайте что хотите. Это вы принесли ему нож, которым он вырезал ту фигурку?
— Конечно же, нет. Хотя один раз я видела его с ножом и согласилась никому не рассказывать, если он пообещает все время держать его при себе и использовать только для своей резьбы. — Уиннифред пожала плечами. — Я приношу ему дерево, и мы с Лилли продаем фигурки мистеру Маккину в Энскраме. У него небольшой магазинчик на площади.
— И что же Грегори платит вам за хлопоты?
— Да какие там хлопоты.
— Так я и думал, — проворчал Гидеон.
Он внимательно разглядывал ее своими темными непроницаемыми глазами, пока она не заерзала на сиденье.
— Что? — Она неловко рассмеялась. — Что такое?
— А как у вас оказалась Клер?
Она никак не могла взять в толк, при чем тут Клер.
— О чем, Бога ради, вы говорите?
— У вас коза, которая не дает ни молока, ни приплода и которую вы, судя по всему, не собираетесь резать. В сущности, совершенно бесполезное животное. Зачем?
— Клер не бесполезная, — возразила Уиннифред. — Она… ощипывает лужайку. Поддерживает ее в порядке.
Он не стал даже отвечать на эту чепуху. Просто молча смотрел на нее, и она в конце концов не выдержала.
— Ох, ну хорошо. Мы нашли ее на дороге в Энскрам. Полагаю, она принадлежала какому-то фермеру, проезжавшему мимо на рынок, но никто не вернулся, чтоб забрать ее, поэтому…
— Она старая, не так ли, и уже не способна давать приплод?
— Да.
— И все равно вы держите ее.
— Она мне дорога.
Уиннифред немного опасалась, что он станет вышучивать ее за подобную чувствительность, но он лишь кивнул и сказал:
— Вы необыкновенно отзывчивый человек.
От его манеры резко перескакивать с предмета на предмет просто голова шла кругом.
— Не больше, чем любой другой.
Он задумчиво постучал пальцем по ноге.
— Вы правы.
— Да?
Уиннифред нахмурилась, не уверенная, довольна ли она или разочарована тем, что так легко победила в споре.
— Необычна не ваша отзывчивость, — объяснил он, — а ваше сопереживание.
Она вдруг пожалела, что возразила против его теории отзывчивости.
— Я не сопереживаю козе.
— То, что она коза, не имеет значения. Важно то, что потерялась.
— Я никогда не терялась, — отозвалась она, намеренно неверно истолковав его слова. — У меня превосходное чувство направления.
— Теряться можно по-разному, — мягко возразил он. — Даже превосходное чувство направления никуда не приведет, если некуда идти.
Она знала, что он говорит о ее жизни после смерти отца. Лучше бы он не затрагивал этой темы. Ей так же неловко принимать от него сочувствие, как и говорить о своем собственном.
— У меня был Мердок-Хаус.
— Только после того, как мой отец отказался вас принять. — Он удивил ее тем, что мягко усмехнулся и устремил взгляд в окно. — Интересно, что было бы, если б отец сдержал обещание и сам заботился о вас?
— Уверена, результаты были бы весьма плачевными.
— Девочка со склонностью приводить в дом каждого бездомного, раненого и потерявшегося человека или зверя, попавшегося ей на пути? В этом были бы свои занятные моменты.
— Я не привожу в дом всех бездомных, — возразила она, главным образом потому, что хотела покончить с этой темой.
— Но хотели бы.
Она мило улыбнулась:
— Я хотела бросить вас в озеро.
Его взгляд резко оторвался от окна.
— Что, простите?
— В ту ночь, когда мы вытащили вас из конюшни, я предлагала Лилли бросить вас в озеро.
Строго говоря, она просто пожалела, что они упустили возможность отправить лорда Гидеона Хаверстона на дно озера, но все равно.
