улыбка, с которой он смотрел на Алексу, понравилась ей еще меньше, чем его недавний смех.
— Ты делаешь мне больно! — прошептала она, сама не понимая, почему шепчет. А потом уже нормальным голосом она спросила: — Терпение? Что ты имеешь в виду?
— Только то, что обычно имеют в виду, когда употребляют это слово, моя дорогая русалка! Я думаю, я довольно долго предавался наркотическим мечтам, и, несмотря на это, ты еще здесь, хотя я считал, что ты уже давно ушла и, возможно, навсегда. А когда я стал приходить в себя, я услышал свой голос и понял, что рассказываю тебе о своем прошлом. И тогда я стал задавать себе вопросы, хотя в том состоянии эйфории, в котором я находился, делать это было довольно трудно. Кстати, ты когда-нибудь курила гашиш? Он очень распространен в некоторых районах Индии и на Ближнем Востоке, а вот в Китае больше предпочитают опиум… Что с тобой?
— Я уже говорила тебе, что мне больно руку! — сквозь зубы сказала Алекса, стараясь не выйти из себя. — Я не понимаю, почему ты так грубо обращаешься со мной и так безобразно оскорбляешь. Можно подумать, что я нанесла тебе смертельную обиду!
Теперь, когда его голова окончательно очистилась от наркотического тумана, Николас спрашивал себя, почему ему доставляет удовольствие издеваться над ней. Она, конечно же, права. Разве она что-нибудь сделала, чтобы оскорбить его? Нет, разве что… Вышла замуж за очень богатого человека, который слишком стар для того, чтобы доставлять ей удовольствие, и поэтому она играет в проститутку. Не за деньги — это могло бы послужить хоть каким-то оправданием, — а исключительно для удовлетворения своих низменных потребностей. Но даже если это и так, ему-то какое до всего этого дело?
Он отбросил ее руку, как будто она вдруг стала жечь ему пальцы. Она начала растирать руку, низко опустив голову, а он опять подумал, почему же она здесь, почему пришла сюда во второй раз. Неожиданно она резко подняла голову, откинув волосы назад, и твердо посмотрела ему в глаза. И ему внезапно захотелось постичь глубину ее глаз, узнать, какие мысли, какую тайну они скрывают.
Наконец именно Николас прервал их напряженное молчание:
— Так почему ты здесь, я спрашиваю?
Этот вопрос прозвучал так, как будто он спрашивал самого себя, и когда Алекса промолчала, он лишь пожал плечами и налил себе еще вина, а потом, наполнив и ее бокал, почти силой заставил ее взять его.
Она внимательно смотрела на него, когда он одним глотком осушил почти половину бокала, а затем насмешливо спросил:
— А что, с вином что-нибудь не в порядке, раз ты боишься пить его?
Покраснев, Алекса выпила почти столько же, сколько и он, и твердо посмотрела ему в глаза. Она вдруг подумала, что ей лучше уйти сейчас, пока она не потеряла контроля над собой, потому что он, кажется, делает все, чтобы вновь вывести ее из себя.
— Вот так! — холодно сказала она и, не удержавшись, добавила: — Хотя я не знаю, почему ты вообразил, что вино может быть отравлено. Какая дурацкая мысль!
— Должен признаться, что я очень подозрителен, — ответил он, ухмыльнувшись. — Я слишком рано понял, что большинство людей на самом деле не такие, как кажутся. И это знание не раз спасало мне жизнь. Но, несмотря на то, что я горжусь тем, что хорошо разбираюсь в людях и в их поступках, должен признаться, что ты для меня — загадка, я никак не могу тебя понять. Или именно этого ты и добивалась все это время?
— А теперь ты действительно отвратителен, — с ненавистью сказала Алекса и с такой силой поставила бокал на стол, что он вдребезги разбился, а вино пролилось на пол. — Посмотри, что я из-за тебя наделала! — Она хотела было встать, но он резко схватил ее, и она упала на него. Ее лицо оказалось совсем рядом с его.
Ее первым инстинктивным желанием было освободиться от него, но стоило ей только пошевелиться, как она почувствовала, что он еще крепче прижал ее и довольно грубо сказал:
— Ты идиотка! Все вокруг усыпано осколками стекла, а ты босая. Или, может быть, тебе хочется порезаться? — Теперь в его голосе звучала угроза. — Перестань вырываться, черт тебя побери! Или, может, ты меня так возбуждаешь? Даже если это и так, то, боюсь, тебе придется подождать, пока я не услышу от тебя несколько честных ответов на свои вопросы. Тебе все ясно?
Гневный ответ застрял у Алексы в горле, она встретила тяжелый взгляд его зеленых глаз и почувствовала, как он рукой провел по ее щеке.
— Хорошо! — с удовлетворением сказал он, как должное восприняв ее молчание. — Но может быть, ты не очень удобно лежишь? Несмотря на то, что я такой злодей, я не хочу, чтобы во время нашего разговора у тебя затекла шея!
Он перевернулся, увлекая ее за собой. Теперь она беспомощно лежала на спине. А он положил свою ногу на нее, удерживая ее в таком положении.
Погладив ее по лицу, он мягко сказал:
— Странно, что муж дает тебе такую свободу и позволяет отсутствовать ночами! Хотя, может быть, ты накачиваешь его наркотиками, а?
«Нет, я не буду унижать себя и драться с ним», — подумала Алекса, прежде чем холодно ответить:
— Я мечтаю лишь о том, чтобы ты поскорее задал свои вопросы и отпустил меня! Но сразу предупреждаю: я не буду отвечать на них, если они покажутся мне слишком личными, даже если ты…
— Заверяю тебя, что не собираюсь пытать тебя, если ты это имеешь в виду… Ну а что касается того, чтобы отпустить тебя… то я не приглашал тебя сюда! И не помню, чтобы я умолял тебя остаться, когда ты решила уйти. Поэтому я снова задаю вопрос, ответа на который ты постоянно избегаешь. Почему ты решила найти меня сегодня? И как ты узнала, что я здесь? Нет, не отводи трусливо глаз! Отвечай мне, черт тебя побери, а потом можешь идти, если это действительно то, чего ты хочешь!
Он вдруг грубо схватил ее за волосы и крепко сжал пальцы. От боли она чуть было не закричала, но, вспомнив о гордости, лишь закусила губу. В ее глазах отражалась ненависть.
— А что, если я вообще не буду отвечать на твои вопросы? — решительно сказала она, хотя ей показалось, что он сейчас снимет с нее скальп, а его глаза опасно сузились.
