Но Родерик уже ничего не чувствовал.
Глава 25
Она оставила рыдающих, мокрых, съежившихся детей, когда помогала Алану выловить Хью и Родерика из ледяных объятий моря. Родерик казался слабым и безжизненным — его зеленые глаза прятались под лиловыми веками, на землисто-белом лице выделялись посиневшие губы.
Как они подняли его на утес, Микаэла не могла вспомнить. Но когда они положили его на замерзшую, мертвую траву, когда Хью упал рядом с ним, горька плача, хрипя, кашляя и растирая грудь друга, Микаэла могла только молча смотреть на действия Хью.
— Папа! — услышала она слабый крик Лео у себя за спиной и успокаивающий, дрожащий голос Элизабет:
— Нет, милый. Нет, Лео, оставайся здесь, со мной. Вот хороший мальчик.
Родерик был мертв.
— Рик! — Хью сжал огромное тело друга и придвинул к себе. Рука Родерика безжизненно упала на землю, и Хью принялся безжалостно колотить его по спине: — Плюй же, ты, упрямый сукин сын, плюй! Рик!
Алан лишь беспомощно смотрел вниз. Он медленно повернул голову к Микаэле.
— Его нога… — растерянно проговорил он. — Я… я не мог представить этого.
Микаэла лишь кивнула головой, прижала костяшки пальцев к распухшим, пораненным губам и закачалась на коленях. Она подползла к Родерику, положила ладонь на его холодную, жесткую щеку. Казалось, что мускулы его подбородка были напряжены, зубы сжаты. Хью плакал, его хриплые рыдания вырывались с каждым ударом по спине Родерика.
Микаэла взяла Родерика пальцами за подбородок и потянула вниз. Его рот раскрылся.
— Да, — выдохнул Хью. — Да суньте туда палец — расширьте рот!
Она так и сделала, и через несколько секунд огромная порция тепловатой липкой воды вырвалась из Родерика. Его грудь вздымалась, живот склонился в сторону и задрожал, когда его легкие боролись за возможность вздохнуть.
Затем он начал давиться, ловя воздух, и кашлять. Его тело судорожно дергалось и изгибалось.
Наконец он стал дышать. Оба, Микаэла и Хью, склонились над ним, Хью старался поднять его, чтобы он прислонился к нему спиной, одной рукой обнимая его за шею, другой поддерживая за грудь. Глаза Хью были закрыты, и он прислонился щекой к лицу друга, из глаз его лились слезы. Хью, сотрясаясь от рыданий, целовал Родерика в щеку, в мокрые волосы на висках, в ухо.
Микаэла схватила холодные, как у трупа, руки Родерика в свои ладони и пристально вгляделась в его лицо.
— Родерик, любовь моя, ты слышишь меня? Открой глаза, Родерик, посмотри на меня! Ты справился — ты спас нас всех! Меня, Лео и Элизабет — мы теперь в безопасности.
Грудь вздымалась, и из горла вырывался хрип, словно в память о соленой морской воде.
Вода изо рта пролетела мимо Микаэлы, а Лео бросился к отцу и Хью с криком:
— Папа! Папа! Все холосо? Папа! — Маленькие ручки обхватили лицо Родерика, тормоша и пощипывая осунувшиеся щеки. — Папа! Ставай! Это Эо!
Веки Родерика задрожали и приоткрылись, взгляд был тусклый и серый в ночи.
— Папа любит тебя, Лео, — прохрипел Родерик.
У Микаэлы наконец вырвалось долго сдерживаемое рыдание, и она закрыла лицо руками. Родерик с трудом поднял руку и привлек Лео к себе.
— Эо убит папу! — сказал малыш, уткнувшись в промокшую тунику Родерика.
К Микаэле приблизился Алан. Она подняла голову и увидела, как здоровой рукой он обнимает Элизабет. Лицо девочки пряталось у него на боку, плечики вздрагивали.
— Я возвращаюсь в Шербон и пришлю экипаж для его светлости, — торжественно сообщил Алан. — Я возьму с собой детей, если не возражаете.
— Не иду! — закричал Лео и крепче прижался к Родерику. Его истерический плач перешел в кашель.
— Все в порядке, Лео, — прохрипел Родерик. — Отправляйся с лордом Аланом в замок. Я приду вслед за тобой.
— Нет, папа! Эо остася…
Родерик слегка отстранил от себя мальчика и посмотрел ему в глаза:
— Я обещаю, Лео. Ступай переоденься и съешь бисквит, сегодня ты будешь спать вместе со мной и леди Ми-каэлой.
Лео кашлянул и шмыгнул носом.
— С вами двумями?
Родерик слабо кивнул и постарался улыбнуться. Лео глубоко, со свистом вздохнул.
— Холосо, папа. — Он спустился с колена Родерика, встал и обнял Микаэлу. — Эди Микэ-а идет тоже?
— Да, Лео, конечно, я иду.
Мальчик затих, потом прошептал на ухо Микаэле:
— Эо говоит «мама». Холосо?
Микаэла думала, что у нее разорвется сердце.
— Я очень-очень хочу этого, — призналась она, прижимая к себе малыша.
Лео поцеловал ее в щеку.
— Холосо, мама. — Потом он встал и протянул ручки к Алану — жест полного доверия. — ^ Эо готов.
Элизабет отпустила отца, и Алан неловко, но не колеблясь обнял Лео.
— Спасибо, Торнфилд, — поблагодарил Родерик кузена.
Алан взглянул на лежавшего на земле Родерика, и его подбородок дрогнул. Он опустился на одно колено и припал к земле в знак признательности, здоровой рукой крепко держа Лео за спину.
— Это большая честь для меня.
Элизабет протянула руку Микаэле, та взяла ее, и они обменялись улыбками.
— Увидимся в Шербоне, — сказала девочка, и в ее голосе Микаэла услышала взрослые нотки, которых не было прежде.
Микаэла кивнула, сжала ее пальцы, прежде чем отпустить, и наблюдала за мужчиной и детьми, пока те не скрылись из виду.
— Я люблю тебя, Микаэла, — прошептал Родерик. — Очень люблю. Пожалуйста, прости меня за то, что я вел себя как последний дурак!
Микаэла покачала головой, затем коснулась губами губ Родерика, тонкая линия шрама была ей теперь так знакома и очень дорога.
— Я полюбила тебя с того самого момента, как увидела твое прекрасное лицо.
Он снова поцеловал ее, не с жаром возлюбленного, а с чувством, превосходящим страсть. Со страстью, которая не нуждается в словесных заверениях или клятвах в вечной любви. В том поцелуе их сердца говорили друг с другом без слов, вечность подразумевалась и покорно принималась.
Наконец Родерик оторвался от нее и повернулся к Хью. И Микаэла, и Родерик были многим обязаны Хью Гилберту…
— Ну вот, ты опять сделал это, — сказал Родерик. Хью судорожно сглотнул и попытался улыбнуться. Но это ему удалось лишь наполовину.
— Что именно я сделал, Рик?
— Ты спас мне жизнь. Это уже во второй раз, Хью.
